Изменить стиль страницы

Глава 5

ЛЭЙДОН

Солнце садится. Скоро мне нужно будет найти укрытие. Вдалеке я вижу шпили моего города, но до наступления темноты я не успею туда добраться. После наступления темноты пустыня становится гораздо опаснее, и я не хочу рисковать ее безопасностью. Достигнув вершины дюны, я прокладываю курс к оазису.

Перекинув ее через плечо, я начинаю бежать к своей цели, мчась наперегонки с заходящими лучами солнца. Если я не доберусь туда до наступления ночи, мы скорее всего подвергнемся нападению. Гастеры и сисмисы коварны и охотятся стаями. Я могу противостоять им в одиночку, но я не могу одновременно защищать ее и отбиваться от стаи. Земля дрожит под моими ногами, и я останавливаюсь, опускаясь на корточки. Положив одну руку на песок под собой, я сосредотачиваюсь, пытаясь обнаружить любое движение, каким бы незначительным оно ни было. А землии — худшее, с чем я могу сейчас столкнуться. Это огромные песчаные черви, которые живут глубоко в земле и могут проглотить существо целиком.

Солнце опускается ниже, пока я жду, но это риск, на который я должен пойти. Гастеры менее опасны, чем землии.

Землия ориентируются на вибрации. Их чувства достаточно остры, чтобы обнаружить дыхание змая, если он запыхался. Осторожно, я контролирую свое дыхание и держу девушку повыше от земли, чтобы червь не обнаружил ее. Я проклинаю неуклонный заход солнца, когда тени вокруг меня удлиняются.

Ничего не происходит. Дрожь не повторяется. Я поднимаюсь с корточек и делаю шаг вперед, потом еще один, останавливаясь и прислушиваясь после каждого, ожидая предательской вибрации. Ничего не происходит. Еще несколько шагов, каждый раз останавливаясь, и наконец я удовлетворен тем, что это не землия, поэтому продолжаю идти быстрее. Я расправляю крылья и взмахиваю ими, чтобы набрать скорость. Это утомительно и истощит мою энергию быстрее, но сейчас я мчусь в полной темноте. Чем ближе я подхожу, тем больше становятся деревья баоба.

Я замедляю шаг и останавливаюсь недалеко от деревьев. Я просеиваю песок руками, позволяя ему стекать между пальцами. Я хочу убедиться, что здесь не прячутся песчаные змеи, прежде чем уложу ее здесь. Мне нужно будет разобраться с кветами, которые наверняка растут у воды. Возможно, есть и другие вещи, о которых стоит беспокоиться. Я не пойду в заросли деревьев неподготовленным. Убедившись, что земля достаточно безопасна, я осторожно укладываю ее. Ее нежная кожа приобрела еще более ярко-красный оттенок, но влаги нет. Я касаюсь ее щек и поглаживаю по линии подбородка. Она бормочет на мои прикосновения, издавая какие-то звуки, которые могут быть словами. Она горячая, слишком горячая. Я знаю, что если не охладить ее в ближайшее время, она умрет.

Я почти невольно шиплю, когда осознаю это. Ей нужен эпис. Я обхватываю ее лицо ладонями, изучая.

Сначала вода.

Я роюсь в ее сумке и достаю маленькую бутылочку с жидкостью, но она пуста. Неважно, в оазисе будет вода. Это поможет. Это необходимо; она должна выжить. Я хочу узнать о ней побольше, понять ее. Как она сюда попала? Откуда она родом? Почему она так отличается от меня и моего вида?

Я нагребаю песок на ее тело, чтобы защитить ее от угасающего солнца. Достав из сумки сетчатую ткань, я создаю щит для ее лица, который защитит ее и в то же время позволит ей дышать. Удовлетворенный тем, что сделал все, что мог, я отстегиваю свой лохабер и приближаюсь к оазису. Деревья баоба расположены в форме слезы вокруг воды.

Квет вырос у основания массивного баоба, который больше, чем я могу обхватить руками. Растение трепещет, когда я приближаюсь, его длинные листья слегка смещаются от массивного оранжево-красного центра. Я прокрадываюсь вперед, держа наготове свой лохабер. Его щупальца скользят по песку, издавая мягкий шелест. Маленькая птичка щебечет и бросается вниз, чтобы попасть в оазис, и квет атакует, когда она пролетает над растением. Длинные листья взлетают с земли и с треском смыкаются. Птица уворачивается и ухитряется избежать захвата, но щупальца длиннее, как длинные зеленые пальцы, и они взлетают вверх, хватая птицу. Она борется, отчаянно хлопая крыльями, но безрезультатно. Длинные листья раскрываются, и щупальца тянут кричащее животное в центр растения. Птица замолкает, проходя сквозь трепещущие листья цветка. Паралитический яд взял верх.

Квет отвлекается на закуску, поэтому я использую возможность нанести удар. Я подпрыгиваю, мои крылья широко расправлены, чтобы позволить мне планировать вниз, я держу лохабер двумя руками перед собой острием вниз. Как только я оказываюсь в пределах досягаемости, я вонзаю острие прямо через рот растения в его простой мозг. Квет дрожит и вибрирует, в то время как его щупальца и листья яростно хлещут вокруг, пытаясь найти меня. Два щупальца хватают меня, и один обхватывает мое горло, сжимаясь и перекрывая мне воздух. Я вытягиваю свой лохабер и замахнувшись отсекаю щупальца. Они падают, а я хватаю ртом воздух, взмахивая крыльями, чтобы взлететь над кветом. Если бы я свалился в центр растения это привело бы к тому, что я был бы парализован на несколько часов. Не особо опасно для меня, но это, безусловно, привело бы к гибели моего спасенного сокровища.

Я легко приземляюсь и поворачиваюсь к квету, пригибаясь, чтобы убедиться, что моя цель достигнута. Он вздрагивает в последний раз, потом все его листья опадают, и он замирает. Я тычу в него лохабером, чтобы убедиться, но он не реагирует. Только теперь я точно знаю, что он больше не представляет опасности. Удовлетворенный, я возвращаюсь туда, где оставил самку. Она все еще без сознания, поэтому я раскрываю ее и несу к воде. На мокром песке видны свежие следы. Биво и гастеры недавно были здесь, но это хорошо. Если они напились воды, то отправятся на охоту. На данный момент угроза от них маловероятна.

Осторожно, я укладываю ее на землю и зачерпываю рукой прохладную воду. Я медленно выливаю ее ей на лоб, а затем капаю в рот. Она рефлекторно сглатывает, тихо постанывая. Я убираю волосы с ее лица. Они мягкие, мягче, чем все, к чему я когда-либо прикасался.

Солнце садится, заливая небо пурпурно-оранжевым сиянием, опускаясь за горизонт. Я слышу первые крики сисмис, когда они поднимаются в воздух на охоту. Здесь, под тенью баоба, мы будем в безопасности.

Я собираю листья убитого мною квета, а затем срываю несколько низких веток с дерева. Используя ветки, я делаю каркас над тем местом, где она лежит, и накрываю его листьями. Это примитивное, но эффективное укрытие, достаточно большое, чтобы мы могли укрыться вдвоем. Удовлетворившись результатом от построенного навеса, я сажусь рядом с ней и время от времени по капле заливаю ей в рот воду. Ей нужен эпис, жизненная сила. Я должен буду собрать немного для нее. Опасная работа, но, если я ее не выполню, она не выживет. Ее тело плохо приспособлено к жаре.

На ней многослойная одежда. Я зажимаю ткань между пальцами и вижу, что она не дышащая. Вместо того чтобы обмениваться теплом с воздухом, она удерживает его внутри, делая воздух еще горячее. Мне нужно снять с нее одежду, чтобы подставить ее тело прохладному ночному воздуху.

Спереди на груди есть маленькие застежки. Я наклоняюсь ближе, рассматривая их.

Они блестят, поблескивая в мягком свете, когда я поворачиваю одну из них туда-сюда, чтобы определить, как она открывается.

Она прикреплена к одной стороне ткани, а затем проходит через небольшое отверстие. Интересно. Я ломаю три из них, прежде чем выясняю как правильно эти застежки раскрываются.

Когда я оттягиваю ткань в стороны, обнажается ее белая, бледная кожа. Она ровная и гладкая, без гребней, без чешуи. Захватывающее зрелище. Ее грудь находится снаружи. В отличие от женщин змай, чья грудь была защищена чешуйками, которые открывались только для кормления детей или спаривания. Эта самка защищена еще какой-то эластичной тканью. Я дергаю за нее, и она сильно оттягивается. Ремни тянутся вверх по ее плечам и вокруг спины. Я снова склоняюсь ближе, изучая и пытаясь понять, почему была разработана такая неэффективная система защиты. В ней нет никакого смысла.

Ремни, проходящие по плечам, растягиваются и щелкают, когда я их натягиваю. Нет никакой возможности их оторвать. Кажется, они пришиты прямо к чашкам, защищающим ее грудь. Я хмурюсь, исследуя. Это все должно быть как-то крепится, поскольку очевидно, что это не часть ее тела. Она снова стонет, так что я капаю прохладную воду ей в рот, а затем возвращаюсь к своему исследованию ее тела. Я провожу пальцами по холмикам ее груди. Они такие мягкие. Мое желание пробуждается, когда они упруго сжимаются под давлением моих пальцев. Ухватившись за край чашечки, я тяну ее вниз, и плоть освобождается с небольшим подпрыгиванием. В центре холмиков имеются темные круги, и мое желание растет. Мой основной пенис увеличивается и твердеет. Как ни странно, мне интересно узнать, каковы они на вкус, но я подавляю это желание.

Наклонившись ближе, чтобы рассмотреть темные круги, я провожу по ним пальцами, и средняя точка напрягается и вытягивается вверх. Дрожь пробегает по моей спине, и мой жесткий член еще сильнее твердеет, желая взять ее, но на данный момент моя цель не это. Я спасаю ее, а не беру. Я принюхиваюсь между ее холмиками, и ее запах настолько приятный, манящий, что у меня слюнки текут.

Требуется сила воли, чтобы оторвать мое внимание от ее холмиков, но она снова стонет, напоминая мне о своем состоянии. Ее нежная бледная кожа горячая на ощупь. Отсутствие чешуи делает ее уязвимой к повреждениям и жаре. Я брызгаю на нее водой, и ручейки стекают по ее груди, охлаждая кожу.

Ее бока изгибаются, а затем расширяются там, где брюки сидят на бедрах. В нижней части ее живота есть отверстие, которое не похоже на свежую травму. Это что, шрам? Он расположен чуть выше пояса ее брюк и немного углублен в ее плоть. Я тыкаю туда пальцем, и он погружается сосем на чуть-чуть. Она извивается, когда я это делаю, и я смотрю на ее лицо, предполагая, что, возможно, она очнется, но она не приходит в сознание.