— Так почему же они этого не делают? — Стефани спросила вдруг, нахмурившись.

— Почему не делают кто,… и что? — спросила Дрина, снова смутившись.

— Почему наночастицы не восстанавливают девственную плеву, когда она нарушена? — объяснила она. — Я думала, их работа — поддерживать нас в совершенстве и все такое.

— Не совсем так. Никто не совершенен, — заверила ее Дрина. — Они запрограммированы на то, чтобы держать нас на пике, чтобы каждый из нас был лучше других.

Стефани нетерпеливо отмахнулась. — Хорошо, но, если сломается кость, они это исправляют. Почему бы им не восстанавливать девственную плеву?

— Хорошо… — Дрина помедлила с ответом, а затем беспомощно покачала головой. — Понятия не имею. Может быть, наночастицы не думают, что девственная плева нуждается в восстановлении. Или, может быть, ученые не думали включать девственную плеву как часть анатомии, когда программировали их, — предложила она, а затем поморщилась и сухо добавила: — Я просто рада, что они не восстанавливают ее.

— Я знаю, — простонала Стефани. — Это было бы подло.

— Хм, — Дрина кивнула и слегка вздрогнула при этой мысли, но затем резко взглянула на девушку. — У тебя был секс?

— Нет, конечно, нет. Стефани покраснела от смущения.

— Тогда почему тебя так ужасает мысль о том, что наночастицы заменят девственную плеву? — спросила она, прищурившись.

Стефани фыркнула. — Я читаю. Это не очень весело, потерять девственность.

Дрина расслабилась и пожала плечами. — У разных людей все по-разному. Для одних это болезненно, для других не так сильно, для одних кровь, а для других нет. Может быть, для тебя это и будет хорошо, — сказала она ободряюще, а потом нахмурилась и добавила: — … ты знаешь… ты не должна спешить, чтобы выяснить, как это будет в твоем случае. У тебя достаточно времени, чтобы попробовать. Много времени, — подчеркнула она.

— Теперь ты говоришь, как моя мать, — весело заметила Стефани.

Дрина поморщилась. В тот момент она и чувствовала себя как ее мать. И теперь она вдруг ощутила гораздо больше сочувствия к родителям, вынужденным говорить о сексе. Боже милостивый, она даже представить себе не могла этот разговор.

— К счастью для тебя, моя мать уже говорила со мной об этом, — улыбнулась Стефани.

— Ты опять меня читаешь, — пожаловалась Дрина.

— Я же сказала, что не читаю. Ты как бы навязываешь мне свои мысли.

Дрина нахмурилась и повернулась, чтобы попросить ее объяснить, что она имеет в виду, но остановилась и посмотрела в сторону гаража, когда одна из дверей начала подниматься.

— Харпер должен быть готов к поездке, — заметила Стефани. — Позволь мне сесть на переднее сиденье.

— Я должна, не так ли? — весело спросила Дрина.

— Конечно, — заверила ее Стефани. — Мы не хотим, чтобы он думал, что понравился тебе, или начал беспокоиться о спутниках жизни и тому подобном. Помаши мне рукой, когда подойдем к машине. Тогда Харпер подумает, что ты не хочешь сидеть с ним впереди.

Дрина слабо улыбнулась, но кивнула в знак согласия. Это не повредит, но ей было все равно, впереди она или нет.

— И ты должна сидеть прямо за ним, а не рядом, — прошептала Стефани, когда дверь гаража открылась и они увидели Харпера, машущего им с водительского сиденья серебристого «БМВ».

— Почему? — прошептала в ответ Дрина.

— Таким образом, каждый раз, когда он посмотрит в зеркало заднего вида, он увидит тебя, — указала она.

Дрина удивленно уставилась на нее. «Ребенок умен», — подумала она и по широкой улыбке Стефани поняла, что та услышала комплимент. Посмеиваясь, она подтолкнула рукой девушку, чтобы направить ее в сторону машины.

— Ты можешь сесть впереди, если хочешь, — весело сказала она, направляя ее в ту сторону, а затем остановилась, чтобы подняться на водительское место.

— Ты уверена, что не возражаешь? — спросила Стефани с притворным беспокойством, остановившись у пассажирской двери.

— Вовсе нет, — сухо ответила Дрина и прикусила губу, чтобы не рассмеяться, когда девушка ухмыльнулась ей поверх крыши машины вне поля зрения Харпера. Покачав головой, Дрина открыла заднюю дверь и скользнула внутрь.

— Спасибо, Харпер. Это очень мило с твоей стороны, — сказала Стефани, садясь на переднее сиденье. — Разве это не мило, Дрина?

— Очень, — мягко согласилась она.

— Это не проблема, — заверил их Харпер, улыбаясь Стефани, а затем, встретившись взглядом с Дриной в зеркале заднего вида, улыбнулся ей. — Просто скажи мне, куда ты хочешь пойти, и мы там.

— Ну, Дрина настояла на том, чтобы мы остались в городе, потому что она не знает, где находится, поэтому мы просто собирались пойти в «Уол-Март». Но если ты поведешь машину, мы могли бы поехать в Лондон, — торопливо сказала Стефани.

— Я так не думаю, Стефани, — твердо сказала Дрина, когда Харпер заколебался. — Дело не только в том, что я не знаю здешних мест. Думаю, будет лучше, если мы останемся в городе, пока не убедимся, что никто не выследил нас из Нью-Йорка. Здесь у нас, по крайней мере, относительно близко дом и мы можем позвонить Тедди Брансуику, если нам понадобится помощь.

— Но в Лондоне так много классных магазинов, — запротестовала Стефани. — Мы можем пойти в «Гараж», или в «Гэп», или…

— Вот что я вам скажу, — перебил ее Харпер. — Как насчет того, чтобы попробовать «Уол-Март» сегодня, а потом, может быть, попозже на неделе, мы сможем отправиться в Лондон, если вы не найдете здесь всего, что вам нужно?

Стефани тяжело вздохнула. — О, ладно.

— Хорошо. Так, что пристегните ваши ремни безопасности, и мы поедем.

Дрина иронично улыбнулась, услышав облегчение в голосе Харпера, застегнула ремень безопасности и молча села на заднее сиденье, пока он выводил машину из гаража и проезжал мимо внедорожника.

— Если ты племянница Люциана и его брата Виктора, почему Арженис и не Аржено?

Дрина моргнула от внезапного вопроса от Стефани, застигнутая врасплох, но вместо нее ответил Харпер.

— Арженис — это просто испанская версия Аржено. Это производные одного и того же корня, — сказал Харпер тоном школьного учителя. — По мере того как каждая ветвь семьи распространялась по разным районам мира, название менялось, чтобы соответствовать языку этой области. Аржени в Испании, Аржено во Франции, Аржан в Англии и так далее.

Стефани с любопытством посмотрела на Харпера. — Так каково же коренное имя?

— По-моему, это был «Аргентум», что по-латыни означает «серебро», — торжественно произнес Харпер. — Потому что у них серебристо-голубые глаза.

— Они называли людей по цвету глаз? — недоверчиво спросила Стефани.

Харпер усмехнулся, увидев выражение ее лица. — Тогда у них не было фамилий. В основном это были имена, а затем дескрипторы, как Джон-парикмахер, или Джек-мясник, или Гарольд — храбрый и так далее.

— Так значит Люциан Серебряный? — с сомнением спросила она.

— Что-то в этом роде, — пожал плечами Харпер.

— Хм. — Стефани обернулась и посмотрела на Дрину. — И ты охотница в Испании?

Дрина кивнула.

— Разве это не то же самое, что быть здесь охотником на изгоев?

Дрина подняла брови. — Понятия не имею. Кажется, нет.

— В Европе действуют другие законы, — тихо вставил Харпер.

— Какие, например? — спросила Стефани, поворачиваясь к нему.

— Кусать смертных там не запрещено, — сухо ответила Дрина, когда Харпер заколебался. Она знала, что это было причиной колебаний. Это был вопрос между Североамериканским Советом и Европейским.

— Вы можете кусать там людей? Стефани нахмурилась. — Значит, Леониус не станет изгоем в Европе?

— Я сказала — кусать, а не убивать и обращать. Поверь мне, Леониус был бы негодяем где угодно, — сухо сказала она и вздохнула. — Пока они осторожны и не причиняют чрезмерного вреда смертным, в Европе бессмертные могут кусать смертных. Хотя, — добавила она твердо, — Леониус еще не объявлен вне закона, хотя большинство не одобряет его поступки. И большинство бессмертных питаются в основном кровью из холодильника.

— Ты кусала смертных? — с любопытством спросила Стефани.

— Конечно, — сухо ответила она. — Я родилась задолго до того, как появились банки крови.

— Но после появления банков крови тоже кусала? — настаивала Стефани.

Дрина скривился, но нехотя признала, что по обоюдному согласию и только взрослых.

Глаза Стефани расширились, и она заверещала: — Это означает во время секса.

Дрина заморгала. Она совсем не это имела в виду. Она думала о редких официальных обедах в домах высших чинов совета, которые иногда включали в себя готовых для укусов гостей. Это было что-то, с чем ей было не очень комфортно. Но ожидалось, что она будет участвовать в этом, посещая их… и Стефани должна это знать. Она могла читать ее мысли. И она читала ее раньше, поэтому знала, что прошла вечность с тех пор, как она беспокоилась о сексе. Дрина вопросительно посмотрела на Стефани, гадая, что та задумала.

— Не понимаю, почему все думают, что так жарко раздеваться догола, потеть и вонзать зубы друг в друга, — с отвращением проговорила Стефани, а потом взглянула на Харпера и сказала: — Я имею в виду, представь, что ты с Дриной, и вы занимаетесь сексом. Вы оба голые и горячие, и вдруг она заползает к тебе на колени, ее голые сиськи покачиваются перед твоим лицом… Ты действительно хочешь вонзить в них свои клыки?

— Э…

Дрина бросила взгляд в зеркало заднего вида и увидела, что Харпер сильно расстроен. Его лицо раскраснелось, глаза остекленели, а потом он резко повернул руль и резко затормозил.

— Приехали, — выдавил Харпер, практически выпрыгнув из машины и с грохотом захлопнув дверцу.

— Ах ты, маленький дьяволенок, — пробормотала Дрина, глядя, как Харпер, пошатываясь, идет к магазину.

— Да, я то в порядке, — улыбнулась Стефани, — а он сейчас думает о вашем сексе.

Дрина перевела взгляд на девушку, вдумчиво ее оглядывая. — Ты — своего рода зло.

Стефани восприняла это как комплимент и улыбнулась, выходя из машины.