Они пошли. Миновали лагерь горцев они без проблем. Вот впереди уже виднеется сгорбленная фигура Арчибальда. Так, издали и со спины он кажется таким несчастным. И Бернар поймал себя на мысли, что никогда не уделял ему много внимания. «А ведь надо было больше». Он не переставал удивляться, как это Эстор может так самоотверженно заботиться о людях. Сам бы он, Бернар, не выдержал бы и получаса. «Видно такова его сущность лекаря» – пришёл он к заключению.

Когда они подошли к Арчибальду на расстояние вытянутой руки, Эстор дотронулся до его плеча. Предупреждённый заранее, Арчибальд лишь слегка кивнул и продолжал свой путь, как ни в чём не бывало. К вечеру они достигли границы снегов и впереди, за серыми камнями сосновый бор. Когда они углубились в лес, Эстор воскликнул:

– Слава вам боги! Неужели этот снег и лёд кончились.

– Теперь я бы хотел бы проститься с вами.

– Ну, подожди. Мы тебе костыль сделаем. У костра одежду высушишь.

Разложили они костёр на открытой поляне, защищённой со всех четырёх сторон.

– Как хорошо погреться у настоящего костра.

Арчибальд прилёг рядом с костром, Эстор остался с ним, Руперт неподалёку ломал ветки для костра, Элона сбросила плащ и со смехом побежала за деревья.

Лебелия поколебалась мгновенье, но потом, решив, что здесь никто не видит, она кинулась следом за сестрой. Бернар постоял мгновенье и тоже бросился вслед за коронованными особами.

А Арчибальд лежал у костра неподвижно, и казалось, не видел и не слышал того, что происходило вокруг. Его левая рука лежала у самого огня.

– Арчибальд, рукав горит, – крикнул Эстор.

Горец никак не среагировал. И Эстору пришлось броситься к нему и буквально оттащить в сторону от костра. Лишь заметив обгоревший мех, горец понял, что случилось.

Вернулся Бернар.

– Ты где был? – сразу пристал к нему Эстор.

– Я Арчибальду костыль смастерил. И что же я слышу вместо благодарности.

– Да? – Арчибальд приподнялся на локтях.

– Давай, поднимайся, хватит валяться.

Арчибальд с трудом поднялся. Бернар протянул ему крепкий сосновый костыль. Костыль был как раз в пору. Рука легко и прочно лежала на нём, под мышкой не тёрло, а когда он попробовал идти, то костыль послушно повиновался каждому движению. И идти стало намного легче.

Потом Арчибальд снова сел, и Эстор развязал уже мокрую повязку на руке. Осторожно снимая деревянные подпорки, к которым привязывал пальцы горца, он нечаянно уронил одну ему на кисть.

– Ай! Осторожно! Больно же!

До Эстора не сразу дошёл смысл сказанного.

– Что?! Ты чувствуешь боль?!

– Да, – спокойно ответил моряк.

– Не понимаю твоего хладнокровия. Это ведь значит, что ты сможешь жить с обеими руками. Ну‑ка попробуй пошевелить пальцами.

Арчибальд попробовал поднять с земли сухой прут. Пальцы всё ещё не слушались, но прут он уже ощущал.

– Спасибо вам, но я, пожалуй, пойду. Мне было очень приятно с вами. Но меня очень тянет домой. Я больше не могу терпеть.

– Мы понимаем. Жаль, что больше нет у нас повода удерживать тебя. Да будет легка твоя дорога.

Затем Арчибальд обошёл всех, пожимая всем руки. Женщины даже всплакнули, на этот раз по‑настоящему.

– Ну, прощай друг! – обнял он за плечи Эстора, – ты всегда понимал меня. Ты и Геллиот.

Бернара кольнула игла зависти: что Арчибальд так тепло прощается с Эстором, а не с ним. А ведь у Эстора всегда был удивительный талант завораживать людей.

– Ну, прощайте! Может быть, ещё увидимся.

– Навряд ли. Хотя всё возможно.

И он повернулся и пошёл по направлению к снежным вершинам. Долго ещё виднелся его сгорбленный осунувшийся силуэт, долго ещё слышался в морозном прозрачном воздухе его жуткий кровавый кашель. Он шёл, тяжело опираясь на костыль, часто останавливаясь, сгорбленный и такой несчастный, что хотелось с криком броситься к нему и утешить. Но вот он повернул на запад и пошёл по горному гребню прямо в пылающее закатное море. Они стояли и смотрели, как он уходит от них всё дальше и дальше в пламенеющий закат.

– Он дойдёт, обязательно дойдёт! Я верю в это! – тихо пробормотал Эстор.

Но вот его фигура растаяла в призрачной дали, и ночная тьма окутала своим покровом белые горы и шестерых усталых путников