17

В течение следующей недели каждую свободную моменту я сижу за телефоном и компьютером, изучая Instagram Эвы Адамс – ее фотографии и все проекты, над которыми она работала на протяжении многих лет. Ее отделка из натурального дерева, восстановленные терракотовые плантаторы и импортный текстиль. Я копаюсь на нашем пыльном, опасном чердаке, пытаясь найти оригинальные поэтажные планы маминой студии, а потом просто измеряю ее сама и создаю подробные визуализации интерьера и экстерьера 'до и после'. Я, конечно, не подрядчик, и у меня нет средств, чтобы нанять его, поэтому мне придется придерживаться основ. Я сохраню шкафы, общую планировку, но я отшлифую и покрашу. Я также хотела бы придумать, как сделать раковину, используя дождевую воду или воду из шланга, ничего слишком сумасшедшего, просто чтобы она могла смывать свои кисти, не ходя в дом и обратно.

Я иду в магазин Jacobson's Hardware, чтобы взять несколько дополнительных образцов краски, которые Билл припас для меня, с облегчением понимая, насколько мала площадь здания. Для интерьера я выбрала хрустящий, теплый белый цвет, чтобы открыть пространство, а для экстерьера – темный цвет шифера, который, кажется, сейчас в моде на западном побережье, способ превратить что–то историческое в нечто более современное и стильное.

– Это просто так... темно, – замечает моя мама, когда я показываю ей чертежи за обеденным столом.

– В этом вся суть, – говорю я. – Я делаю его современным! Шикарным. Сейчас здесь какой–то беспорядок.

Моя мама ерзает. – А что, если мне нравится, что она в беспорядке?

Я нетерпеливо качаю головой. – Мам, этим занимаются люди вроде Эвы Адамс. Устранение некоторого сумасшествия и упорядочивание вещей. Я обещаю, тебе это понравится.

Мама вздохнула. – Я только за, но, может, ты попробуешь что–нибудь другое, кроме грифеля? Например, пыльный шалфей?

Я прикусила губу. В конце концов, это ее дом. – Хорошо. Обещаю, я не буду заходить слишком далеко.

В четверг Реджи рано ушел домой с больным желудком, поэтому мы с Андре взяли двух дополнительных наездников для поездки домой, за что я ему очень благодарна. Одного из них я никогда раньше не видела, а другая – девушка, которую я лишь смутно узнаю. Думаю, возможно, мы вместе занимались математикой на втором курсе. Шара. Она подходит к машине, неся тяжелый чехол для гитары. Андре выпрыгивает и, как джентльмен, помогает ей положить его в огромный багажник Prius, который открывается, как дверь инопланетного космического корабля.

– Спасибо, – мило говорит Шара, забираясь на заднее сиденье. Ее подруга забирается вместе с ней.

– Эшли и Шара, верно? – говорит Андре. Он смотрит на Шару. – Мы вместе занимались английским в прошлом году.

Он действительно знает всех? – интересуюсь я.

– Точно. – Шара улыбается. – Мистер МакДугал.

– У этого чувака есть стиль, – говорит Андре, и я понятия не имею, о чем он говорит, но Шара испускает высокопарное, застенчивое хихиканье.

– У него точно есть!

Андре поворачивает голову назад, нахмурив брови. – Кстати, я не знал, что ты играешь на гитаре.

Шара пожимает плечами. – Не играю. Не совсем.

– Правда? – Он обменивается заговорщическим взглядом с ее подругой. – Тогда почему ты носишь его с собой.

Эшли многозначительно смотрит на Шару, которая вздыхает. – То есть, я вроде как ношу. Но в основном только для себя. Я беру один урок в неделю после школы. – Она делает паузу, как будто не уверена, что хочет продолжать, затем продолжает. – Недавно я начала писать песни.

– Они такие хорошие, – говорит Эшли. – Я говорю это не для того, чтобы быть милой, или что–то в этом роде. На самом деле я постоянно прошу ее играть для меня.

– Правда? – говорю я. – Это потрясающе. Я бы с удовольствием послушала их как–нибудь.

Андре делает на меня лицо, как будто он шокирован.

– Что? – тихо спрашиваю я.

– Тебе нужно исполнять песни, Шара, – объявляет Андре.

– Это то, что я всегда ей говорю! – говорит Эшли.

Шара выглядит в ужасе. – Вы с ума сошли?! Ни за что.

– Людям бы это понравилось.

Шара молчит, но когда я снова смотрю в зеркало, я вижу, что на ее губах играет небольшая улыбка. – Я не знаю... – говорит она.

– Хорошо, вот что ты должна сделать, – говорит ей Андре, как будто все в полном порядке. – Ты подумаешь об этом. Ты решишь, что это отличная идея. Затем, когда будешь готова, зайдешь в 'Дымную сову' в городе. Управляющего там зовут Гас. Скажи ему, что тебя прислал Андре. Он подберет тебе комплект.

– Вау, хорошо... спасибо! – возбужденно шепчет Шара.

– Не благодари меня пока, – говорит Андре. – Поблагодаришь меня, когда все в городе будут сходить с ума от твоей музыки.

После того как мы отвезли Шару на урок игры на гитаре, Андре поймал меня на том, что я смотрю на него на красный свет.

– Что теперь? – спрашивает он.

– Что заставило тебя сделать это?

– Что сделать?

– Предложить ей выступить? Ты плохо ее знаешь. Ты никогда не слышал ее музыку.

Андре пожимает плечами. – Я могу сказать, что ей просто нужно немного поддержки. – Он делает паузу. – А вот ты, с другой стороны...

Я замялась. – Я? Что я сделала?

– Я бы с удовольствием послушала как–нибудь твои песни, – дразнит Андре насмешливым, высокопарным голосом.

– Я вела себя хорошо!

– Я знаю, – говорит Андре. – Это было странно.

Я стучу его по плечу. Он улыбается мне, и мое сердце слегка замирает. Честерское шипение. Я ухмыляюсь про себя. А потом чувствую себя глупо.

– Позволь мне задать один вопрос, и, пожалуйста, не сердись на меня, – начинает Тесса в пятницу после школы, ее глаза блуждают по внутренней части маминой студии, которая не имеет ни малейшего сходства с прежней, да и вообще с каким–либо функциональным зданием. На полу лежат стружки, инструменты разбросаны повсюду, а половина стен покрыта мазками краски. – Возможно ли, что ты откусила немного больше, чем могла прожевать? – Тесса, Сидни, Такер и Маркус зашли лично, поскольку в последнее время я не очень хорошо отвечаю на сообщения.

Я застонала, приседая, чтобы снова начать шлифовать. Оказывается, шлифовка занимает гораздо больше времени, чем я думала. У меня болит каждый мускул, но у меня нет времени плакать из–за этого. Я должна закончить, чтобы можно было приступить к рисованию.

– А ты не могла просто набросать это? – вклинивается Сидни. Она сидит на ведре прямо за дверью студии, отказываясь заходить, потому что у нее аллергия... на что, она не уточнила.

– Эва Адамс – исполнительница, – говорю я им, глядя с пола. – Она очень практичная. Я должна показать ей, что могу прийти и сделать работу. Что я могу посмотреть на что–то и преобразовать это самостоятельно.

– Ты знаешь, что тебе нужно? – спрашивает Такер, проводя рукой по подоконнику и посылая на пол струйки опилок. – Пицца. Пицца сделает все это лучше.

– Он прав, – говорит Тесса. – Никогда не хорошо делать такую работу на пустой желудок. Это подпитает тебя.

– Как много еще ты можешь рассчитывать сделать сегодня вечером? говорит Маркус. – Просто начни завтра. Я даже вернусь и помогу тебе.

– Поможешь? – Я прекращаю шлифовать и смотрю на него.

– Поможешь? – говорит Тесса.

Маркус пожимает плечами. – То есть, может быть. Возможно. Посмотрим.

Тесса качает головой.

– Просто идите, ребята, – говорю я им. – Ничего страшного. – Конечно, руки у меня сырые, а глаза красные от опилок, но я все сделаю. Я всегда нахожу выход.

Я работаю еще немного, затем в изнеможении откидываюсь к стене. Мой телефон жужжит. Я ожидаю, что это Сидни пытается заманить меня в амбар, или в кино, или еще куда–нибудь, что они делают сегодня вечером. Но это не так. Это Андре.

«Давай встретимся. Я должен тебе кое–что показать.»

«Еще одно место для купания?»

«Нет. Это намного, намного лучше.»

– Мой опыт общения с инопланетянами начался в начале двадцатых годов, – объясняет Матильда Страус, пока мы стоим на вершине старой водонапорной башни на заднем дворе ее участка, расположенного с одной стороны небольшой горы на окраине города. Она больше не работает, и Матильда написала два слова черным шрифтом на самом верху. Добро Пожаловать НЛО.

– Как я не знала об этом месте? – шепчу я Андре.

– Просто послушай, хотя бы раз, – бормочет он мне из уголка рта. Затем он игриво подталкивает меня бедром.

– Как я и говорила. – Матильда бросает на нас взгляд. – Однажды поздно вечером я ехала домой из бакалейной лавки и увидела в небе круглый дискообразный свет. Сначала я подумала, что это уличный фонарь. Но чем дольше я ехала, тем больше понимала, что он находится на расстоянии многих миль. Он мигал среди звезд, а затем набрал скорость. Потом он остановился. – Она смотрит на меня, ее глаза расширены. Я сглатываю. – Это явная улика. Мертвая остановка. Ни один искусственный самолет не способен на такое движение.

Я не могу знать, правда ли это, но Матильда, с ее длинной косой, простым льняным платьем и огромными розовыми очками, убедительна.

– Сумасшедше, – это все, что я могу сказать.

– Действительно, сумасшедше, – отвечает Матильда. – И я поняла, что другие люди тоже должны это увидеть. Я поехала с мужем в Колорадо, в Национальный парк Джошуа–Три, где больше верующих, и, конечно, в Аризону. Здесь люди приезжают просто ради интереса. Они ни во что из этого не верят. Но вы удивитесь, многие в итоге видят дорогу. На такой высоте, с беспрепятственным обзором, небо просто открывается перед вами. Ты видишь то, что никогда не мог себе представить.

– И сколько же здесь было замечено, Матильда? – спросил Андре, скрестив руки, сосредоточенно нахмурив брови. Он всегда был собеседником, даже здесь, на высоте ста футов над землей.

– Зависит от обстоятельств. – Матильда в задумчивости поджимает губы. – Сто восемьдесят?

Я моргаю.

– Более ста случаев наблюдения пришельцев? – спрашиваю я.

Матильда продолжает. – Я лично видела около тридцати, а мой муж, Карл, видел троих. – Она прислоняется к скрипучей стенке водонапорной башни, и у меня возникает искушение протянуть руку и схватить ее, пока она не упала прямо на стенку. – Конечно, это только те, которые были задокументированы посетителями. Кто знает, сколько их еще не было? Кстати, мы призываем вас сообщать о них. – Она смотрит между нами двумя.