Тик раскрыл  пустые ладони и показал их Дану:

- Смотри, с чем мы возвращаемся в штаб! Я умираю. И все благодаря тебе!

- У меня кризис, Тик, - признался Дан. -Я не могу придумать больше блестящих идей. Что мне делать? Может быть, я устал. Подумать только! За две ночи я спал несколько часов, а тут такое волнение...

- Ты напомнил мне про  этого ночного  негодяя. Чуть не забыл. Я придумал кое-что утром и чуть не забыл. Разве ты не видишь, что солнце садится? Давай пойдем домой!

- Если ты  не хочешь, чтобы мы сначала получили поздравления от Лючии, давай!-  сказал Дан, ускоряя шаг.

- Я не хочу этого! Мне нужно другое! Я хочу просто выспаться сегодня. Если ты согласен.

- Теперь я догадываюсь, чего ты добиваешься, - понял Дан.- Но я случайно в курсе  завтрашнего обеденного меню. Нам подадут телятину. Суп, рассол, шницель...  с гарниром ,все из телятины. Петух не был запланирован.

Чирешары приближались к дому. Тик давал Дану советы:

- Продолжай. Постарайся, чтобы бабушка говорила о чем-нибудь. Скажи ей... скажи ей, какие оценки были у Лючии в прошлом семестре. Не надо врать,что  она получила девятку.

- Я попробую, но я отказываюсь от любых... любых... Ты знаешь, что мне не нравятся ни голубцы, ни плов, ни пирог с петухом. Это здорово! Если можно, конечно...

-Дан, давай...

 Через несколько минут Тик выскользнул во двор. Дети готовились ко сну. Чирешар поймал петушиный взгляд. Тот  был большим, сильным, упругим, как и положено петуху. Никто бы не поймал его, целый день  бегая за ним. В кармане Тика, однако, лежала тонкая веревка, превращенная утром в лассо, а в руках сохранилась память о метательных  приемах. Казалось, убийца со шпорами что-то заподозрил. Он пулей направился к орешнику. Но  не успел даже добраться до первой ветки. Лассо внезапно оборвало его движение. У петуха даже не было времени забить тревогу. Веревка душила его горло. Тик притянул его к себе, зажал между ног и начал операцию, которую мысленно планировал. То есть он достал из кармана рулон изоляционной ленты, отрезал кусок длиной около четырех дюймов и начал мастерски наматывать его в кольцо вокруг клюва. Все это заняло десять секунд. Петух выскочил из его рук, как пушечное ядро. Но остановился где-то , ошеломленный и раздраженный. Он все время вертел своей головой. Но голос перестал его слушаться. Петух превратился в безголосую тварь. Все было напрасно. Голова его кружилась от беспомощности и усталости,когда птица-говорун  залез на ореховое дерево.

Проходя под деревом, Тик шепнул ему:

- Не бойся, хорошая курочка! Я не буду позорить тебя перед цыплятами. Завтра утром я снова верну тебе голос. Но ночью…Я выщиплю твои перья... Спокойной ночи. Спокойной ночи. Это не тебе. Я желаю себе. Но до тех пор, о, сколько всего еще нас ждет! Дай Бог, чтобы ты не зря запер свой клюв...

4

Мария ждала в номере актрисы  уже пятнадцать минут. Когда соседка  объявила, что ее кто-то ищет, та вскочила с кровати, схватив  сверток с юбками, блузками, платьями и чулками, нацепила на свободную руку четыре пары туфель и, запыхавшись, побежала в ванную. Затем, приоткрыв на мгновение дверь, она сказала своей соседке:

- Попроси подождать  меня в комнате две секунды! Ах! Как я могла забыть? Сейчас вернусь.

Мария ждала и не без пользы. Комната мало о чем ей говорила. Это был обычный номер, специально обставленный для сезонных посетителей. В спешке актриса оставила дверцы шкафа открытыми. Но кроме нескольких предметов одежды в отсеках больше ничего не было. Наверху на шкафу покоились два огромных чемодана, наверняка пустые или полупустые. Она обыскала комнату в поисках возможных укрытий, но куда бы ни уносила ее фантазия, она не могла их обнаружить. Туалет, стулья, кресло, маленькая библиотека, в которой стояло несколько ваз без цветов, несколько альбомов, две или три фотографии в рамке и примерно столько же книг, прикроватные тумбочки - все это была новая мебель, с чистыми, современными линиями, без тайников. Единственным предметом в комнате, трудным для поиска и потому более сомнительным, была кровать. Понимая, что прощупать ее внутренности невозможно, Мария искала что-то другое. А именно: идеальный тайник, самый простой и банальный, который ,никому не придет в голову использовать в качестве возможного тайника. «Где же?»-подумала она. Вдруг она увидела в углу бессистемно брошенную картонную коробку. Коробка из-под обуви. Крышка показалась ей выпуклой, неаккуратно подогнанной. Но когда она коснулась коробки носком сандалии, то почувствовала, что та пуста. Мария подошла к окну случайно, из-за необходимости двигаться. Окно выходило во внутренний двор. Стройный тополь робко протянул свои ветви к подоконнику. Одна из веток, ближайшая, сгибалась под необычным весом. То есть, с него свисала сетка, а в сетке лежал пакет, завернутый в газету. Мария не успела рассмотреть сверток, наполовину прикрытый листьями, потому что дверь внезапно открылась, и внутри нее появилась растрепанная  фигура с кроваво-красным кругом в нижней части лица, там, где обычно находится рот. Удивление Марии было пустяком по сравнению с изумлением актрисы.

- Это он послал тебя?! –сказала актриса  после минутной тишины.- От кого ты?

Бедное маленькое местоимение выдержало столь суровое испытание, что Мария решила, что она действительно имеет дело с выдающейся актрисой. Она попыталась оправдаться изысканным жестом, то есть потерла руки, едва касаясь их.

- Нет. Пожалуйста, простите меня. Я не знаю, что вы имеете в виду. Возможно, это...

"Путаница", - сказала бы Мария, но вовремя остановила себя. Возможно, в результате ожидания хозяйка даст еще несколько пояснений, к которым она отнесется снисходительно, даже если это не входит в сферу ее интересов.

Подозрительная по своей природе, а может быть, пришедшая к этому на основе  большого опыта, актриса  преодолевала  трудный момент.

- Ты искала меня?- спросила она тоном человека, который был своим в аристократической семье и по ночам подглядывал через занавеску за тем, что происходит за окном.

- Вас ,да... - ответила Мария, как неподготовленный ученик перед строгим учителем.-Я узнала,что  вы в городе... и  захотела встретиться с вами... (И радостно:)  Я так хотела встретить настоящего художника! (Затем робко, но с задумчивостью в глазах:)  И я бы тоже хотела играть на сцене. (Затем умоляюще, искренне, эмоционально:)  Можете себе представить, что творится в моем сердце... Я не могу поверить, что я здесь, перед вами, что можно протянуть  руку...

Это спонтанное и искреннее признание ("Когда я им расскажу, они мне не поверят, завистники!") неожиданно укрепило костно-суставную систему  артистки, словно после длительного курса приема Calcium  Sandoz, увеличило ее рост  по крайней мере на пять сантиметров и заставило вспомнить последние фотографии ("позорище, бедняжка!") Софии Лорен.

- Да, да... - сказала она, как можно сильнее сжав красную окружность над подбородком, уверенная, что Грета Гарбо делала то же самое, когда отвечала своим поклонникам. -Пожалуйста, присядь... в кресло. (Она не могла не предложить свое кресло восторженной поклоннице . Сама ведь даже не понимала, как там можно сидеть).

"Иду, сестра! О, будь спокоен, Монтеки.

Останься на минуту или две, и я вернусь".

Как великолепно! (Она подняла три пальца левой руки, как бы пересчитывая их, затем, глядя на них, повторила последнюю строчку:)

"Подожди минутку-две, и  я вернусь".

- Великолепно! - с обожанием сказала Мария. -Вы часто играли Джульетту?

И была в этих словах  такая наивность, такой искренний страх, что вопрос может обидеть известного человека!

- О, да! – сказала  актриса, как бы отвечая на вопрос: "Читаете ли вы журнал "Кино"?- И она продолжила декламировать:

"Сердце змеи молчит,но под цветком!

 Появится еще один дракон...".

-Там... там дракон... (А на экзамене она ошиблась в этой фразе.) Дракон... дракон...- Она задумалась.

Мария виновато склонила глаза к земле:

- ... "В пещере такой чудесной..."

- Да! Да!- Лицедейка  торопилась, как ребенок, которому преподают урок у доски:

-"Прекрасный тиран! Ангельский дьявол!" -(Она внезапно остановилась, глядя на Марию так, словно та  была палачом. Правда,  даже не вспомнила следующих строк).

"В этот момент она была  готова броситься в бой", - подумала Мария. –Как неосторожно! Мне не хочется драться. Но долг…"

- Я слышала,что вам нравятся эти стихи, - сказала ей Мария с переливами и дрожью в голосе. - Весь день я искала  книгу, чтобы найти эти  строчки , когда приду к вам...

- Да, да... -актриса приняла объяснения Марии и с ностальгией вспомнила, что она часто произносила первые две строки, а в начале своей карьеры еще чаще последнюю: "Прекрасный тиран! Ангельский демон!"

- По всему городу говорят, вы просто  влюблены в Шекспира. Он вам так сильно нравится?

Ах! Как бы ей хотелось надеть платье  Офелии в сцене с  утопленницей, какой она видела ее в фильме  Лоуренса  Оливье! Только белые вуали, кружева... И ходить так по комнате, даже рискуя довести своего поклонника до сердечного приступа.

- Я преклоняюсь перед ним! Обожаю его!

Мария до крови закусила губу, кривясь от боли в ответ на смех, который готовился вырваться убийственным потоком из ее груди. И  продолжала думать, как приблизить артистку к танаграм. И наконец, ей пришла в голову мысль использовать своего кумира - Шекспира.

- Знаете, о чем еще я хотела вас спросить? Но, пожалуйста, скажите мне, не отнимаю ли я у вас время.

- Нет! - произнесла женщина с кислым лицом, демонстрируя особую благосклонность, но при этом поглядывая на часы.

- Я хотел спросить, нравятся ли вам другие пьесы Шекспира... те, что были написаны в то время... Троил и Кресида... Перикл... Тимон Афинский...?