Глава сороковая. Наоми

— Ты его видишь? — спросила Наоми. — Прямо здесь, сейчас?

Джим кивнул. Они плавали в невесомости, в той же лаборатории, где совсем недавно был пристегнут Амос во время неудачного погружения. Охранники из команды «Сокола» сразу переправили туда Джима из камеры катализатора, и Элви вызвала Наоми. Джим держался на месте, закрепившись за поручень. Он вспотел, выражение лица напряженное, как бывало во время болезни или если выпил лишнего, но в нем было и спокойствие, и что-то еще. Может быть, приятное изумление.

— Вижу — справа, между тобой и Элви, — сказал Джим. — К Элви чуточку ближе.

— Это не может быть сам Миллер, — сказала Элви. — Вероятно, это что-то иное.

Джим усмехнулся.

— Что? — возмутилась Элви.

— Извини. Он сказал кое-что забавное. Видишь ли, в обычном понимании Миллер, которого я знал, умер, когда «Эрос» разбился на Венере. Протомолекула собрала и сохранила образы его мозга, и когда ей потребовался инструмент поиска, этот оказался как раз под рукой. Этой версии Миллера требовалось нечто, способное послужить кораблем, а поскольку я был тем, кто решал, куда направить корабль, протомолекула использовала меня. Начала физически манипулировать моим мозгом, заставляя его видеть образы, полученные от Миллера, и взаимодействовать с ним. После тех манипуляций остались каналы. И теперь я всего лишь опять соединил их с протомолекулой.

Он взглянул на Наоми, улыбнулся и наклонил голову.

— Я тут вспомнил, как Алекс говорил, что инструменты, которые долго используют, обретают живую душу. Так, не в тему. Забудьте.

— Раньше ты не мог видеть Миллера, когда рядом другие люди, — заметила Элви.

— Это верно, — ответил Джим. — Отношения изменились.

Он засмеялся. Наоми не знала, над чем он смеется, но понимала, что дело тут в Миллере. Если ревность и ранила, ничего не поделать.

— Эта версия Миллера может открывать станцию, как предыдущая?

Джим, казалось, к кому-то прислушался, а потом пожал плечами.

— Я не знаю. Он тоже. И сама ситуация в этом смысле другая. Не узнаем, пока не попробуем.

— Я хочу сделать сканы, — сказала Элви, скорее для себя, чем для них. — Хотя бы активности мозга, как минимум. Если есть время, то полный метаболизм.

— Не уверен, что на это хватит времени, — отозвался Джим.

— Ты могла бы это отменить? — спросила Наоми. — Есть ли способ извлечь это из него?

— Разбитое яйцо трудно восстановить, — ответила Элви. — Но возможно, мы найдем способ поддерживать его в стабильном состоянии. Более-менее.

Джим пожал плечами.

— Время для нас не лишнее, но только в том случае, если мы от этого больше выиграем, чем потеряем — если вы понимаете, о чем я. Сейчас для нас тикает много часиков.

— Я говорю о сохранении твоей жизни, — сказала Элви.

— Да, я понял, и ценю это. Но об этом потом. Если не разберемся с первоочередными проблемами, это просто не будет иметь значения. Если ты по-прежнему будешь существовать как личность, которая хочет меня исцелить, значит, мы все сделали правильно.

Они умолкли. Наоми бросила взгляд на пустое пространство между ней и Элви, словно ожидала там что-то увидеть. Никого, только Элви обернулась, будто взгляд был предназначен ей. И Наоми поняла, что все ждут решения от нее. Джим по-прежнему улыбался, и Наоми захотелось врезать ему по лицу. «Каким чертом меня сюда занесло?» — подумалось ей.

— Собери все данные, какие возможно, и стабилизируй его, — сказала она Элви. — Нам нужно подготовить Терезу.

— И Танаку? — спросила Элви.

Наоми колебалась. Танаку она терпеть не могла и не доверяла ей, но интересы у них на данный момент совпадали, а открывать еще один фронт в личных войнах казалось мелочным. — И Танаку.

— Хорошо, — согласилась Элви. — Соберу команду медиков.

Она выбралась из лаборатории и закрыла за собой дверь. Только когда щелкнул замок, Наоми поняла, что Элви дает им возможность побыть вдвоем. Джим смущенно отвел глаза. Он был старше, худее и казался более изможденным, чем мужчина, которого она встретила когда-то на «Кентербери», но его открытость, которую она помнила, оставалась прежней. Уязвимость. И почти генетическая неспособность поверить, что он может с чем-то не справиться, если просто будет следовать велению сердца.

— Мне так жаль, — сказал он.

— В самом деле? Сколько раз мне пришлось наблюдать, как ты старался убить себя. А теперь ты заставляешь меня смотреть, как тебе это удастся, да еще в замедленном темпе. Но зато тебе жаль.

— Да. Хреново. Но я не мог придумать ничего другого и не хотел...

— Давай говорить о деле, — сказала она. — Остальное может и подождать.

Он помедлил и кивнул.

— Вероятно, отсюда я выйду на станцию. Как только закончат сканирование.

— Я буду на «Роси».

— Ладно. Дам тебе знать, когда буду на месте.

Наоми кивнула, выплыла за дверь и двинулась по коридору, как будто возвращалась к привычным каждодневным делам. Как будто не в последний раз. Так странно осознавать, что вот сейчас заканчивается нечто ценное, но это ничего не меняет. Возможно, это признак ее душевного опустошения, а может быть, дань тому, какой прекрасной была их совместная жизнь.

Она перебралась на «Росинант». На этот раз запах воздуха не поменялся. Возможно, движение между соединенными кораблями стало таким оживленным, что атмосфера смешалась, а может быть, Наоми просто уже привыкла. Она мгновение колебалась, решая, вернуться в каюту или на командную палубу. Работать она могла в обоих местах, однако в каюте остались следы Джима — его одежда и запах, его отсутствие. Поэтому она выбрала командную палубу.

Там уже был Алекс — глаза широко распахнуты, а руки дрожат от бессилия.

— Ты слышал? — спросила она.

— Так это правда?

— Да, правда, — сказала Наоми и выбрала кресло, чтобы пристегнуться. — Как ты узнал?

— От Кейси.

— Кейси?

— Ну, помнишь, электрик на «Соколе». Широкое лицо, темные волосы. На шее родинка. Пил пиво со мной и Амосом еще на Адро, до того, как мы оттуда ушли.

Наоми покачала головой. Она, вероятно, видела Кейси, но не умела налаживать связь с людьми так же легко, как Алекс.

— С тобой все хорошо? — спросил ее Алекс, но по тону было понятно — он знал, что нет.

Наоми вызвала тактический дисплей и разделила изображение. Пространство колец с левой стороны, а с правой — более схематичное представление всех врат и систем за ними. Плюс корабли, снующие во всех направлениях. Масштаб потрясающий. Теперь предстояло выяснить, какие корабли шли на помощь к ней, а какие стали новым врагом. Наоми предстояло провести полную инвентаризацию средств, которые защитят оставшиеся корабли от попадания в коллективный разум Дуарте. Нужно как можно дольше удерживать контроль над пространством колец, чтобы дать Джиму шанс остановить надвигающуюся со всех сторон катастрофу.

— Я очень и очень зла, — ответила она Алексу. — Когда Джим вернулся домой с Лаконии — когда мы его вернули — я знала, что он пострадал. Знала, что его стало меньше в каком-то смысле. Я думала, что мы о нем позаботимся. Что ранено не только его тело, но, если можно так сказать, и душа. Думала, что время, любовь и забота помогут, и я увижу его таким же, как прежде. Таким, каким я его помню.

— Я понимаю, — произнес Алекс.

— А помогло вернуть его прежнего нечто совсем другое. Я снова его увидела. Только что. Я видела Джима таким, как он был. В хорошие времена. И его вернула не любовь. Не забота. Не время. Он просто увидел, что нужно сделать нечто невероятно, безумно опасное, и справиться с этим мог только он. И тогда он...

Она рывком разжала кулак, словно чтобы рассеять прах.

Алекс понурил голову.

— Он просто сделал это. Поступил, как надо, — сказала она.

Ее глаза застилали слезы, и палуба превратилась в мешанину лучей и бликов. Наоми смахнула их тыльной стороной рукава.

— Джим есть Джим, — сказал Алекс. — И всегда был таким. Это я понимаю. Я оставил позади оба брака, думая, что я изменился и стал другим. Я не ошибался, но и не был совсем уж прав. Джим изменился, но в чем-то остался прежним.

— Я так хотела бы, чтобы его вернули мы, а не это.

— Так что нам делать?

Наоми смотрела в свои экраны. Слезы уже высохли, но тьма, опустошение и сожаления остались такими же глубокими.

— Мы постараемся дать ему столько времени, сколько сумеем. Пусть этот его последний дурацкий геройский жест получится как можно значительнее. Потом посмотрим, что дальше. Кому-то надо сказать Терезе и подготовить ее. И сообщи Амосу. Возможно, нам придется сражаться.

— Я этим займусь. Не волнуйся.

Он развернулся и двинулся к шахте лифта.

— Алекс?

Он обернулся, и на мгновение их взгляды встретились. Наоми не знала, что собиралась сказать, но, что бы то ни было, Алекс уже это знал.

— Это я беру на себя, — сказал он. — Делай свои дела.

Наоми приступила к работе, которая казалась нереально огромной. Она была потрясена и объемом, и сложностью, однако говорила себе, что неважно, возможно ли это, ей главное — делать. И начала с мелкого и конкретного. «Туллий Авфидий», военный корабль наемников из Фригольда, намеревался пройти врата системы Святой Антоний через шестнадцать часов. Он отозвался на ее призыв к подполью, но перестал отвечать на запросы ретранслятора возле врат с того момента, когда погружение Амоса пошло сильно не так.

Итак, «Туллий Авфидий» стал первой проблемой. Наоми нашла решение. Его перехватят «Керр», «Оборотень» и «Дхупа» — два лаконийских эсминца и один грузовик подполья с приваренными снаружи торпедными установками. А потом любой выживший в столкновении мог присоединиться к «Армандо Гуэлфу» у врат Хакусеки и перехватить «Братца пса».

Наоми подумывала отправить сообщение Трехо и вызвать подкрепление из Лаконии. Но послание дойдет через несколько часов, столько же времени займет ответ, и к тому времени как посланные корабли подойдут, вероятно, они уже больше не будут отвечать ни Наоми, ни Трехо. Лучше уж играть имеющимися картами. Она не надеялась выиграть, но могла надолго затянуть проигрыш.