Он еще не кончил говорить, а Сарычев уже представил изначалье Мира. Благодаря первичным силам Вселенной - Нагреванию и Охлаждению - был создан основной строительный материал - Энергия, которая дала понятие материи и духа, их разводя и вместе с тем объединяя.

Майор внезапно осознал, что всякое явление в природе при разложении на противодействующие силы рождает неизбежно третью, барьерную, которая всегда усиливает и скрепляет полюса. Он понял, что для жизни более важны не крайности - "добро" и "зло", а то, что их уравновешивает, - справедливость. Так и настоящий воин триедин во всем, он и буйный Ярило, и рассудительный Перун, и мужественный, не знающий сомнений несгибаемый Троян. Только так и никак иначе возможно победить врага. Тихо трепетала листва на столетних дубах, по небу плыл в вечном коловращении лучезарный Даждь-бог. Седобородый из-под руки глянул на небо.

- Запомни, настоящий воин плывет посередине, не приставая к берегам. А по течению он движется или против, зависит только от него. Только от него зависит, возьмет ли огненный Семаргл его в чащобы Ирия *...

* Речь идет о Семаргле - волке-небожителе, происходящем из рода огненных богов. Во время сечи он летает над полем боя и забирает души храбрейших воинов в божественный лес Ирий, где стоят чертоги бога-громовика Перуна. В скандинавском эпосе эту функцию выполняют валькирии.

Сказал и, легко поднявшись, пошел в глубь дубравы, постепенно исчезая из виду.

Опять закаркал ворон, и Сарычев с удивлением обнаружил, что лежит под одеялом. Рядом неслышно дышала Маша, и майор ощутил ее запах - свежескошенного сена, полевых цветов, теплой земли. Он попробовал встать и чуть не закричал. Казалось, голова наполнена множеством стальных шаров, которые бьются и перекатываются при малейшем движения. Все-таки он поднялся, медленно, стараясь не разбудить Машу, оделся, вышел в коридор и, накинув пальто, захлопнул за собой дверь. Так плохо ему еще никогда не было. Уцепившись за перила двумя руками, чтобы лестница не качалась, Сарычев добрых полчаса спускался с третьего этажа. Ночная стужа заставила его трястись от холода, однако в машине ему внезапно сделалось необыкновенно жарко, он взмок как мышь и, осознав, что ехать не может, вытащил ключ зажигания. Мгновение - и его вновь поглотила тьма.

На подворье беззлобно забрехал куцый кобель Шарок, и Сарычев услышал, как Петька Батин закричал истошно:

- Утаман, а утаман!

Майор сунул за правое голенище крепкого свиного сапога многократно точеный нож-кишкоправ, надел шапку и, бухнув дверью, громко отозвался:

- Будя орать-то, будя.

Увидав, что вся артель уже в сборе, он потишел и подмигнул веселым карим глазом:

- А что, обчество, наломаем бока заричанским?

- Намнем, коли пуп выдюжит, - рассудительно заметил Митяй Худоба - первый кузнец в округе, прозванный за свой зубодробительный "прямой с подтока" дядей Чеканом.

Ох, простой был мужик, что в голове, то и на языке. А ведь правду сказал заричанские-то артельщики не пальцем деланные и щи не лаптем хлебают. Уж как поединщики-то на всю округу славятся своей силой да изворотливостью, не напрасно, видать, проживает у них в деревне кривой бобыль Афоня. Отец его, Василь Кириллыч, бывало, встанет на пути летящей навстречу тройки и со всего плеча ударом кулачища в торец оглобли так и завалит ее набок. Сынок, знамо, пожижей будет, но кирпичи из печей вышибать, а ежели приспичит, и дух из поединщиков, весьма горазд. Конечно, бобыля в ватагу не возьмешь - несовместно, а вот набраться у него, как путево винтить "подкрут в подвяз" или "мзень" заделать, тут уж сам Бог велел. Так что "ломаться" с заричанскими - это не Маньку за огузок лапать.

Между тем ватага уже миновала кривую, по самое оконце вросшую в землю избушку бабки Власьевны, и вышла за околицу. Солнце касалось верхушек елок, быстро тонуло в медно-красных облаках - завтрашний день обещался быть ветреным. Когда переходили через речку Ольховку, было видно, как играют в воде пескари, и Сарычеву подумалось: "Поклев нынче будет знатный". Наконец опушка леса осталась позади, и ватага вышла на Дубовку - огромную поляну, известную артельщикам всех окрестных деревень. Лучшего места для "бузы" и не сыскать.

Возле огромного валуна под высоким столетним дубом горел костер, отбрасывая красные тени на сидевших вкруг него артельщиков.

- Эй, заричанские, зады не остудите, драпать будет невмоготу! - громко крикнул Сарычев.

- Не бось, - отвечали ему с обидным смехом, - о своем гузне печалься, скоро портков лишишься вовсе.

Слово за слово дошли до обидного, и со стороны заричанских гармошка заиграла наигрыш - "на драку".

Сарычев взъерошил волосы, гикнул, притопнул и пошел в пляс. Незатейливый мотив полностью подхватил его, движения сделались легки и раскованны, а расслабленное тело стало готово откликаться на любые действия противника. То же, видать, происходило и с атаманом заричанских - вот он пошел, повел плечами, и внезапно ноги удивительно легко понесли его на майора. Пританцовывая, они все более отрешались, все неожиданней и резче сходились, и, видя, что "ломание" перешло в драку, гармонист замолк, здесь его власть закончилась.

Атаман заричанских был крепким, рослым мужиком, звали его Артемом Силиным. Сарычева недолюбливал он издавна - парнями еще повздорили как-то из-за девки. Дело тогда кончилось тем, что майор наградил соперника целым градом оплеух, наворотов, затрещин и накидух, да так, что оттащили того без памяти. С той поры и пробежала промеж них черная кошка, так что чего удивляться, что заричанский атаман попер на Сарычева люто, с яростью.

- Держишь ли? - хрипло спросил он майора и, сильно толкнув плечом в грудь, сразу из Уключного Устава нанес размашистый "оплет" подошвой сапога, пытаясь изурочить руку. Затем, не останавливаясь, пошел с затрещины в "отложной удар" молотом кулака- "кием". Атака была стремительной, подобно молнии, однако Сарычев, не забывая ни на секунду про "свилю" и извиваясь подобно ручью, остался невредим. Уже через мгновение тяжелым "брыком" в грудь, усиленным "распалиной" в лоб, он уложил соперника на землю. По уговору бились до падения или до первой крови.