Я опускаюсь на корточки, увлекая девушку за собой, когда слышу мягкий мычащий звук. Он ранен. Не знаю, как близко стая, но мы близки к тому, что мне нужно. Я убираю руку Калисты со своих плеч и жестом показываю ей сесть. Потом требуется несколько минут жестикуляции и повторения слов, но наконец она лежит на земле и смотрит на меня. Я снимаю с себя накидку и накрываю ее, чтобы замаскировать ее в песке от любых хищников, которые могут появиться на нашем пути.
Убедившись, что она спрятана так хорошо, насколько это возможно, я пригибаюсь к земле и пробираюсь к вершине хребта. Как только я добираюсь туда, я ерзаю на месте туда-сюда, погружаясь в песок с помощью своего хвоста, а затем двигаюсь вперед, пока не вижу раненого гастера. Стая находится на приличном расстоянии и входит в оазис, к которому мы направлялись. Раненый ходит по кругу, мычит.
Гастер — это большая ящерица с острыми, как бритва, челюстями, громоздкими буграми на спине и четырьмя конечностями с широкими перепончатыми лапами. Шипы торчат в разных местах на твердой коже, чтобы помочь отогнать любых хищников. Не то чтобы у гастеров были реальные угрозы. Единственные, кто охотятся на них, — это землии, и ничто не спасет его от одного из них. Шипы могут повредить глотку землии, но к тому времени для гастера все будет уже кончено.
Я стараюсь подобраться поближе, держа себя частично погребенным под песком и вне поля зрения. Ветер дует в мою сторону, отгоняя мой запах, что очень важно. Гастер возможно и ранен, но он все еще очень опасен. Возможно, даже опаснее, чем если бы не был ранен. Мое единственное преимущество в том, что теперь он один. Я нахожусь в десяти метрах, когда гастер перестает поворачиваться и смотрит в мою сторону, пробуя языком воздух. Левая задняя нога ранена. Она выглядит сломанной, судя по тому, как она вывернута и распухла. Это удержит его от атаки, их обычного способа нападения, но зубы — его главное оружие. Я замираю на месте, ожидая, заметят ли меня или он просто заподозрил мое присутствие. Он хлещет хвостом и бросается вперед. На последнем шаге раненая нога ударяется о землю, и существо вскрикивает, когда конечность подкашивается. Его задняя половина ударяется о землю, и я подпрыгиваю в воздух, замахиваясь своим лохабером. Лучшей возможности мне не представится.
Я разворачиваю оружие и целюсь вниз, расправляя крылья, чтобы замедлить и направить свой спуск. Гастер поднимает глаза, когда я скольжу. Его широкая пасть открывается, обнажая ряд за рядом длинных острых, словно лезвия, зубов. Он широко раскрывает пасть, словно хочет проглотить меня целиком. Я меняю направление так, чтобы скользить по его открытой пасти, а не прямо в нее. Проходя мимо, я провожу лезвием лохабера по его рту, разрезая сухожилия, управляющие челюстью. Нижняя половина его рта раскрывается, не в силах поддерживать напряжение, и он воет от боли.
Я приземляюсь в метре, разворачиваюсь и вонзаю оружие в бок ящероподобного существа, пробиваясь сквозь защитные шипы. Мой прицел сбился — я попал в ребро. Гастер переключается на новый источник боли, вырывая лохабер из моей хватки. Я приседаю, чтобы сделаться менее заметным, пока он ослеплен болью. Он без колебаний бросается в атаку, и в этот момент я слышу далекий крик, который привлекает мое внимание. Калиста на вершине хребта. Гастер врезается в меня, пока я смотрю на нее, а потом мое внимание концентрируется на зубах и слюне. Острые, как бритва, зубы впиваются в мою кожу, пока я пытаюсь удержать монстра.
Два длинных шипа торчат из его головы над глазами, и я хватаю их, используя как своеобразные рычаги. От инерции монстра я аж проехался назад по песку. Я использую рога, чтобы не дать зубам наделать в моей коже новых отверстий. Моя защитная чешуя помешала появлению большинства их них, но все же у меня имеется несколько небольших порезов там, где зубы оставили свой след. Я отстраняюсь, заставляя голову гастера запрокинуться назад, а затем в отчаянном движении запихиваю руку ему в горло, тем самым перекрыв дыхание. Он борется и бьется в моем захвате, не в силах дышать, пока, наконец, не падает замертво к моим ногам.
Я отшатываюсь, чтобы перевести дыхание. Калиста подбегает и проводит руками по моей груди, по бокам, по рукам, затем обхватывает мое лицо. Желание и возбуждение вспыхивают, и мой хвост встает торчком. Она смотрит на каждый маленький порез, а затем отрывает кусок ткани от покрывала, которым я прикрывал ее, того, которое должно было защищать ее, и использует его, чтобы промокнуть мои маленькие раны. Из нее льется непрерывный поток слов. Я хватаю ее за руки, заставляя остановиться. Она смотрит мне в глаза.
— Калисссста, — говорю я медленно, чтобы правильно произнести ее имя.
В уголках ее глаз появилась влага. Неэффективная, даже глупая, и все же она мне нравится.
Должно быть, это какой-то способ показать, что ей не все равно.
— Лэйдон, — говорит она, затем протягивает руку и касается моей щеки.
Я повторяю ее жест. Мягкость ее кожи поражает меня, но осознание того, что она чересчур горячая поражает меня еще больше. На самом деле она вся горит, и ее лицо покраснело. Сухость губ, отсутствие блеска в глазах — очевидно, что ей нужен эпис. Завтра. Она просто должна дожить до завтра. Я прерываю момент и поворачиваюсь к гастеру. Я свежую его и начинаю вырезать куски мяса. Сегодня мы хорошо поедим. Во время процесса я наблюдаю за оазисом, убеждаясь, что стая двинулась дальше. Они не выходят сюда, и я успокаиваюсь. Стаи гастеров никогда не задерживаются надолго на одном месте.
Калиста помогает, заворачивая мясо в клеенку, чтобы сохранить его свежим, пока я срезаю куски. Это грязная работа, но с ее помощью она не займет много времени. Мы направляемся к оазису, но, даже положив руку мне на плечо, она спотыкается и падает на колени. Она поднимает глаза и что-то говорит, с трудом поднимаясь на ноги. Я даю ей воды, но она все еще выглядит слабой и очень раскрасневшейся. Я подхватываю ее на руки и несу оставшуюся часть пути. В любом случае, так я быстрее доберусь до оазиса, не сбавляя при этом темпа.
Как только мы добираемся до оазиса, я сооружаю укрытие, развожу костер и готовлю мясо гастеров. Его запах наполняет воздух. Калиста с интересом наблюдает, как оно готовится, облизывая губы. Когда все готово, я протягиваю ей первый кусочек и смотрю, как она дует на него, а потом кладет в рот. Ее глаза расширяются, когда она жует, а затем она улыбается и при этом жует быстрее. Она произносит слова, при этом сок стекает у нее по подбородку. Я не понимаю слов, но понимаю, что она имеет в виду. Румянец на ее коже отступает, когда магия мяса гастера проникает в ее организм. Я отдаю ей и следующий кусок, ожидая, пока она не насытится, чтобы после поесть самому. Она нуждается в этом гораздо больше, чем я, и эффект получается впечатляющий. Ее кожа светлеет, возвращаясь к своему нормальному оттенку, а глаза снова становятся яркими. Но губы у нее все еще потресканные. Эффект временный. Это вызвано тем, что гастеры иногда сами едят эпис, поэтому его сущность пропитывает их мясо.
Она получает свою порцию, потом я тоже ем, прежде чем потушить огонь. Мы заползаем в укрытие, я хочу удовлетворить ее, но боюсь, что она слишком слаба. Когда я ублажал ее раньше, было так много влаги, что я уверен, что это способствовало ее обезвоживанию, поэтому я сопротивляюсь желанию. Я ложусь, не зная, чего она хочет, и поэтому стараюсь держать между нами дистанцию. Она лежит ко мне спиной, но смотрит через плечо, когда я ложусь. Она хмурится, затем придвигается, пока не прижимается ко мне. Я обнимаю ее и кладу свою голову на ее. Мы засыпаем, прижавшись друг к другу.