Глава четвертая. Элви

— Вытаскивайте ее, — сказала Элви. — Заканчиваем.

— Нет, — ответила Кара. Голос девочки еще дрожал, но слова прозвучали ясно. — Я справлюсь.

Мозговая активность Кары отображалась семью наборами данных на четырнадцати мониторах. Данные с БИМа, — Большого Изумрудного Мозга, как окрестили техники единственную достопримечательность системы Адро, зеленый кристалл размером с Юпитер, — выводились рядом. Продвинутые протоколы сопоставления изображений накладывали их друг на друга в шести измерениях. Нестабильность промелькнула в обоих, приступ — если это был он — перешел от всплеска к более стабильному потоку.

Все в лаборатории, и ученые, и техники, вопросительно повернулись к Элви. Она ощущала всеобщее желание продолжать. Она и сама этого хотела. Ситуация напомнила о временах, когда ей, как ответственной по этажу в общежитии, приходилось прекращать вечеринки в холле.

— Я — руководитель исследования. Она — объект исследования. Если я говорю, что мы заканчиваем — мы заканчиваем. — Когда команда очнулась и занялась завершением эксперимента, Элви повернулась к парившей над датчиками визуализации Каре. — Прости. Не думай, что я тебе не доверяю. Я просто не доверяю всему этому.

Девочка с абсолютно черными глазами кивнула, но ее внимание было приковано к чему-то другому. Слуховая и зрительная кора мозга Кары светились, как рождественский Париж, через постцентральную извилину пробегали глубокие, медленные импульсы, совпадавшие с показаниями, поступавшими из южного полушария БИМа. Что бы ни чувствовала Кара, это точно интересовало ее больше, чем слова Элви. Казалось, можно кричать прямо ей в ухо, но не пробиться сквозь поток информации, наводнявший мозг девочки.

Или, точнее, тело, и в этом крылась проблема. Элви изучала теорию соматического познания, но БИМ, похоже, так неистово хотел передать свою информацию всей нервной системе Кары, включая мышцы и внутренности, что ситуация усложнялась. Элви прокручивала данные, пока ее команда выполняла отключение и возвращала Кару в обычную человеческую реальность.

«Сокол», частный, но спонсируемый государством научный корабль Элви, был самой передовой специализированной лабораторией в тринадцати сотнях миров. Впечатляет, если не вспоминать, что большинство из этих миров недалеко ушло от европейских фермеров 1880-х, пытавшихся вырастить достаточно еды, чтобы не забивать половину скота в начале каждой зимы. «Сокол» единственный из кораблей пережил нападение, в результате которого погибли «Тайфун» и станция «Медина», и повсюду виднелись шрамы.

Едва заметные стыки в обшивке там, где щупальца тьмы, ставшей реальнее самой реальности, оторвали треть массы корабля. Энергетические и жизнеобеспечивающие системы — мозаика из оригинальных и восстановленных. На собственной ноге Элви осталась граница, где новую кожу и мышцы нарастили на месте дыры размером с бейсбольный мяч. Работать на «Соколе» — все равно что жить внутри травматичного воспоминания. Хорошо, когда можно было сосредоточиться на данных, БИМе, Каре и Ксане, это помогало.

Доктор Харшаан Ли, заместитель Элви, встретился с ней взглядом и кивнул. Ей нравился этот энергичный молодой ученый. Более того, Элви ему доверяла. Он понял, чего она хочет, и жестом предложил проследить за тем, чтобы возвращение Кары прошло согласно протоколу. Элви кивнула в ответ, принимая предложение.

— Ладно, ребята, — хлопнул в ладоши Ли, — давайте-ка, все точно по инструкции.

Элви поплыла к шахте лифта, а затем на корму к двигателям и изоляционной камере с младшим братом Кары Ксаном.

Фаиз парил у стены, зацепившись левой ногой за поручень. На его ручном терминале светился текст. Рядом с ним на каталке было пристегнуто то, что они называли катализатором — тело женщины, зараженное сдерживаемым, но живым образцом протомолекулы. Невидящие глаза катализатора обратились к Элви, и Фаиз проследил за ее пустым взглядом.

— Как он? — Элви кивнула в сторону камеры, а значит, Ксана.

Бо́льшую часть времени там находилась женщина-катализатор, но пока ее использовали, чтобы активировать древние инопланетные технологии, на ее место помещали Ксана. Мальчик и протомолекула контактировали только во время этого обмена.

Фаиз вывел изображение с камеры наблюдения. Внутри изоляционной камеры парил Ксан. Приоткрытый рот, закрытые глаза — он будто спал или утонул.

— Послушал музыку, прочел пару выпусков «Наки и Корвалиса» и уснул, — сказал Фаиз. — В точности как любой обычный мальчишка.

Элви подплыла к мужу. На его экране параллельно шла трансляция из лаборатории и с мониторов Ксана. Отсутствие между ними корреляции было заметно с первого взгляда. Что бы ни воздействовало на Кару, Ксан этого не ощущал. По крайней мере, не так очевидно. Стоит все же прогнать данные через алгоритм сопоставления.

Она не заметила, что вздохнула, но Фаиз дотронулся до ее руки.

— Слышала про систему Гедара?

Элви кивнула.

— Изменение скорости света. Темные боги громыхают на чердаке. Кажется, это случается все чаще.

— Для приличного частотного анализа нужно больше данных, но да, чаще. Мне очень не по себе от мысли, что нечто огромное и злобное скребется по углам реальности и ищет способ убить меня, — отозвался Фаиз.

— Еще страшнее от того, что так и оно и есть.

Фаиз провел рукой по волосам. Он поседел и в невесомости выглядел как персонаж из детского мультика. Волосы Элви тоже почти побелели, но она коротко стриглась. В основном потому, что из длинных волос ничем не вытравить ненавистный запах дыхательной жидкости кресел-амортизаторов.

— Рано закончили?

— Какая-то нестабильность, когда она синхронизировалась с БИМом.

Теперь вздохнул Фаиз.

— Ну зачем они его так называют. Это же алмаз, а не изумруд.

— Я знаю. Прости.

— И вообще, БАМ был бы смешнее, — продолжил он, но в голосе не было горячности. Их брак представлял собой бесконечное сплетение понятных только им двоим шуток, комических моментов, общего любопытства и общих травм. Элви знала по интонации, когда муж заинтересован или рассержен. Когда пытается защитить ее или разобраться с чем-то непонятным.

— О чем думаешь? — спросила она.

— Не заметила синхронизацию?

— Какую?

Фаиз снова вывел на монитор данные. С одной стороны мозг и тело девочки-подростка, застывшей в возрасте, когда она умерла и была «восстановлена» инопланетной технологией. С другой — рассеяние частиц и магнитный резонанс огромного кристалла, который, если им повезло, хранил в себе историю умевшего соединять галактики вида, по следам которого они шли к вымиранию. Элви могла проследить сходство своими пальцами. Фаиз поднял брови, ожидая, что она что-то заметит. Элви покачала головой. Он указал на крошечный индикатор на боковой стороне дисплея: ПОПРАВКА НА СВЕТОВУЮ ЗАДЕРЖКУ: -0,985 С.

Элви нахмурилась.

— Мы в 0,985 световых секундах от алмаза, — сказал Фаиз. — Идем по одной орбите вокруг звезды, не приближаемся и не удаляемся. Во время прошлых экспериментов Кара и алмаз переговаривались. Запрос и ответ. А сейчас они поют хором. Нет световой задержки.

Выводы весенним ручьем неслись в голове Элви. Они и раньше знали, что протомолекула может делать с пространством странные трюки, но думали, что они связаны с квантовой запутанностью частиц. Однако, насколько ей известно, Кара и БИМ не обменивались никакими частицами, так что эта псевдо-мгновенная передача информации стала чем-то новым. Одна из фундаментальных гипотез о протомолекулярной технологии только что получила серьезный удар.

Это также означало, что их обращение к артефакту заставило его ответить. Ее эксперимент работал.

Вот бы еще не было так страшно от успеха.

Элви начала работать на Лаконийскую империю под давлением. Уинстон Дуарте захватил все человечество с быстротой и непреклонностью чумы. Когда он пригласил Элви Окойе на руководящую должность в Директорате по науке, она согласилась. Просто работа мечты, если забыть о возможных последствиях отказа.

А потом план Дуарте по противостоянию силам, погубившим построившие врата цивилизации, пошел наперекосяк. Дуарте и сам пострадал. А непосредственный начальник Элви, Паоло Кортасар, превратился в кровавый туман. Элви, которой нравилась работа, но не работодатель, внезапно обнаружила себя главой лаконийского Директората по науке, с пониманием, что ее главная задача — выяснить, как остановить атаки, отключающие сознание то в отдельных системах, то по всей империи. Однако на деле ее главной задачей оказалась починка искалеченного разума Дуарте. Или, возможно, способ прекратить исчезновения кораблей во время транзита между нормальной вселенной и странным узлом пространства колец.

В ее руках оказались почти безграничные ресурсы империи, на плечах — выживание человечества, а протокол исследований был настолько обтекаемым, что комиссию по этике не прошло бы даже его оглавление.

Ей требовалось разобраться в двух уровнях. Первым была цивилизация, создавшая протомолекулу и врата, а вторым — силы, разрушившие их. В свои лучшие дни она представляла себя средневековым монахом, пытающимся понять святых, чтобы лучше разглядеть лицо Бога. Но чаще чувствовала себя термитом, пытающимся объяснить своим собратьям, что такое собаки, дабы все они могли порассуждать о фьюжн-джазе.

Она понимала создателей протомолекулы и то, что их убило, лучше, чем кто-либо из людей. За исключением Кары, если все получится. И Ксана.

— Это похоже на сон, — говорила Кара, — только грандиознее. Я не помню, чтобы по-настоящему чувствовала во сне вкус, понимаете? А там я ощущаю вкус, и слышу, и форма моего тела как будто изменяется. Оно становится... всем.