17

Харпер уставился на стройную смертную женщину с короткими темными волосами и изможденным сердитым лицом. Она дрожала, без сомнения, пытаясь побороть контроль, который Дрина взяла над ней.

— Сью? — наконец произнес он, глядя на Сьюзен таким же пустым, как и его мысли, голосом. Он не видел эту женщину с тех пор, как умерла Дженни, и его мозг с трудом верил, что сестра Дженни вообще будет здесь, не говоря уже о том, чтобы наставить на него оружие.

— Почему я не могу спустить курок? — зарычала в ярости она. — Я пытаюсь, но палец не двигается.

Харпер взглянул на Дрину.

— Я проснулась, когда она вошла в комнату, — тихо сказала Дрина. — Сначала я была в полусне и подумала, что это Леониус, но потом поняла, что она женщина и смертная, и что она идет не к Стефани, а к тебе. Я ждала, чтобы увидеть, что она задумала, но когда она направила пистолет на тебя…

Харпер кивнул, не нуждаясь в том, чтобы она сказала ему, что достаточно овладела этой женщиной, чтобы помешать ей, причинить кому-либо вред, но предоставив ей свободу думать и говорить. Он перевел взгляд на Сью. Его глаза скользнули с ее лица на пистолет и обратно, прежде чем он спросил с недоумением: — Почему?

— Потому что ты убил Дженни, — горько сказала она.

Харпер обмяк в кресле, чувство вины, как призрак, проскользнуло сквозь него… Призрак Дженни. Если бы он контролировал Сью в тот момент, его контроль соскользнул бы, и у него, без сомнения, была бы дыра в голове. К счастью, все контролировала Дрина, и, немного подумав, чтобы прийти в себя, он откашлялся и тихо сказал: — Ты же знаешь, что я хотел провести свою жизнь с Дженни. Она была моей спутницей жизни. Я скорее убил бы себя, чем свою половинку.

— Она не была твоей спутницей жизни, — с отвращением огрызнулась Сьюзан. — Ты даже Дженни не понравился. Она терпела тебя только для того, чтобы ты обратил ее. Она купилась на все твои обещания быть вечно молодой, красивой и здоровой… но ты убил ее.

Харпер вздрогнул, услышав такие слова. Он не знал, что ранит его больше: предположение, что Дженни использовала его, или напоминание, что она умерла из-за него. Сьюзен сказала, что он ей даже не нравился, и это соответствовало тому, что сказал Тедди в ту ночь, когда они с Дриной прилетели из Торонто на вертолете. Они знали друг друга всего неделю или около того, прежде чем она согласилась на обращение. И хотя он был бессмертен и принял ее как свою спутницу жизни в тот момент, когда он не мог ее прочитать, она была смертна. Смертные не понимали важности того, чтобы быть спутником жизни, и автоматически не признавали этого дара. Возможно, сначала она просто пошла на это, чтобы позволить ему обратить ее. Но он был уверен, что она, в конце концов, поняла бы, что он был единственным, с кем она могла найти мир и страсть.

Харпер нахмурился, вспомнив, что никогда не испытывал такой страсти с Дженни. Он объяснял это тем, что она держала его на расстоянии вытянутой руки, и все еще верил в это. Он был уверен, что если бы она позволила ему поцеловать себя, они оба были бы ошеломлены этим. Наконец он торжественно сказал: — Она была моей спутницей жизни, Сьюзен. Я не мог ее прочитать.

Сьюзен фыркнула: — Дженни решила, что это из-за опухоли мозга.

Харпер замер, его сердце, казалось, остановилось в груди от этих слов.

Дрина зарычала: — Опухоль мозга?

Не сводя глаз с Харпера, Сьюзен сверкнула неприятной улыбкой, которая говорила о том, что она наслаждается его шоком и смятением. — У нее были головные боли, и временами ее зрение затуманивалось. Кроме того, ей было трудно сосредоточиться, и ее память страдала. Оказалось, у нее опухоль. Они начали химиотерапию, чтобы уменьшить ее перед операцией, но потом Дженни встретила тебя и решила, что ей вообще не нужно лечение. Она просто позволит тебе обратить ее и жить вечно.

— Харпер? — тихо спросила Дрина. — Опухоль мозга могла помешать прочитать ее.

— Она была моей спутницей жизни, Дри, — тихо сказал он. — Я ел. Во мне проснулся аппетит.

— Мы всегда можем это делать, — мягко заметила она. — Мы просто устаем от еды и останавливаемся, потому что она не приносит больше удовольствия, а не потому, что мы не можем есть.

Она помолчала, чтобы до него дошло, а потом спросила: — Тогда еда была такой же вкусной, как сейчас?

Харпер машинально открыл рот, чтобы сказать «да», но вовремя спохватился и задумался. По правде говоря, он понял, что это не так. Все было в порядке, кое-что даже вкусно, но он ел только тогда, когда ели другие, а не постоянно хотел этого так, как сейчас.

— И у вас не было общих снов, — тихо заметила она.

Харпер молча кивнул, думая, что дело не только в отсутствии общих снов, но и в отсутствии страсти. Ему не терпелось испытать это с Дженни, но не настолько, чтобы попытаться переубедить ее, когда она настояла, чтобы они подождали до конца обращения. Харпер просто отпустил ее, думая, что все будет хорошо после того, как он обратит ее. Он, конечно, не был одержим Дженни.

Но с тех пор, как Дрина приехала сюда, в Порт-Генри, его разум постоянно раздевал ее и делал с ней такие вещи, которые заставляли его член находиться в состоянии эрекции, даже когда ее не было рядом. К тому времени, как Харпер поцеловал Дрину возле ресторана в Торонто, он уже много раз мысленно занимался с ней любовью. Во время их похода по магазинам он фантазировал о ней в каждой паре красивых трусиков и лифчиков, которые она покупала.

Харпер заверил себя, что это были только аппетиты, которые пробудила Дженни, что теперь, когда его депрессия немного отступила, они снова дают о себе знать, но эти проклятые сапоги почти час держали его под холодным душем, пока он готовился к поездке в город, и в Торонто от этого не стало легче. Когда она говорила о Египте, он представлял ее одетой, как Клеопатра, мысленно срывая с нее одежду, опуская на постель из подушек, чтобы погрузиться в ее тело. Когда она рассказывала ему о том, как была гладиатором, его фантазия переключилась на то, чтобы овладеть ею посреди арены, под одобрительные возгласы толпы. То же самое происходило с каждым новым образом в ее жизни. В его воображении Харпер занимался любовью с Дриной — наложницей, герцогиней, пиратом и мадам еще до того, как прикоснулся к ней. Но даже это не подготовило его к тому, что произошло, когда он, наконец, поцеловал ее там, снаружи ресторана. Страсть, взорвавшаяся в нем, была ошеломляющей, и он был совершенно уверен, что, если бы не официант, он занялся бы с ней любовью прямо там, прижавшись к холодной стене.

Харпер не испытывал ничего подобного с Дженни. Он не представлял ее обнаженной или одетой. Он в основном думал о том, как они будут счастливы, когда она обратится, как они смогут наслаждаться общим удовольствием и покоем, которые разделяет пара.

— Харпер? — тихо спросила Дрина.

— Она не была моей спутницей жизни, — тихо признался он.

Когда она вздохнула, он с любопытством посмотрел на нее и с удивлением заметил, что она выглядит очень счастливой. Харпер воспользовался моментом, чтобы подумать о ревнивости Дрины к Дженни. Он до сих пор помнил свой гнев при мысли о том, что Дрина спустится вниз и подарит швейцару «лучшую ночь всей его жизни» или, что Маргарет найдет ей другого спутника жизни. Тем не менее, он криво улыбнулся и спросил: — Ты ревновала меня к Дженни?

— Конечно, — просто ответила она, не отрывая глаз от Сьюзен. — Я не люблю делиться, даже с призраками.

Харпер слабо улыбнулся и сжал ее руку. Он знал, что это нехорошо с его стороны, но он был в восторге от того, что она его ревновала.

Дрина посмотрела в его сторону, заметила выражение его лица и сморщила нос. — Но теперь мне не нужно ревновать к эгоистичной маленькой смертной.

— Не называй Дженни эгоисткой, — огрызнулась Сьюзен, и ярость сменила ее ликование.

— А почему бы и нет? — холодно спросила Дрина, снова полностью сосредоточившись на женщине. — Это то, кем она была. Она совсем не любила Харпера. Она использовала его в своих эгоистических целях.

— Она не была эгоисткой, она просто хотела жить, — отрезала Сьюзен. — И она ничего не украла, он обратил ее добровольно. И посмотри, куда это ее привело! — яростно, почти с пеной у рта, выплюнула она эти слова. — Этот чудесное обращение убило ее. Он убил ее.

— Она покончила с собой, — мрачно сказала Дрина. — Ее сердце, все ее тело были ослаблены химиотерапией. Если бы она рассказала ему о раке, Харпер не обратил бы ее, пока она не исцелилась и не набралась сил. Она убила себя сама, сохранив это в секрете. Но ведь она не могла сказать ему, не так ли? — сухо добавила Дрина. — Тогда он бы понял, что она не может быть его спутницей жизни. Он был бы более осторожен, и другие попытались бы прочесть ее мысли.

— Она хотела жить! — воскликнула Сьюзен.

— И при этом не заботилась о том, что обрекает Харпера на смерть при жизни, не имея ни малейшего шанса когда-либо найти настоящего спутника жизни, — тяжело сказала Дрина.

— Ах да, он действительно страдал! — Сьюзен горько рассмеялась, затем ее лицо помрачнело, и она снова посмотрела на Харпера. — Похоже, тебе было не все равно, когда умерла Дженни. Я думала, ты страдаешь, так же сильно, как и я, поэтому старалась не винить тебя.

Она перевела взгляд на Дрину, и губы ее горько скривились. — Но потом появилась эта шлюха, и Дженни вдруг перестала что-либо значить. Я не могла поверить, когда Джин позвонила и рассказала мне, как вы трахались на школьном дворе. Она была уверена, что ты бы трахнул ее прямо там, в снегу, на глазах у всех, если бы Тедди не остановил тебя, — сжала она губы. — Сначала я ей не поверила, поэтому захотела подойти и посмотреть, что происходит, но потом увидела тебя через заднее окно, когда шла к дому. Вы двое занимались этим в кладовке, как парочка похотливых подростков, щупали друг друга через одежду и… — она замолчала, скривив губы от отвращения и горя.