2

– ДАААА! – восклицает Такер, подняв руки над головой, когда мы входим в дверь его вечеринки, которая уже заполнена людьми до отказа. Мама и папа Такера владеют антикварным бизнесом, который возит их по всей стране, распространяя древние молочные бидоны и столетние двери, что означает, что Такер устраивает много вечеринок. Например, каждые выходные. Он никогда не признается в этом, но я думаю, что он боится оставаться здесь один, в лесу.

Сейчас он дважды поприветствовал меня, а затем поправил свою шапочку. – Слава богу, ты здесь. Я думал, ты ушла рисовать гигантскую фреску или вязать очередной странный свитер или что–то в этом роде.

Я слегка подталкиваю его. – Ты не считал эту шапочку странной, когда я ее тебе связала, – говорю я, указывая на его шапку. – На самом деле, я уверена, что ты носишь ее каждый день.

– Определенно носит, – говорит Сидни, проводя рукой по гигантской деревянной скульптуре птицы.

– Не трогай это, – предупреждает Такер. – Она сделана в 1952 году. Она стоит около семи тысяч долларов.

Сидни выглядит так, будто ее может стошнить. – Это?

Такер пожимает плечами и снова поворачивается ко мне. – Мне нравится моя шапка, – говорит он, обхватывая меня за плечи. – Ты такая креативная, что у меня голова идет кругом. Это то, что ты хочешь услышать?

Я киваю. – Да, вообще–то.

Такер усмехается. – Но что более важно, у нас есть ситуация.

Он указывает на угол вечеринки, где Тесса и Маркус снова ссорятся у бассейна. Тушь у Тессы размазалась, как у какой–нибудь участницы 'Холостяка', а Маркус выглядит просто измученным.

Я тяжело вздыхаю. – Вот это да.

– Ага, – бормочет Такер. – Вы можете с этим справиться? Это очень портит атмосферу.

Я смотрю на Сидни, которая закатывает глаза, типа, какой у нас выбор? В конце концов, она наша лучшая подруга.

– Может, ты ему больше нравишься? – Сидни говорит себе под нос, когда мы уходим.

– Это было целую вечность назад, – пренебрежительно говорю я, пока мы мчимся к Тессе и ее рыданиям. Мы с Такером поцеловались однажды на вечеринке, и это самые долгие отношения, которые у меня когда–либо были. Он милый, у него золотое сердце, но он всегда будет просто парнем, который откусывает огромный кусок от моего гамбургера, прежде чем я наложу себе. Парнем, который поджигает свой пук, чтобы посмеяться.

– Не для него, – говорит Сидни. – Не каждый может иметь холодное, холодное сердце Чарли Оуэнса. – Она поднимает бровь на меня, но наше внимание возвращается к бассейну при звуке раздраженного тона Маркуса.

– Я. Не. Не делал. Ничего, – говорит он сквозь стиснутые зубы.

– Да. Ты. Делал. Маркус! Ты думаешь, я идиотка? Как будто я не видела все ее лайки на твоих фотографиях? Как будто я не видела твои комментарии? Правильно, я видела. – Тесса делает шаг вперед и толкает его.

Маркус закрывает глаза, продолжительное моргание. Затем он поворачивается в нашу сторону, как раз когда мы доходим до них. – Ты можешь что–нибудь с этим сделать?

– Этим? – говорит Тесса. – О, потому что я теперь проблема? То, с чем нужно разобраться. А ты не задумывался о том, что я не была бы такой стервой, если бы ты просто хорошо ко мне относился?

А кто–нибудь из вас когда–нибудь задумывался о том, что вам следовало расстаться много лет назад? Я молча думаю про себя. Почему люди постоянно переносят срок годности своих отношений?

– Неважно, – говорит Маркус, качая головой. Затем он уходит. Но не успевает он далеко уйти, как Тесса делает длинный шаг вперед и толкает его прямо в бассейн.

Под рев аплодисментов и возмущенные восклицания Маркуса Тесса поворачивается к нам, ее лицо смягчается.

– Привет, – говорит она. – Маркус определенно изменяет мне.

– Привет, – говорим мы, обнимая ее, когда она разрыдалась.

– Не говори этого, – сетует Тесса полчаса спустя, все еще сопя, когда мы отдыхаем, сплетя ноги, на красном бархатном диване в библиотеке родителей Такера. Тесса – дочь двух фермеров. Она любит свежесрезанные цветы, винтажные джинсы и всех маленьких животных на земле. Мы с Тессой дружим практически с самого рождения, с тех пор, как наши мамы познакомились, плавая с беременными животами в местном общественном бассейне.

Если Сидни более тихая и расчетливая, то Тесса носит свои эмоции на рукавах. Она вся огонь. И особенно пылко она относится к своему парню, с которым она вместе с седьмого класса. И кажется, что Тесса и Маркус – единственные, кто не видит, что они отдалились друг от друга.

Прямо рядом с диваном, на котором лежит Тесса, стоит большой таксидермический страус, на которого кто–то надел бейсболку. Под нашими босыми ногами лежит мохнатый ковер. Такер сказал, что ничего страшного не случится, если я ненадолго займусь его Spotify, и эта группа из Нортгемптона, которую я слушаю, льется из всех колонок в доме. В этот момент, в этой крошечной комнате с двумя моими лучшими друзьями, вдали от подставок для кег, футбола по телевизору и громких разговоров моих одноклассников, все кажется идеальным.

– Не говорить что? – Я пожимаю плечами, прикидываясь дурочкой.

– Ты собираешься сказать мне порвать с ним. Опять.

Я качаю головой. – Я не могу говорить тебе, как жить дальше, Тесс. Просто не похоже, что он делает тебя счастливой. Не похоже, что он делал тебя счастливой в течение долгого времени.

Тесса обнимает себя за плечи. – Я даже не знаю, кто я без Маркуса.

– Никто из нас еще не знает, кто мы. – Я закатываю глаза. – Если бы знали, это было бы странно. Но мы должны продолжать искать, верно?

Как только Тесса вздохнула, рядом с полированной деревянной дверной рамой появилось лицо мальчика. Я узнаю Андре Минасяна, старшеклассника и звездного полузащитника команды по лакроссу. Он также серьезно занимается лыжами, как и многие дети в нашем горном городке, поэтому он приходит только на половину вечеринок в год, потому что постоянно ездит на встречи. Но когда он появляется, он веселится. Тяжело. Об Андре Минасяне ходит множество слухов, например, о том, как он напился на вечеринке, забрался в домик на дереве чьего–то младшего брата, поднял лестницу, чтобы никто не смог залезть, и чуть не замерз до смерти. Или когда он устроил в лесу сложную полосу препятствий для четырехколесных машин, получил контузию, никому не сказал и упал в обморок во время игры в лакросс. Я никогда не могла решить, является ли он просто адреналиновым наркоманом, или он просто идиот, но я сомневаюсь, что буду это выяснять. Я уверена, что у нас нет ничего общего.

– Что это за группа? – спрашивает Андре, кривя лицо, чтобы лучше слышать.

– The Moors, – отвечаю я, удивленная, но в то же время довольная, что кому–то здесь нравится моя музыка.

Андре смотрит на меня, кивает, слушая, и я как раз собираюсь сказать ему, что если ему понравится, я могу порекомендовать и другие, когда он говорит таким тоном, будто серьезно задумался и только что пришел к выводу: – ...это вроде как отстой.

Сидни и Тесса пытаются сдержать свои смешки, когда Андре выходит из комнаты, говоря что–то о смене музыки, потому что: – Мы можем сделать лучше, чем это, – и я чувствую, как мои щеки вспыхивают. Я хочу побежать за ним и сказать, что на самом деле он отстой, что он не узнает, что такое хороший вкус, если тот укусит его за его упругую задницу лыжника, но у меня такое чувство, что ему будет все равно. Андре – один из тех людей, чье хорошее настроение кажется непробиваемым. И это может быть тем, что раздражает меня больше всего.

Сидни возвращает нас к теме разговора. – Ты точно знаешь, кем ты хочешь быть, Чарли. Большим модным архитектором, с гладким мраморным столом и ассистентом, которого ты используешь как подставку для ног.

Я фыркнула. – Ладно, А, это совсем не тот архитектор, которым я пытаюсь быть. И я, может, и знаю, что хочу быть архитектором, но я определенно не знаю, как я этого добьюсь.

– Корнелл, да, – скучающе говорит Сидни, засовывая в рот картофельный чипс. – Лучшая пятилетняя магистерская программа в стране. Разве не это ты всегда нам говоришь?

Я поднимаю палец. – С действительно холодным десятипроцентным процентом приема, не забывайте.

Они оба смотрят на меня уверенно.

– Ты поступишь, – говорит Тесса. И, отвечая на вопрос, который никто не задал вслух: – И ты тоже получишь стипендию. – Тесса поедет в UMass, чуть больше часа езды, где она сможет посещать занятия и при этом помогать на ферме. Сидни выбрала Говард, один из лучших университетов HBCU, где познакомились ее родители. С ее успеваемостью у нее есть все шансы поступить. И после того, как она выросла в Честер Фоллс, который, должно быть, является одним из самых белых городов на земле, она очень хочет попасть в Вашингтон.

Я качаю головой. – Пока что я просто пойду на информационную сессию завтра. – Я смотрю на свой телефон, отмечая время, когда он пикает!

– Черт, – говорю я, когда музыка на заднем плане сменяется песней Дрейка. Андре.

– Не бери его. – Сидни умоляюще смотрит на меня.

– Да, пожалуйста? – спрашивает Тесса. – Мы больше не тусуемся.

– Я должна. – Я смотрю на карту. Это более длинная поездка, которая приведет меня от озера на другую сторону Честер Фоллс. – В это время суток проезд стоит не меньше двадцати пяти долларов.

– Может, я просто заплачу тебе двадцать пять баксов прямо сейчас, а ты останешься и потусуешься с нами? – спрашивает Сидни.

– Ты же знаешь, я не могу этого сделать, – говорю я, хотя могла бы. Но я ненавижу брать деньги у Сидни. Такое ощущение, что деньги постоянно выпадают из ее кармана. Недавно я ночевала у нее дома, и пока я писала перед сном, я осмотрела ванную и поняла, что у нее есть около шести различных видов туалетных принадлежностей. Маски для лица, лосьон для тела, тампоны, кондиционер. Ей не нужно выжимать из всего последнюю каплю или, что еще хуже, обнаруживать, что мама использовала ее любимую подводку, чтобы записать номер телефона или сделать импровизированный жестикуляционный набросок будущей картины.