Глава 8

ЛЭЙДОН

«Калиста», — думаю я про себя, пока мы идем.

Мне нравится, как звучит ее имя, оно женственное и приятно на языке. Она спотыкается, и я ловлю ее, придерживая, пока она не отталкивает меня. Она что-то говорит, но ее слова слишком быстры и полны сложных звуков, которые я не могу понять. Я улыбаюсь, когда она указывает на нас, потом на себя, а затем делает какое-то другое движение, которое не имеет смысла. Мне нравится ее энергия. Она полна жизни, хотя ее бледная кожа уже порозовела. Я предлагаю ей еще воды, и она жадно пьет.

Я должен как можно скорее раздобыть эпис. Он адаптирует её к жизни здесь. Я очень хочу, чтобы она жила. Мне нравится ее мягкость. Когда я чешу нос, я ловлю на пальцах ее запах, и это доставляет удовольствие. Ее мягкие складочки, ее влажность, ее запах, мягкие обнаженные холмики ее грудей — она прекрасна. Красива… странной, другой красотой. Я хочу снова доставить ей удовольствие. Со временем она доставит удовольствие и мне в ответ. Я в этом уверен. Она еще не готова, но у нас есть время. Как только у нее будет эпис, у нас будет столько времени, сколько потребуется.

Она снова спотыкается, и я ловлю ее. Она отрицательно качает головой.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Она улыбается, вытирает лоб, такой странный из-за отсутствия защитных чешуек, а затем двигает головой вверх-вниз. Ее глаза яркие и блестящие, и у них нет защитных век. Любой ветер легко ослепит ее, но ясная голубизна ее глаз великолепна, как идеальная мерцающая чешуя. Я улыбаюсь в ответ и двигаюсь дальше. Она снова спотыкается и падает на колени. Я смотрю, как она с трудом поднимается на ноги, отмахиваясь от меня. Она делает шаг ко мне, и ее ноги утопают в песке. Ей приходится бороться за каждый шаг, поднимая ногу вверх, выставляя ее вперед, позволяя ей погрузиться, а затем вытаскивая стоящую сзади. Это выглядит утомительно. Ей нужны крылья и хвост, но за неимением всего этого, возможно, она примет мою помощь. Я подхожу к ней и обнимаю за талию.

— Обними меня за плечи, — говорю я.

Она пинается, но, в конце концов, понимает, чего я хочу, когда я направляю ее руку туда, куда надо. Расправив крылья, я двигаюсь вперед, принимая на себя часть ее веса. Она все еще идет сама, но я делаю ее легче, и мы более продуктивно продвигаемся вперед. Судя по положению солнца, к тому времени, как мы доберемся до следующего оазиса, где сможем отдохнуть, уже почти стемнеет.

Мы путешествуем, и моя женщина говорит без умолку, а я стараюсь следить за ее словами. Ее язык труден для моего языка, и она быстро говорит.

Земля под нами дрожит, и я замираю, опускаясь на корточки. Она делает шаг вперед, заставляя меня схватить ее за талию и поднять с земли. Я больше не могу рисковать.

— Замри, — шиплю я.

Она произносит несколько слов слишком громко. Я отчаянно качаю головой, но она продолжает говорить. Дрожь приближается, и я закрываю ей рот ладонью, заставляя ее стиснуть зубы. Ее прекрасные глаза расширяются, и я узнаю в ее взгляде страх, но сейчас у меня нет выбора. Я постараюсь объяснить ей, когда будет время, но сейчас? Главное остаться в живых.

Она бьется в моей хватке, заставляя меня сжимать ее до тех пор, пока я не убеждаюсь, что она чувствует боль. Слезы застилают ей глаза, и ее губы прижимаются к моей ладони. Я хочу отпустить ее, объяснить, но земля дрожит сильнее. Монстр движется прямо под нами. Малейший звук мог привлечь чудовище. Я и раньше сражался и убивал землию, но это нелегко, и в прошлый раз я был тяжело ранен. Я едва выжил. Я никак не смогу защитить Калисту, сражаясь с одной из землий, поэтому я не отпускаю девушку.

Я чувствую вину. Я знаю, что она не понимает. Она, вероятно, думает, что я жесток, это прямо противоположно тому, чего я хочу, а хочу я, чтобы ей было хорошо. Я хочу слышать, как она стонет, особенно подо мной, когда я доставляю ей удовольствие. Мой хвост напрягается, когда мои мысли становятся похотливыми, но мне нужно сосредоточиться.

Я направляю все свои чувства на почву, пытаясь представить местоположение гигантского червя. Дрожь отступает. Мы почти в безопасности. Девушка сопротивляется сильнее, и моя хватка ослабевает, когда она вырывается. Она падает на землю, и я вижу это как в замедленной съемке. Если она упадет, землия точно нанесет удар. Расправив крылья, чтобы поддержать себя, я подаюсь вперед и ловлю ее, всего в нескольких дюймах над землей.

— НЕТ! — я громко шиплю, пытаясь имитировать слово, которое она произнесла, когда трясла головой.

Я думаю, что в нем правильный смысл. Я уже видел, как она это делала. Она лежит в моих объятиях, уставившись на меня с открытым ртом, явно желая что-то сказать, но я качаю головой, желая, чтобы она замолчала. Видимо у меня получается, потому что ее рот захлопывается, и она лежит неподвижно. Мои руки горят от усилий удержать ее над землей, пока я жду, когда землия уползет подальше. Дрожь пробегает по моим мускулам, когда я напрягаюсь, но не отпускаю ее. Она — мое сокровище. Я буду защищать ее. Никто и ничто не будет обладать ею.

Наконец я перестаю ощущать дрожь и осторожно опускаю ее на землю. Она лежит и смотрит на меня, не двигаясь, пока я не встаю, и она делает то же самое. Мы смотрим друг на друга, и она что-то говорит. Я смотрю, как шевелятся ее губы, но ничего не понимаю.

— Нет? — говорит она, качая головой и поднимая руку между нами, ладонью ко мне.

Я наклоняю голову набок.

— Нет.

Я повторяю это слово и качаю головой. Используя свои руки, я имитирую ходьбу, перебирая ладонями в воздухе перед собой, и говорю слово «нет». Она пристально смотрит на меня, потом понимающе кивает.

— Землия, — говорю я.

Я изображаю сказанное, держа левую ладонь горизонтально, словно это земля, затем поднимаю правый кулак и имитирую извивающиеся движения, как червь, которым и являются землии. Я открываю и закрываю кулак, чтобы изобразить рот, хватающий воздух.

— Зельм-иа? — спрашивает она, и я качаю головой.

— Зем-ли-я, — повторяю я, все еще изображая монстра.

— Землия, — правильно произносит она и вопросительно указывает на землю.

— Землия, — соглашаюсь я, кивая и улыбаясь своему энтузиазму.

Она умна и сообразительная. Я раскрываю руки и заключаю ее в объятия, показывая, что буду защищать ее, обнимая и прижимая к груди. Пьянящий аромат ее волос наполняет мои ноздри. Мои ладони лежат на ее попке, и мои мысли возвращаются к тому, чтобы доставить ей удовольствие. Она обнимает меня за шею и прижимается ко мне. Она теплая… слишком теплая. Я отодвигаю ее на расстояние вытянутой руки и пристально смотрю на нее. Она раскраснелась, и ее кожа имеет нездоровый вид. На ее мягких губах появились морщинки и трещинки, а глаза уже не такие яркие.

Достав бутылку с водой, я снова протягиваю ее ей, но знаю, что этого будет недостаточно. Ей нужен эпис. Мы должны как можно скорее добраться до пещеры, иначе мое величайшее сокровище не выживет. Я не могу этого допустить. Она моя, и я буду защищать ее.

Она жадно пьет воду, вытирает губы и улыбается. Тепло разливается у меня в груди от облегчения. Я спасу ее. Другого выхода нет.

— Землия, — повторяет она и указывает на землю.

Я киваю, затем обнимаю ее за плечи, и мы продолжаем идти к оазису. Сейчас у нас мало воды, но мне нужно гораздо меньше, чем ей. Я могу обходиться без воды несколько дней, но она не может продержаться дольше отметки солнца (прим.: местное измерение времени), прежде чем ей понадобится очередная доза, что только оттягивает неизбежное. Ее тело отключится от жары через несколько дней без эписа. Ни чешуи, ни теплообмена, мех в странных местах — это экзотично и соблазнительно, но совершенно непригодно для жизни здесь.

Солнце делает четыре отметки, прежде чем мы натыкаемся на следы стаи гастеров. Я останавливаюсь и опускаюсь на колени рядом с отпечатками, изучая их. Я бы сказал, что тут прошла стая из шести особей, но один из них тащится позади с больной ногой. Я смотрю на Калисту и улыбаюсь. Мясо гастера — редкое лакомство. Оно вкусное, а также должно помочь выиграть немного времени для ее выживания. Обычно я не охочусь на них, потому что они опасны и едят мясо, в отличие от биво. Опасность компенсируется тем, что Калисте это поможет.

Их мясо очень восстанавливает силы.

— Гастер, — говорю я, указывая на следы.

Она с интересом наблюдает и старается произнести это слово. Требуется несколько попыток, и она все еще с трудом произносит мягкие звуки, но у нее получается.

Я снимаю свой лохабер со спины, перехватываю поудобней, а затем опускаю в положение готовности. Я указываю на свой лохабер, а не на следы.

— Гастер, — говорю я, и она повторяет это, а потом произносит еще одно слово.

Я наблюдаю за ее ртом, смотрю на форму губ, когда она произносит это слово. Затем она изображает, как берет что-то с ладони и кладет в рот. Она имеет в виду еду! Я улыбаюсь и киваю, наблюдая, как она повторяет это слово. Я внимательно слушаю.

— Еееееда, — передразниваю я, и она возбужденно кивает.

— Еда! — восклицает она, и ее голос прекрасен, как звон сверкающих колокольчиков.

— Еда, — повторяю я.

Я предлагаю ей продолжить наше путешествие, и она обнимает меня за плечи. Потом мы охотимся. Следы настолько свежие, что я не думаю, что они намного ушли вперед. Судя по направлению их движения, они, вероятно, направляются в тот же оазис, что и мы, а мы должны добраться туда незадолго до наступления темноты.

Если нам удастся нагнать гастеров и убить одного из них, то у нас будет ужин, когда мы остановимся на ночь.

Я двигаю крыльями и увеличиваю скорость, принимая на себя большую часть ее веса. Ее ноги двигаются, пока я продолжаю двигаться, но большую часть времени она едва касается земли. Ее плохо сложенное тело просто не может с легкостью передвигаться по песку. Мои крылья полностью расправлены, и это помогает ей хоть частично скрыться от солнечных лучей. По мере того как мы движемся, следы становятся свежее. Раненый отстает от стаи. Его следы сейчас немного в стороне. Скоро он двинется сам по себе, чтобы умереть. Гастеры — стайные существа, но слабые приносят себя в жертву, вместо того чтобы замедлить группу. Как только они умрут, стая будет питаться ими. Хотя они и не убивают себе подобных, но не прочь поживиться останками.