IX

Вселенная, как уже было замечено выше, обескураживающе огромна, и большинство ее обитателей склонны игнорировать этот факт во имя сохранения своего душевного спокойствия.

Многие с радостью перебрались бы в какое-нибудь местечко поменьше размером, скроенное по их собственным меркам и масштабам; и на самом деле большинство существ именно так и поступает.

Например, в одном из уголков Восточного рукава Галактики вращается одна маленькая лесистая планетка Охломун, все, с позволения сказать, разумное население которой обитает безвыездно на одном небольшом и весьма густонаселенном кусте орешника. На этом кусте они рождаются, живут, влюбляются, выцарапывают на его коре пространные статьи о смысле жизни, бессмысленности смерти и важности контроля над рождаемостью, сражаются в нескольких исключительно региональных конфликтах и в конце концов умирают, привязанные к нижней стороне наиболее удаленных и труднодоступных ветвей.

Единственные охломуняне, которые покидают свой куст — это те, кого сбрасывают с него за распространение крамольных идей о том, что возможна жизнь на других кустах и что сами эти другие кусты, возможно, не являются галлюцинацией, вызванной неумеренным употреблением охлорехов.

Каким бы экзотическим ни казался такой уклад, в Галактике нет формы жизни, которая бы не грешила тем же самым в той или иной форме. Именно в этом заключается ужас Фокуса тотальной перспективы.

Потому что Фокус показывает вам в одно мгновение всю невообразимую бесконечность мироздания, и где-то в ней малюсенькую пометочку, микроскопическую точечку на микро скопической точке, и подпись: «Вы находитесь здесь».

Серая пустошь простиралась перед Зафодом, серая бесплодная пустошь. Над нею дико выл ветер.

Посреди нее виден был стальной прыщ купола. Туда-то, понял Зафод, мы и идем. Это и есть Фокус тотальной перспективы.

Зафод стоял, без интереса оглядывая купол, как вдруг нечеловеческий вопль ужаса раздался изнутри — как если бы из человека живьем выковыривали душу. Вопль унесся по ветру и стих вдалеке.

Зафоду показалось, что кровь его превратилась в жидкий азот.

— Что это было? — прошептал он сипло.

— Запись, — ответил Гарграварр, — Запись предыдущей жертвы в Фокусе. Ее всегда проигрывают следующему. Для создания соответствующего настроения.

— Звучит мрачновато, — признался Зафод. — А что если мы тут затусуемся куда-нибудь? В гости к кому-нибудь заглянем? Какие есть варианты?

— Насколько я знаю, — отозвался эфирный голос Гарграварра, — я, вполне вероятно, сейчас и так в гостях. В смысле, мое тело. Оно часто ходит в гости без меня. Говорит, я только все порчу. Я все порчу!..

— Слушай, так что там у тебя с твоим телом? — спросил Зафод, стараясь оттянуть, насколько возможно, то, что ожидало его.

— Ну, что там… — неохотно проговорил Гарграварр. — Дела у него. Занято оно.

— Ты хочешь сказать, что кто-то другой его занимает? — спросил Зафод.

Повисла долгая холодная пауза. Затем Гарграварр прмолвил:

— Я вынужден заметить, что последний ваш каламбур сделан в весьма дурном вкусе!

Зафод залепетал какие-то извинения.

— Неважно, — закрыл тему Гарграварр. — Вы не могли знать.

Голос его чуть заметно дрогнул.

— Дело в том, — продолжал он тоном, намекавшим на нелегкую внутреннюю борьбу, — что мы давно уже не живем вместе. Боюсь, что все идет к разводу.

Голос снова смолк, оставив Зафода в тишине и недоумении. Он промямлил что-то неопределенное.

— Думаю, мы просто не сошлись характерами, — сказал Гарграварр через некоторое время. — У нас никогда не было общих интересов. Мы все время ссорились из-за секса и рыбалки. Пытались совместить одно с другим, но результат оказался плачевный. Как, в общем, нетрудно себе представить. И теперь мое тело со мной не живет. Видеть меня не хочет…

Гарграварр снова грустно помолчал. Ветер завывал над пустырем.

— Оно говорит, что я им манипулирую. Я замечал ему, что, в сущности, это моя прямая обязанность — манипулировать им, а оно говорит, что это шовинистический бред, который уважающее себя тело не обязано выслушивать, и на этом разговор кончается… Думаю, оно оставит себе мое родовое имя.

— Вот как, — выговорил Зафод. — А какое у тебя имя?

— Писсуалий, — отозвался голос. — Писсуалий Гарграварр. Говорит о многом, не правда ли?

— Да уж, — промямлил Зафод сочувственно.

— Вот так я стал духом без тела и устроился здесь Хранителем Фокуса тотальной перспективы. На поверхность этой планеты не должна ступать нога человека. За исключением жертв Фокуса — но они, боюсь, не в счет.

— А почему…

— Нетрудно рассказать. Хотите послушать?

— Н-ну..

— Так слушайте. Много лет назад здесь была планета в расцвете сил: толпы людей, города, магазины — мир как мир. За исключением того, что на центральных проспектах этих городов было чуть больше обувных магазинов, чем нужно. И постепенно, понемногу, количество этих магазинов увеличивалось. Это хорошо известный экономический феномен, но наблюдать его своими глазами очень тяжело. Чем больше открывалось обувных магазинов, тем больше приходилось выпускать обуви и тем хуже делалась эта обувь. А чем хуже становилась обувь, тем чаще приходилось ее покупать, чтобы не остаться босым, и тем больше приходилось открывать обувных магазинов. Наконец, экономика планеты рухнула в то, что называется, если не ошибаюсь, Обувной черной дырой, когда стало нерентабельно открывать что бы то ни было, кроме обувных магазинов. В результате — кризис, разруха и голод. Большая часть населения вымерла. Те немногие, у которых генофонд был достаточно расшатан, мутировали в птиц — вы их видели. Они прокляли свои ноги, прокляли землю и поклялись, что ничья нога больше не ступит на нее. Такое несчастье… Идемте, я должен отвести вас в Фокус.

Зафод, впечатлившись, покачал головой и зашагал вперед по пустырю.

— И ты, значит, родился в этой несчастной дыре? — спросил он.

— Нет-нет, что вы, — ужаснулся Гарграварр. — Я родился на Ляфортово-В. Чудное место. Какая там рыбалка! Я переношусь туда по вечерам. Хотя теперь я могу только смотреть… На этой планете есть только Фокус тотальной перспективы. Его построили здесь, потому что никто не хотел жить рядом с этой штукой.

В это мгновение еще один жуткий вопль распорол воздух, и Зафод содрогнулся.

— А что такое там человеку прописывают? — спросил он тихо.

— Вселенную, — ответил Гарграварр. — Всю бесконечную Вселенную. Бесконечное количество солнц, бесконечные расстояния между ними, и ты сам — невидимая точка на поверхности невидимой точки. Бесконечное ничтожество.

— Но-но! Я, между прочим, Зафод Библброкс, чтоб ты знал! — попытался Зафод взбодрить остатки своего эго.

Гарграварр ничего на это не ответил, а стал снова напевать свою колыбельную песенку, пока они не добрались до тусклого стального купола посреди пустыря.

Едва они подошли к нему, как в нем открылась дверь, а за ней обнаружилась небольшая темная комната.

— Заходите, — велел Гарграварр.

Зафод поежился от страха.

— Что, прямо вот так, прямо сейчас? — спросил он.

— Прямо сейчас.

Зафод тревожно заглянул внутрь. Комнатка была очень маленькой, стены ее были стальные, и места в ней было едва на одного.

— Что-то Фокус у вас какой-то не слишком чёткий, — сострил Зафод.

— Это не Фокус, — сказал Гарграварр. — Это лифт. Заходите.

Трепеща всеми фибрами, Зафод вошел. Он чувствовал, что Гарграварр рядом с ним в лифте, хотя бестелесный его провожатый не говорил ни слова.

Лифт поехал вниз.

— Надо привести себя в достойный вид, — сказал себе Зафод.

— Такого вида нет, — холодно заметил Гарграварр. — Его не может быть.

— Умеешь же ты выводить человека из себя!

— Я? Я — нет. Фокус — умеет.

Внизу лифт раскрылся, и Зафод вывалился в небольшую, сугубо рабочую комнатку со стальными стенами.

Напротив он увидел одиноко стоящий стальной шкаф такого размера, чтобы в нем как раз мог встать человек.

И больше ничего.

Шкаф соединялся с несколькими приборами одним-единственным толстым проводом.

— Это оно? — спросил удивленно Зафод.

— Это оно.

Выглядит не так уж страшно, подумал он.

— И я должен туда залезть? — спросил он.

— Ты должен туда залезть, — подтвердил Гарграварр, — и боюсь, что сделать это надо сейчас.

— Ну, ладно, ладно, — сказал Зафод. — Я лезу, лезу.

Он открыл дверь шкафа и вошел в него.

В шкафу пришлось подождать.

Через пять секунд раздался щелчок, и вместе с Зафодом в шкафу оказалась вся Вселенная.