— Расскажи мне немного о своей жизни.

Вопрос заставил ее остановиться с салатом на полпути ко рту. Положив вилку на место, она молча посмотрела на него.

— Все, что угодно, — тихо сказал он. — Как долго ты путешествовала с карнавалами, например?

Дивина немного расслабилась и уставилась на вилку. Она не предполагала, что ответ на этот вопрос будет проблемой или выдаст что-то, что она не должна. — Примерно с тех пор, как начались карнавалы, — сказала она и добавила: — Ну, я думаю, что первый был в течение нескольких лет, прежде чем я присоединилась к конкурентам в 1901 году.

Маркус кивнул и откусил от запеканки.

Еще больше расслабившись, Дивина положила салат в рот и почувствовала, как ее брови поползли вверх. Она подумала, что ей это понравится больше, чем кремовый соус. В этом было что-то такое, что ей нравилось.

— А до карнавала?

Дивина проглотила салат, сделала глоток, как ей показалось, потом поставила стакан и призналась: — Прежде чем перейти к карнавалам, я ездила верхом и жила с команчами.

Глаза Марка недоверчиво расширились. — Серьезно?

Она слабо улыбнулась, увидев выражение его лица, и кивнула. — Они называли меня Надуа.

— Надуа, — пробормотал он. — Очень мило. Что это значит?

— Это зависит от того, кого ты спрашиваешь, — призналась она с усмешкой. — Вождь, который дал мне это имя, сказал, что оно означает «Та, которая держится с достоинством и изяществом». Однако одна довольно противная и ревнивая девица как-то сказала мне, что это означает «Та, которая с нами согревается», и то, как она это произнесла, наводило на мысль, что я сделала это довольно х-образно.

Дивина усмехнулся, увидев, как нахмурился Маркус, и пожал плечами. — Как я уже сказал, она ревновала. Вождь выслушал мои советы и позволил мне отправиться в бой вместе с людьми. Я думаю, она считала, что я проспала весь путь с вождем, чтобы мне позволили это сделать. — Она улыбнулась и добавила: — Даже если вождь ошибался, и это означало «Та, кто с нами», это было бы правдой. Я разделила с ними огонь ночи.

— Ты не могла остаться с ними надолго. Они бы заметили, что ты не стареешь, — сказал он.

— Были разные племена Команчей: Ямпарики, Юпы и Коцотеки, и все они имели разные племена, — пожала плечами она. — Я какое-то время вращалась в разных группах, но нет, я не была с ними так долго, как я была с карнавалами.

— А до них?

Дивина вздохнула и положила вилку. — Маркус…

— Расскажи мне… пожалуйста, — добавил он мягко, а затем предложил, — если ты это сделаешь, я расскажу тебе о себе.

Она коротко взглянула на него, потом кивнула и снова взяла вилку, положила на нее немного запеканки, откусила кусочек, прожевала и проглотила, а затем призналась: — До Команчей, я была с цыганами.

— Цыгане, — тихо сказал он, и она кивнула.

Дивина криво улыбнулась. — Они называли меня Нури. Это значит цыганка.

— Значит, даже для цыган ты считалась цыганкой? — весело спросил он.

Она криво усмехнулась. — Ну, я переезжала даже чаще, чем они. Я путешествовала с группой в течение пяти или десяти лет, а затем уезжала и находила другую. Перед отплытием в Америку я объездила большую часть Европы с разными группами цыган.

— Я удивлен, что они позволили тебе путешествовать с ними, — тихо сказал он. — Насколько я понял, цыгане не принимают чужаков.

Дивина весело улыбнулась и напомнила ему: — Я бессмертна, и мы можем быть очень убедительными.

— Ах, — кивнул Маркус. — Немного контроля над разумом, немного влияния и биббиди-боббиди-бу.

— Биббиди боббиди бу? — эхом отозвалась она, широко раскрыв глаза.

Маркус покраснел. — Есть маленькая девочка по имени Ливи, которая гостила у подруги, пока я был там, и у нее была страсть к диснеевским фильмам.

— А-а, — торжественно произнесла Дивина, но внезапно перед ее мысленным взором возник образ Маркуса, смотрящего диснеевский мультфильм с маленькой девочкой в косичках. Она понятия не имела, носит ли эта Ливи косички, но именно этот образ пришел ей на ум. Это был прекрасный образ. Она думала, что он будет хорошо ладить с детьми. Интересно, как будут выглядеть их дети, подумала она, но тут же отбросила эту фантазию. Он может быть ее спутником жизни, но она никогда не сможет претендовать на него, пока он работает с Люцианом.

— А до цыган? — спросил Маркус.

Дивина мельком взглянул на него, а затем сказала: — Не пора ли тебе рассказать мне немного о себе?

Маркус помолчал, потом положил вилку и кивнул. — Вполне справедливо.

Она была рада, что он не стал возражать… по двум причинам. Она действительно хотела узнать о нем больше, но также она хотела съесть больше вкусной еды на своей тарелке, что было трудно сделать, пока она говорила.

Маркус отхлебнул воды из стакана, стоявшего рядом с тарелкой, и поставил его на стол. Мои бабушка и дедушка — Марция и Никодимус Нотте. Они были частью группы изначальных бессмертных, выживших Атлантиды.

— Атлантида? — спросила она в замешательстве.

Маркус замер и наклонил голову. — Никто не учил тебя истории нашего происхождения, Дивина?

Она чуть было снова не солгала и не сказала «Да», чтобы не выглядеть невежественной, но потом вздохнула и призналась: — Боюсь, что нет. Скорее, детство… — Она нахмурилась и отвела взгляд.

— Нетрадиционное? — мягко предложил он, и это слово заставило ее невежливо фыркнуть.

Быстро прикрыв рот и нос ладонью, она посмотрела на него широко раскрытыми глазами и вдруг потеряла терпение. Она не была застенчивой. Она заботилась о себе тысячелетиями, и будь она проклята, если встреча со спутником жизни, на которого она не могла претендовать, и воспоминания о детстве, которое было ужасом для всех вокруг, приведут ее в состояние беспечной идиотки, боящейся сказать то, что она чувствовала, или имела в виду, или хотела. Ее история была ее историей, и все тут. Она не могла изменить это, и он мог принять это, смириться с этим или просто убраться к черту из ее жизни, если ему это не нравилось.

Опустив руку, она сказала: — Это слово не может описать мое детство. Во-первых, мои родители не были настоящими спутниками. Он поднял брови, и она кивнула. — Моя мать, Тисифона, была старше моего отца Феликса и хотела ребенка. Мой отец, по-видимому, был очень приятным и добродушным человеком, и она решила, что он подойдет.

— Хотя мой отец не умел читать Тисифону, он знал, что она старше, поэтому не придал этому значения, — поморщилась она и добавила: — До тех пор, пока Тисифона не заявила, что тоже не может читать его мысли, и поэтому они, должно быть, спутники жизни.

— Она лгала? — спросил Маркус.

Дивина кивнула. — Да. Она могла читать его мысли… и контролировать его тоже. Она использовала оба навыка, плюс манипуляции и наркотики, чтобы заставить его думать, что он переживает печально известный секс с подругой жизни.

Маркус нахмурился. — Твой отец был достаточно молод, чтобы есть?

Дивина покачала головой. — Я так понимаю, она использовала ментальный контроль или, возможно, наркотики, чтобы заставить его думать, что он голоден, и что еда была самой вкусной из всех, что он когда-либо ел.

— И все это ради ребенка? — нахмурившись, спросил он. — Почему бы просто не манипулировать смертным, чтобы оплодотворить ее? Черт, ей даже не пришлось бы манипулировать им. Они бы выстроились в очередь, чтобы переспать с ней.

Когда Дивина подняла брови, он объяснил: — Очевидно, мы выделяем какую-то химическую смесь гормонов, которая делает нас ультра привлекательными для смертных.

— Неужели? — спросила она с интересом. Дивина этого не знала. Но это объясняло, почему смертные мужчины, казалось, всегда доставляли ей неприятности.

— Да, — ответил Маркус и добавил: — Даже если бы это не сработало, она легко могла заставить любого смертного думать, что она великолепна. Хотя, если ты унаследовала от нее свою внешность, она, должно быть, уже была великолепна.

Дивина почувствовала, как ее лицо вспыхнуло от комплимента, и закатила глаза. Серьезно? Покраснела? «Она была слишком стара, чтобы краснеть», — подумала она и сказала: — Но, очевидно, моя мать не хотела просто ребенка. Она хотела ребенка от мужчины из влиятельной семьи.

— А твой отец, Феликс? Он был из влиятельной семьи?

Дивина чуть не прикусила язык, когда поняла, что выдала нечто, что могло быть опасным. Стараясь вести себя так, будто ничего не произошло, она пожала плечами. — Очевидно, хотя я все это слышала только от слуги. И моя мать сама была служанкой до того, как обманула моего отца, заставив его думать, что он ее спутник жизни.

— Твоя мать была старше твоего отца, бессмертна, но все же служанка? — удивленно спросил Маркус.

Дивина пожала плечами. — Так мне сказали.

Маркус откинулся на спинку стула и покачал головой, явно не веря своим ушам. Он мог понять, почему. Как бессмертная Тисифона могла бы контролировать и влиять на любое количество богатых смертных, чтобы они женились на ней, и с ними под ее контролем, они позволили бы ей делать все, что она захочет со своим богатством. Черт возьми, она могла бы даже использовать контроль над разумом, чтобы заставить их отдать ей свое богатство, если бы захотела. Это было не менее подло, чем то, что она сделала с бедным отцом Дивины. Но правда заключалась в том, что ей нужна была сила семьи отца Дивины, чтобы вырваться из рабства. Потому что она была служанкой другой могущественной, бессмертной семьи, чтобы заплатить долг за смерть одного из их детей.

Маркус внезапно откашлялся, и Дивина взглянула на него. Он уже собирался задать вопрос, и она точно знала, что это будет. Как звали могущественную семью ее отца? Она не могла ответить, поэтому быстро сказала: — Конечно, ее ложь и манипуляции не могли длиться вечно, — поспешно сказала она. Мне было четыре, когда отец наконец-то понял, что она его использовала. Как только он понял это, он, по-видимому, отправил сообщение, объясняющее ситуацию и просьбой о помощи с одним из слуг, которому было приказано отнести его одному из братьев отца.