Несмотря на то, что я стараюсь не сводить с него глаз, чтобы не испортить момент, мой взгляд устремляется к крошечной подарочной упаковке. Мне любопытно. Когда он берет меня за руку и кладет по центру ладони коробочку, я наконец-то отрываю взгляд от загадочной кожаной упаковки и смотрю на него.

— Это мне?

Миллер медленно кивает и садится на корточки, я вторю ему.

— Что это?

Он улыбается, и появляется намек на его столь редкую ямочку.

— Мне нравится твое любопытство.

— Должа ли я ее открыть? — Пальцы тянутся к губам, и я покусываю кончик большого пальца. Меня переполняют всевозможные эмоции, мысли и чувства.

— Видимо, я единственный мужчина, который может утолить твое неуемное любопытство.

Я непринужденно смеюсь, переводя взгляд с коробки на задумчивого Миллера.

— Ты возбуждаешь это любопытство, Миллер, так что мое здравомыслие зависит от того, удовлетворишь ли ты его.

Он заражается моим весельем и кивает на коробочку.

— Открой ее.

Пальцы дрожат, эмоции бьют через край, когда я поднимаю крышку. Осмеливаюсь взглянуть на Миллера и вижу, что взгляд его синих глаз сосредоточен исключительно на мне. Он напряжен. Нервничает. Это состояние передается мне.

Медленно тяну крышку. Дыхание перехватывает. Кольцо.

— Это бриллиант, — шепчет он, — твой камень-талисман.

Я с трудом сглатываю, пробегая взглядом по толстому ободку, который венчает бриллиант в форме овала, окруженный с двух сторон камнями в форме слезинок. Камни поменьше разбросаны по ободку и красиво сверкают. Кольцо отделано белым золотом так, что каждая инкрустированная часть кажется отделенной. Никогда не видела ничего подобного.

— Антикварное? — спрашиваю, переводя взгляд с одного совершенства на другое. Смотрю на него. Он все еще нервничает.

— В стиле модерн, если быть точным.

Улыбаясь, удивленно качаю головой. Он как всегда педантичен.

— Но это кольцо, — решаюсь произнести очевидное. После сегодняшнего Центрального парка, эмоционального накала и письма Миллера, кольцо повергает меня в шок.

Внезапно коробка исчезает, отложенная в сторону. Он перемещается на спину и, взяв меня за руки, притягивает к себе, пока я не встаю на колени между его бедер. Опять опускаюсь на корточки и, затаив дыхание, жду его слов. Вне всяких сомнений они проникнут так же глубоко, как и взгляд кристально синих глаз. Он поднимает коробку и держит ее между нами. Блеск, исходящий от изысканного украшения, ослепляет.

— Вот этот, — он указывает на бриллиант в центре, — олицетворяет нас.

Я закрываю ладонями лицо, не желая, чтобы он вновь увидел слезы, появляющиеся на глазах, но мое уединение длится недолго. Взяв мои руки, он опускает их мне на колени, неспешно кивая головой в знак понимания.

— Этот, — он показывает на камень в форме слезы, расположенный рядом с основным, — я. — Затем пальцем скользит по бриллианту, расположенному симметрично. — Вот этот представляет тебя.

— Миллер, я…

— Шшш. — Он прикладывает палец к моим губам и предупреждающе приподнимает темную бровь. Убедившись, что я выполню его желание и позволю ему закончить, он вновь обращает внимание на кольцо. Мне не остается ничего другого кроме как ждать, пока он не завершит объяснение. Его указательный палец покоится на бриллианте, олицетворяющем меня.

— Этот камень прекрасен. — Подушечка пальца скользит по такому же бриллианту с другой стороны. — Он заставляет сверкать ярче этот. Дополняет его. Но тот, что представляет нас, — он прикасается к центральному камню и поднимает взгляд на мое пылающее лицо, — самый яркий и ослепительный.

Одарив меня присущим только ему ленивым взглядом, Миллер достает из темно-синей бархатной подушки антикварное изделие, пока я веду внутреннюю борьбу, старясь держать себя в руках.

Этот совершенный в своем несовершенстве мужчина намного прекрасней, чем когда-либо признает, но я ценю, что являюсь именно той, кто делает его лучше. И не потому, что пытаюсь его изменить, а потому что Миллер стремится к этому. Ради меня. Он берет кольцо и проводит пальцем по дюжине крошечных камней, расположенных у замысловатой вершины.

— А все остальные сверкающие осколки — пламя, которое мы разжигаем вместе.

Я ожидала, что его слова заденут меня до глубины души. Но не представляла, что произведут настолько сокрушительный эффект.

— Оно идеальное. — Протягиваю руку и глажу Миллера по грубой щеке, ощущая, как внутри зажигаются мерцающие искры.

— Пока нет, — шепчет он, убирая мою руку. Я наблюдаю, как он неторопливо надевает кольцо на безымянный палец моей левой руки. — Теперь идеально. — Неспешно поцеловав кольцо, он прижимается щекой к моей ладони.

Я едва не теряю дар речи. Вот так запросто надел его на безымянный палец. На левой руке. Не хочу нарушать идиллию, но на языке вертится один вопрос.

— Ты просишь выйти за тебя замуж?

От его улыбки захватывает дух, на его щеке вновь появляется ямочка, а на лоб падает непослушная прядь волос. Миллер поднимает меня с колен и усаживает к себе так, что мне приходиться обхватить его спину ногами, пока наши тела не переплетаются.

— Нет, Оливия Тейлор. Я прошу тебя стать моей навечно.

Не могу справиться с одолевающими меня эмоциями. Искреннее выражение его лица... безграничная любовь ко мне. В очередной бессмысленной попытке скрыть слезы, я утыкаюсь лицом ему в грудь и тихо всхлипываю, Миллер же тем временем выдыхает мне в волосы и успокаивающе поглаживает по спине. И я не знаю, почему плачу, когда чувствую себя так хорошо.

— Это кольцо — символ бесконечности, — говорит Миллер надо мной, заключая мою голову в ладонях, безмолвно требуя посмотреть на себя, прежде чем продолжить. — Не имеет значения, на каком пальце его носить и, по-моему, на другой руке у тебя уже есть великолепный камень, привлекающий внимание. Я бы никогда не осмелился предложить заменить кольцо твоей бабушки.

Я улыбаюсь сквозь слезы, понимая, что это не единственная причина, по которой Миллер надел кольцо на левую руку. Это его способ дать мне малую часть того, что как он выяснил, мне необходимо.

— Я люблю тебя до мозга костей, Миллер Харт.

— Я всем своим существом очарован тобой, Оливия Тейлор. — Он прижимается ко мне губами, завершая идеальный момент безупречным, благоговейным поцелуем. — У меня просьба, — произносит он, едва отрываясь от моего рта между восхитительными движениями нежного языка.

— Я никогда не перестану, — подтверждаю, позволяя помочь себе подняться, не разрывая при этом губ и сохраняя нашу близость.

— Спасибо. — Он поднимает меня, прижимая к своей груди, и несет к ведущей в гостиную двери. Мы направляемся к мягкому роскошному ковру кремового цвета, лежащему у камина. Прервав поцелуй, я устраиваюсь на спине. — Подожди, — звучит тихий приказ, и он выходит из комнаты, оставив меня едва сдерживающую поток страсти.

Все тело сгорает от желания. Я опускаю взгляд на кольцо, напоминая себе, какое же оно великолепное, но важнее всего его значение. Я изгибаю губы в довольной улыбке, но она мгновенно исчезает, когда я замечаю наблюдающего за мной обнаженного Миллера.

Не говоря ни слова, он направляется ко мне с многообещающим взглядом. Миллер собирается поклоняться мне и что-то подсказывает, что этот раз не сравнится с остальными. Я ощущаю исходящее от каждой клеточки его обнаженного тела желание. Произнесенные откровения, обещания и поцелуй он хочет подкрепить действием. Все во мне: каждое нервное окончание, каждая капля крови, каждый мускул горит огнем.

Положив презерватив рядом, он опускается на колени, а перед глазами пульсирует его явное возбуждение.

— Хочу раздеть свое увлечение, — произносит Миллер басом, усиливая мое желание. Потом располагается сбоку, опираясь на локоть, и кожу обдает жаром, когда он ладонью скользит под ткань юбки и преодолевает короткое расстояние до внутренней стороны бедер.

Я пробую сделать глубокий успокаивающий вдох, но вместо этого задерживаю дыхание. Он дразнит, нежно кружа ладонями у моего входа — это худшая из пыток, а ведь мы только начали.

— Ты готова к моему преклонению тебе, Оливия Тейлор? — Пальцем Миллер нежно едва касается моего белья, заставляя меня выгнуться дугой и выпустить сдерживаемый вдох.

— Пожалуйста, не надо, — прошу, впиваясь в него умоляющим взглядом, — пожалуйста, не мучай меня.

— Скажи, что ты хочешь, чтобы я поклонялся тебе. — Он снимает с меня юбку вместе с бельем.

— Пожалуйста, Миллер.

— Скажи.

— Поклоняйся мне, — выдыхаю я, приподнимая спину, когда он просовывает руку мне под топ, чтобы расстегнуть бюстгальтер.

— Как пожелаешь, — соглашается Миллер, и это в высшей степени неприлично, поскольку я точно знаю, что это то, чего он тоже желает. — Встань.

Без пререканий послушно сажусь, как приказано; он снова опускается на колени и стягивает мой топ, а затем бюстгальтер. Небрежно отбрасывает их в сторону, скользя ладонями по спине, и он наклоняется, вынуждая меня снова лечь.

Миллер нависает надо мной, почти вплотную прижимаясь, а я тону в его взгляде.

— Каждый раз, когда я смотрю тебе в глаза, меня охватывает удивительное чувство.

— Объясни.

— Не могу. Мне не хватает слов.

— Как с «очарованием»?

Он улыбается. Так застенчиво, что выглядит по-мальчишески милым. Это совсем несвойственно Миллеру Харту. И, несмотря на то, что ему подобное чуждо, это не притворство. Улыбка неподдельная и не для отвода глаз. Настоящая. Он искренен для меня одной.

— Именно так, — подтверждает он и, наклоняясь, берет в плен мои губы. Я провожу руками по его плечам, поглаживая мышцы, мы оба постанываем от удовольствия, неспешно двигая языками. Я запрокидываю голову в поисках лучшего доступа, и мое желание выходит из-под контроля.

— Отдайся моменту, — просит он, не отрывая от меня губ, — у нас впереди целая вечность.