Изменить стиль страницы

Подожди, но...

— Я не понимаю, — говорю я медленно, и на моем лице видно замешательство. — Ромэн рассказал Рейну о...

— Ромэн — идиот, который не знает, как следовать гребаным правилам, даже ради спасения своей чертовой шкуры, — огрызается Эш. — Вот что бывает, когда твой отец Великий курфюрст. Хорошо, что Ромэн не будет управлять нами. Еще один Митчелл во главе — это полный пиздец!

Я улыбаюсь, когда вижу, что он разделяет немного враждебности к парню, который должен быть ему как брат.

— У тебя бы хорошо получилось, — говорю я Ашеру, вспоминая, как в детстве он всегда водил нас четверых за собой, словно стаю щенков.

Эш негромко смеется и качает головой.

— Не, чувак. Я оставлю это дерьмо для Каэде. Он создан для этого. Черт возьми, плохо, что меня готовят к политике. Я ни за что на свете не хотел бы быть главным в Анклаве.

— Тогда зачем вообще это делать?

Он хмурится на меня.

— Политика?

— Нет, — качаю я головой. — Анклав. Все это. Если ты так несчастен, почему бы просто не… — Я запнулся, подыскивая подходящее слово. — ...бросить? Уйти?

На его лице появляется ухмылка, как будто я сказал самую смешную вещь в мире.

— Ты говоришь это так, как будто у нас есть выбор. Можно подумать мы сами не думали об этом не раз. — Он задумывается и покачивает головой взад-вперед. — Кроме Каэде. Он из старой школы Анклава, семья и страна для него превыше всего. Но остальные? — вздыхает. — Может, нас и создали, обучили, привили такой образ жизни, но в конце концов мы все еще люди. У нас есть желания и мечты за пределами той жизни, в которую нас загнали по праву рождения.

— Но уход - это не вариант, — повторил я, подняв бровь. — Даже если вы все этого хотите? Я не понимаю. Расформирование, демонтаж, как хочешь, так и называй. Вы, парни, должны иметь возможность жить так, как хотите, как все остальные.

Еще один смех.

— Говоришь как настоящий идеалист, Лен. Если бы все было так просто, я бы хотел думать, что мы пришли к соглашению. Я точно знаю, что мы с Ромэном на одной волне, и, честно говоря, Холлису, наверное, было бы все равно, потому что он такой, какой есть. Каллум будет делать все, что делают другие, потому что не дай бог ему принять самостоятельное решение. И да, хотя Каэде может вести себя по правилам, бывают дни, когда я думаю, что даже он сомневается во всем.

Эш поднял ложку и покрутил ею в молоке, явно погрузившись в свои мысли.

— Всего этого недостаточно, чтобы разорвать круг, хотя со стороны выглядит все так просто. Ничего в этой жизни не дается легко. Не так легко, как тебе хотелось бы. — Он прикусывает губу и снова вздыхает, прежде чем подняться со своего места, чтобы вылить содержимое миски. — Это жизнь, которая нам выпала. Надеяться на что-то другое - все равно что загадывать желание на беззвездном небе

У меня защемило в груди, от нотки поражения в его голосе.

— Иногда все действительно так просто, Эш.

Он пожимает плечами.

— Ты говоришь о почти тысячелетней истории, которую можно просто выбросить. И ради чего? Чтобы парочка эгоистичных богатеньких детишек уехала и праздно прожила свою жизнь? Пытаясь найти счастье, когда, давай посмотрим правде в глаза, знает ли кто-нибудь из нас, на что это похоже? — Он смотрит в мои глаза, пытаясь заставить меня понять. — В конце концов, неважно, насколько мы ненавидим ее, насколько мы не хотим этой жизни, если мы не сделаем этого, то кто тогда сделает? Если мы не встанем на защиту людей, у которых нет права голоса, и не попытаемся сделать эту страну, этот мир лучше и безопаснее, кто это сделает?

Когда ты так говоришь...

— Жертвовать своим счастьем ради власти и контроля кажется одиноким способом прожить единственную жизнь.

— Ты бы поставил его, — говорит он, указывая на западное крыло дома, — счастье выше своего? Сделал бы все на свете, чтобы дать ему это счастье, даже если бы это означало пожертвовать своим?

Даже не задумываясь.

Должно быть, мой ответ написан на моем лице, потому что Эш просто кивает.

— Это как раз то же самое, Рив. Только в гораздо большем масштабе.

— И для миллиардов людей, которым ты ни черта не должен, Эш. Это совсем другое, чем делать это для кого-то, кого ты любишь.

Я сжимаю губы, как только слово вырывается на свободу, но он лишь смеется.

— Ты никого здесь не обманешь, парень. Ромэна в том числе, хотя я начинаю задумываться, не бредит ли он, думая, что у него есть шанс заполучить Рейна. Это очевидно по тому, как вы двое смотрите друг на друга… — он усмехается и качает головой, обрывая свою мысль. — Черт, если бы я верил в такую штуку, как настоящая любовь, я бы сказал, что у вас с ним все по-настоящему. Если вы сможете разобраться в своем бардаке.

Я ухмыляюсь, потому что, хотя Эш и притворяется, я знаю, что в нем должна быть частичка, способная любить и которая хочет быть любимым, как того заслуживает каждый.

— Раз это говоришь ты, значит, это правда.

Ухмыляясь, он смеется, наполняя стакан водой.

— Романтика — не моя сильная сторона. Ясное дело. Но когда два человека находятся в такой гармонии друг с другом, как вы двое? И я заметил это всего лишь по нескольким встречам. — Он смотрит мне в глаза и пожимает плечами. — Не знаю, Рив. Для меня это опасно. Что кто-то может иметь над тобой такую власть. Но по какой-то причине люди хотят этого в своей жизни.

Я фыркнул.

— Боже, помоги бедной девушке, которая окажется в твоей жалкой повозке.

Он ухмыляется.

— Вечный романтик.

После этого мы молчим, но я не чувствую необходимости заполнять тишину. Приятно находиться в одной комнате с человеком, которому я могу доверять. Потому что я понятия не имею, в каких отношениях нахожусь со всеми остальными. Включая Рейна.

Но в конце концов мы оба, кажется, устали, и Эш уходит, по-видимому, в постель. Я благодарен за то, что он отвлек меня на время. Потому что, по крайней мере, встреча с ним помешала мне искать Рейна, хотя именно это я и хотел сделать. И вроде как все еще хочу.

— Эй, Рив?

Я поворачиваюсь и молча смотрю на Эша. Его карие глаза на мгновение задерживаются на мне, и я ищу в них ответ на невысказанный вопрос.

Проходит минута, и он говорит:

— Третья дверь справа, — подсказал мне Эш, кивнув в сторону западного крыла, затем он берет стакан воды со стойки и направляется в сторону своей спальни в восточном крыле. Но он останавливается и на короткую секунду снова смотрит на меня через плечо, на его лице промелькнуло сочувствие. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Я киваю, сглатывая, поднимаюсь со своего места и смотрю, как он удаляется по коридору, борясь с собой.

Но это совсем не похоже на войну, так как мои ноги сами несут меня в указанном направлении, и я останавливаюсь перед третьей дверью с правой стороны западного крыла.

Это такая плохая идея.

Я прижимаюсь лбом к двери его спальни, и прошу, умоляю любого Бога, который может меня услышать, чтобы Рейн был здесь и, что более важно, один.

Затаив дыхание, я кручу ручку и толкаю дверь, благодарный за бесшумные петли.

Однако все забываю как только вхожу в комнату, и слышу стон с кровати, а затем теневая фигура поднимается в сидячее положение.

— Abhainn? — Голос Рейна звучит глубоко и хрипло. Он чертовски сексуальный, и я отчетливо помню, как просыпался под него каждое утро на протяжении последней недели нашего пребывания в Вейле. А в сочетании с тем, что он произносит мое имя на гэльском, у меня физически щемит в груди.

— Ага, — шепчу я, закрывая за собой дверь, и чувствую себя намного лучше, когда раздается тихий щелчок замка.

— Ты в порядке? Почему ты здесь?

Если бы только я сам знал ответ, детка.

Вместо ответа я тихо иду к его кровати, и откидываю покрывало с половины постели.

Хотя в темноте трудно что-либо разглядеть, поскольку сквозь закрытые шторы пробивается слабый лунный свет, я чувствую взгляд Рейна на себе. Пытаюсь найти в нем ответы.

Что бы он ни уловил в нашем молчании, это видимо то, что он искал, потому что он перебирается на одну половину кровати, позволяя мне забраться на свободное место рядом с ним.

Положив голову на подушку, я смотрю на затылок Рейна. Или, на то, что мне удается разглядеть в темноте.

— Ривер? — тихо произносит мое имя его сонный голос через несколько минут.

— Да?

— Ты в порядке? — спрашивает он снова.

Боже, почему это должен быть такой сложный и тяжелый вопрос?

Сглотнув, я вздохнул.

— Думаю, да.

Опять молчание.

— Зачем ты пришел?

— Я не знаю, — честно говорю я ему. — Я просто почувствовал, что... должен.

Я слышу, как Рейн кивает головой о подушку.

— Я рад, что ты это сделал. Я, только задремал, когда ты вошел, но если тебе нужна компания, могу составить.

Облизнув губы, я сопротивляюсь желанию притянуть его через кровать в свои объятия. Потребность обнять Рейна, забрать его демонов и просто...

Передохнуть.

Любить его. Это все, чего я, блядь, хочу.

— Тебе все еще снятся кошмары? — шепчу я, бросая взгляд на его сторону в темноте.

Я чувствую его движение, возможно, он проводит руками по волосам, как делает, когда расстроен или не знает, что сказать. Что со мной случается часто.

Поэтому я удивляюсь, когда Рейн, кажется, сказал правду.

— Большинство ночей, да.

— Они... они о Диконе, да? О той ночи, когда он умер?

Я знаю, что рискую, но если он сегодня в настроении поделиться, то я предпочту извлечь из этого максимум возможного.

Но когда Рейн глубоко выдыхает, я не могу не поморщиться, ненавидя себя за то, что лезу в тему, которая может причинить ему только боль.

— У меня давно их не было. С того времени, как мы были в хижине. Сейчас в основном они сосредоточены вокруг…

Теда.

Он не произносит имя. Ему не нужно.

Поэтому, когда Рейн говорит, я поражен до такой степени, что даже не знаю, что сказать. Вместо этого мы замолкаем, и лишь звук нашего дыхания заполняет тишину, между нами, пока он не протягивает руку в поисках моей. Я хватаюсь за нее, чувствуя, как от прикосновения его ладони ко мне приходит малейшее утешение.