Глава сорок первая. Джим

— Это плохая мысль, — сказал Миллер. — Нет, я знаю, ты всегда был чуточку туповат, но это даже ты должен понимать.

— Да, плохая, — не стал спорить Джим. — Просто она лучшая из всех плохих, которые мне пришли в голову.

— Вспомни, что и здесь-то ты оказался из-за некоторых своих неразумных решений.

Джим подвинулся, чтобы взглянуть туда, где, казалось, стоял мертвый детектив. Миллеру хватило такта изобразить смущение. Он поднял руку в знак того, что сдается.

— Согласен, не мне говорить, — сказал Миллер. — Я просто хочу, чтобы ты не особенно обольщался насчет того, как все это кончится.

Сфера станции на таком расстоянии уже не выглядела как сфера. Джим приблизился — все они приблизились к ней настолько, что она больше походила на сияющую голубую равнину. А врата вокруг и позади них горели, словно крошечные, аномально регулярно расположенные звезды.

Тяжелый лаконийский скафандр, который дала ему Элви, идеально прилегал к телу в подмышках и под коленями, придавая странную свободу движений, отчего в миндалевидное тело мозга непрерывно поступали уколы паники — «скафандр рвется». Виртуальный дисплей показывал, что воздуха ещё на пятнадцать часов, это было чертовски круто. Лаконийские скафандры накапливали запас воздуха и воды в порах обшивки, и хотя этот не боевая броня — единственным оружием Джима был пистолет из арсенала «Роси» — усиленный скафандр давал некоторую защиту.

Внешние датчики скафандра не показывали в синеватом излучении станции ничего опасного, а от всех врат исходило суммарно всего несколько сот миллирентген. Джим сильнее пострадал бы от радиации при короткой вылазке для проверки корпуса «Роси» в нормальном пространстве. В его ситуации это единственное, что казалось хоть относительно безопасным.

«Роси» с «Соколом» находились на плаву справа, в нескольких километрах. «Деречо» — на таком же удалении слева. И все корабли выглядели такими маленькими, что их можно было закрыть большим пальцем вытянутой руки. Инопланетный транспорт, на котором Уинстон Дуарте выбрался с Лаконии, был сейчас бледной точкой внизу, на поверхности станции. Шлем заверил Джима, что Тереза с Танакой уже в пути и близко к нему, но их все еще не было видно. Пока он один. Или вдвоем с Миллером, если на то пошло.

Детектив был в том же сером костюме и темной шляпе, которые носил при жизни. Лицо, напоминавшее печального бассет-хаунда, выглядело моложе, чем помнил Джим, но, возможно, лишь потому, что сам он старел, а Миллер — нет. Протомолекула, действующая непосредственно в теле Джима, давала Миллеру возможность постоянно находиться в его сознании, даже в присутствии других людей. И к тому же у Миллера выработалась неприятная привычка все время торчать у него на виду. Если он оказывался справа от Джима, а тот оборачивался налево, Миллер тоже был там. Ощущение направления, откуда исходил голос Миллера, постоянно менялось в соответствии с местом, где он якобы находился. Это дезориентировало и пугало, Миллер словно был злодеем из дешевого фильма ужасов.

Миллер сунул руки в карманы и кивнул в сторону «Деречо».

— Кажется, наша полковник Милашка уже здесь.

— Ты не должен так ее называть.

— Почему бы и нет? Не похоже, что она меня слышит.

Танака казалась темной точкой на фоне светящихся врат. Ее маневровые двигатели на сжатом газе почти не подавали признаков жизни, разве что по мере приближения стало заметно, что она замедляет ход. Скафандр на Танаке был того же оттенка синего, что и лаконийский флаг, с изображением стилизованных крыльев. В остальном он напомнил Джиму старого «Голиафа» Бобби Драпер — не скафандр, а оружие в виде скафандра. Лицо Танаки было на удивление хорошо видно. Одна щека казалась более гладкой и молодой — Джим совсем недавно порвал оригинал в клочья. Взгляд Танаки скользил вокруг, она словно проводила инвентаризацию. Она остановилась, нахмурилась, казалось, сосредоточилась на чем-то в пустоте около его шлема.

— Ну, похоже, все так, — сказала она по радиосвязи шлема. — У вас в самом деле есть кто-то еще на борту.

— Да, есть, — признал Джим. — Но как вы...

— Вот и я, — сказала Тереза. Джим обернулся к «Роси» и увидел ее, в потрепанном скафандре с эмблемой «Росинанта». А с ней рядом со смущенным видом плыл Миллер. — Я почти готова. Нужно только кое-что сделать.

— Что такое? — резко поинтересовалась Танака.

— Ондатра. На случай боя она должна быть пристегнута в кресле.

Молчание Танаки прозвучало как резкий ответ.

— Ага, это будет весело, — заметил Миллер.

— Я об этом позабочусь, — сказал Джим. — В остальном, помимо Ондатры, вы обе готовы? Нужно что-то еще прежде, чем мы начнем?

— Нет, — сказала Тереза. — Можем идти.

Танака покачала головой. Джим переориентировался в направлении безбрежной пустой синевы и обнаружил, что Миллер уже там, под ним.

Он открыл соединение с «Роси».

— Привет.

— Привет, — отозвалась Наоми. Голос звучал тихо и озабоченно.

Джим быстро просмотрел статус.

— Так, мы примерно в сотне метров от поверхности станции и направляемся внутрь.

— Я с вами, — сказала она и добавила еще что-то, Джим не разобрал.

— Тереза просит тебя убедиться, что Ондатра пристегнута в кресле, на случай, если будет сложное маневрирование.

— Я об этом позабочусь.

Огромная синяя стена приближалась. Уголком глаза он видел, как Танака активирует и отключает пистолет в предплечье скафандра, выдвигает ствол и втягивает обратно, одновременно и нервничая, и угрожая. А в направленном на станцию взгляде Терезы было что-то, напоминавшее голод.

Миллер, двигавшийся с ним рядом, кивнул.

— Погляди-ка, у меня тут кое-что есть.

Голубая стена неожиданно утратила гладкость. По ней побежали волны, тонкие, как струна, образующие спирали, сложные и обширные. Они соединялись, расходились и угасали, заменяясь новыми растущими завитками. Это выглядело чем-то средним между органическим и механическим и казалось очень знакомым.

Миллер рывками двинулся вперед, телепортируясь из одного места в другое, как может только галлюцинация, дождался момента, когда узоры приостановят движение, и достиг поверхности. Джим почувствовал это как усилие собственного тела, но где — невозможно определить, как напряжение мускула в фантомной конечности. Спирали снова начали перестраиваться, но место, где стоял Миллер, оставалось пустым, а потом расширилось. В этом круге диаметром метра три голубое свечение потемнело, появилась впадина, потом углубилась, а затем образовался туннель. Танака что-то произнесла, но с выключенным радио. Джим лишь видел, как шевелятся ее губы.

— Хорошо. Видим вход. Мы можем войти.

Когда Наоми заговорила, в ее голосе звучало отчаяние.

— Мы дадим вам столько времени, сколько сумеем.

— Она думает, вы все покойники, — сказал Миллер. — И она, и ты, и все в этих кораблях. Или даже не знаю. Если не покойники, то нечто похуже. Мой рассудок захвачен, загнан внутрь этих тварей, и мне не позволили умереть. Это было невесело. Кстати, я еще не сказал тебе, большое, на хрен, спасибо за то, что ты меня опять вытащил?

Джим покачал головой. Он не знал, что сказать Наоми, как ее утешить. «Ты делала это и без меня», или «если мы и умрем, то умрем, сделав все, что могли», или «я воспользуюсь всем временем, что ты можешь дать»... Ничего не годилось, он не это хотел сказать.

— У нас все получится, — сказал он.

— Доброй охоты, любимый.

— Это вряд ли, — влез Миллер. — Я хотел сказать, вряд ли у нас все получится.

Холден выключил микрофон.

— Да, знаю, я виноват в том, что пришлось тебя вытащить. А теперь помогай мне или заткнись.

Изгиб туннеля на станции, казалось, вздымался вверх, окружая Джима, заслоняя и «Роси», и «Деречо», и сверкающие звездочки врат. Он вел в глубину станции, но в восприятии Джима направление постоянно переключалось между «вперед» и «вниз» — то движение по коридору, то падение в бездну.

— Внимание, — произнесла Танака по открытому общему каналу. — Холден, как состояние?

— Что-что?

— Твое состояние. Ты — моя отмычка в этот филиал ада. Если ты окончательно станешь протомонстром и нападешь, я хотела бы знать заранее. До того, как это случится. Ну, и как состояние?

— Так, — сказал Миллер. — Чую, речь зашла о том, кто тут главный. Вам двоим это следовало обсудить заранее.

— Я прекрасно себя чувствую, — сказал Джим, потом прислушался к себе и добавил: — Может, чуточку лихорадит. Но мне не плохо.

— Я хочу получать обновленные данные каждые пять минут. Поставь таймер.

— Если мне станет хуже, я дам знать.

— Обязательно. Потому что поставишь таймер.

Миллер, плывший между ними на полшага позади, попытался спрятать ухмылку. Взвесив «за» и «против» сопротивления Танаке, Джим поставил таймер. Но на семь минут.

Туннель ширился. Поверхность прозрачной мембраной закрывала его края, но Джим проскользнул сквозь нее, не испытывая ни малейшего сопротивления. Еще десять метров, и туннель — или просто дыра — перешел в необъятный зал, где мог поместиться собор. Линии, которые Джим видел на поверхности станции, присутствовали и здесь, оплетали все, скользя по стенам и колоннам. От стен исходил свет, пульсирующий и мягкий, слишком рассеянный, чтобы появились тени. Все вокруг непрерывно двигалось, и у Джима было ощущение, что он не видел бы большей части, если бы не протомолекула в его теле. Все поверхности жили собственной жизнью, обменивались флюидами и крошечными частичками размером меньше песчинок. Он как будто наблюдал за жизнедеятельностью огромного тела, где все ткани и части выполняют свою задачу, а всё вместе служит единой и непостижимой цели.

Одна колонна была чем-то вроде скульптуры — то ли робот, то ли насекомое, непонятно. В его памяти вспышкой пронеслось воспоминание о марсианском десантнике: он разрушил что-то такое гранатой, а потом его самого уничтожили, разбили на комплекс молекул и использовали для восстановления причиненного ущерба. Джим опять включил микрофон.