Глава 20
Я опускаюсь на колени рядом с Камми у окна и беру ее руки в свои.
— Кам, послушай меня. Ты знаешь, что я люблю тебя и сделаю для тебя все, что угодно. Лекси... ее больше нет с нами, так что мне нужно, чтобы ты доверяла мне. Мы уезжаем отсюда, прямо сейчас. Возьмем грузовик Дока и уедем. У меня есть деньги и еда. Помнишь все вкусности, которые я купила? Мы возьмем их и поедем на машине, поедим и будем свободны.
Ее взгляд пустой.
— То, что произошло в этом доме, никогда, никогда больше с тобой не повториться. Хорошо?
Она кивает и поднимает свой папоротник. Я говорю ей, что она, безусловно, может взять его с собой, и когда мы устроимся, у нее может быть столько папоротников, сколько она захочет.
— Держи его крепче и держись за меня.
Наклоняюсь и позволяю ей запрыгнуть мне на руку, оседлав меня сбоку. Малышка обвивает руками мою шею. Она весит не столько, сколько должна. Никто из нас.
Я стою на пороге двери и смотрю на Лекси, ссутулившуюся, как марионетку, у которой наконец-то перерезали веревочки. Мы должны были уехать прямо сейчас. С этим сожалением я буду жить вечно. Спускаюсь по лестнице с чемоданом и с Камми в одной руке, стараясь на последней ступеньке не задеть Лекси. Я кладу другую руку на затылок Камми и прячу ее лицо в своих волосах. Не хочу, чтобы она смотрела.
Бегу к грузовику и открываю дверь для Камми. Все, начиная с этого момента, для нее в новинку. Хотя она читала книги, видела картинки и даже слышала истории от нас с Лекси, я точно не знаю, что будет выглядеть для нее знакомо, а что — чуждо.
— Садись на сиденье, Кам.
Она кладет свой папоротник на половицу и забирается в грузовик. Пытаюсь пристегнуть ее и говорю, что это для ее безопасности, но она не хочет. Либо идея быть связанной, либо сам ремень что-то провоцирует. Она хватает свой папоротник и сажает его себе на колени, почти инстинктивно ощупывая листья, в то время как взгляд сосредоточен на приборной панели и всех ее ручках, переключателях и рычагах.
Я бегу к водительской стороне и прислушиваюсь к сиренам, ищу другие машины. Но на улице тихо. Мне кажется таким неправильным уходить в ту секунду, когда Лекси мертва, оставлять ее позади, и мне нужно постоянно напоминать себе, что у нее не было другого выхода. Я не могу даже взглянуть на нее снова, иначе я остановлюсь и никогда не сдвинусь с места, нарушив все обещания.
Я забираюсь в грузовик и вставляю ключ в замок зажигания. Двигатель легко заводится. Включаю задний ход и ожидаю, что мне преградит дорогу банда мужчин, которые только что потеряли свое меню на Приморской улице. Когда мы выезжаем, я вижу, как Камми смотрит на свою мать. Ее подбородок дрожит, и она прикасается к стеклу.
Это прощание.
Шаг за шагом я пытаюсь составить план. Первая часть состоит в том, что мы отвезем грузовик Дока до железнодорожной станции и там бросим его. К тому времени, как я буду стоять перед билетной кассой, надеюсь продумать следующий шаг. Но сейчас мы просто едем.
Трудно наслаждаться облегчением от того, что мы покинули этот проклятый дом, когда тело твоей лучшей подруги находится в зеркале заднего вида. И когда появляются небольшие вспышки радости, их прогоняет чувство вины. Чувство вины и утраты. Сейчас мне нужно подумать о Камми. Я унаследовала эту драгоценную жизнь, которую понятия не имею, как защитить.
Мы не отъехали и километра от дома, когда я замечаю впереди какое-то движение. Это Стив, передняя часть его машины прижимается к телефонному столбу. Машина окружена парамедиками, полицией и прохожими, и, пока мы стоим на светофоре, я вижу его, склонившегося над рулем, пропитанного кровью.
Я поворачиваю налево, чтобы избежать этой сцены, и навязчиво смотрю в зеркало заднего вида, пока мы не выезжаем из этого района. Понятия не имею, куда направляюсь, но в конце концов нахожу автостраду и направляюсь на юг. Несмотря на ее мокрые и опухшие глаза, Камми выглядит очарованной всем, что ее окружает. Другие машины, холмистая местность. Но больше всего — люди. Когда она видит, как они идут или едут в машинах, трудно сказать, боится она или любопытствует.
— Мир полон хороших людей, Кам. Вот увидишь.
Она смотрит на меня, слегка улыбаясь. В ней сидит эта стена, нездоровое оцепенение. Когда Лекси убили, не было ни криков, ни паники. Простые слезы и тихая скорбь. И слышала ли она Стива? Понимает ли, кто такая? Откуда она взялась?
Пока мы едем, я говорю ей, какая она особенная, как сильно я ее люблю, о ее блестящем будущем впереди. Я даю ей все, что могу, чтобы побороть внутреннюю боль, и молюсь, чтобы она понимала меня.