Глава 26

Уинтер

Я делаю первый настоящий вдох, когда доктор говорит, что Ян выживет.

Он потерял много крови и все еще без сознания, но непосредственной угрозы его жизни нет.

Эти слова разрывают мне грудь и прижимаются к сердцу с силой, которая лишает меня равновесия. Я хватаю Адриана за руку и становлюсь на якорь, когда мы стоим посреди комнаты Яна, которая находится в гостевом доме, месте, куда Адриан никогда не позволял мне входить до сих пор.

Он лежит на спине, грудь забинтована, кровь больше не покидает его тело, но он также не открывает глаза. Его симпатичное модельное лицо бледное-бледное, а губы потрескались.

Коля рядом с ним, проверяет температуру, как ему показывал врач. Я не упустила то, что у них есть местный врач, или что он не задавал никаких вопросов о том, почему он должен был лечить пациента с огнестрельным ранением в доме Адриана.

Он просто кивнул и ушел, как будто это было обычным делом.

Наверное, так оно и есть.

– Как у него температура? – спрашиваю я Колю, когда он смотрит на устройство в своей руке.

Комната простая, с кроватью посередине и шкафом в углу. Единственный свет исходит от лампы на ночном столике, отбрасывая темные тени на бледное лицо Яна.

– Она высокая, но не тревожная. – Коля выпрямляется, и, хотя его обычный хмурый взгляд застыл на месте, в его позе чувствуется легкая настороженность. – Я позабочусь о том, чтобы такая продолжалась всю ночь.

Я делаю шаг вперед. – Я тоже останусь.

– Нет, – Адриан хватает меня за локоть и тянет назад. – Ты сделала свое дело. Оставь это Коле.

– Он прав, госпожа Волкова. Спасибо вам за все, что вы сделали. Если бы вы не несли его или не пытались остановить кровотечение, он бы не выжил. – Коля улыбается. Он такой же, как и его начальник в этом отделе. Им не помешал бы урок-другой от живого Яна.

– Ничего особенного.

Я хочу остаться и присмотреть за Яном, но Адриан несет меня на руках и выходит из гостевого дома, направляясь к главному. Он делал так с самого начала, потому что на мне нет обуви, и я благодарна, потому что мои ноги не могут нести меня должным образом. Мои руки в окровавленных перчатках лежат на коленях, и я стараюсь не смотреть на них и не вспоминать, что случилось с Яном.

– Держись за меня, Лия. – строго говорит Адриан.

– Они окровавлены.

– Разве я выгляжу так, будто меня это заботит?

Ему плевать, но мне нет. Даже когда я обнимаю его за шею, я стараюсь держать перчатки подальше. Я не хочу запачкать его кровью.

Рядом с ним не должно быть крови.

Как только мы входим в комнату, я извиваюсь, чтобы он меня отпустил. В ярком свете я вижу алые пятна на перчатках, на пальто и на платье. Они повсюду, как вторая кожа.

Адриан ставит меня на ноги, и я убегаю. Он захлопывает дверь, и когда подходит ко мне, его глаза закрыты, темные, как будто в них назревает буря, или вулкан, или и то, и другое.

На его белой рубашке от смокинга остались пятна крови. На лбу у него тоже что-то есть. Мне это не нравится. Я не хочу, чтобы это было на нем, и я ненавижу себя за то, что я причина этого.

На нем действительно не должно быть крови.

Я хмурюсь. Вот уже второй раз за последние несколько секунд мне приходит в голову эта мысль. Я понятия не имею, почему меня это мучает, но я знаю, что не вижу на нем малинового цвета. Это тянет за темную часть меня, где существует тот черный ящик, в который я была поймана.

– Я... я собираюсь принять душ. – Я проскальзываю мимо него к двери. – Я сделаю это в другой комнате.

Моя рука лежит на дверной ручке, когда его тело прижимает меня сзади, его твердые мускулы и высокое телосложение затмевают мое маленькое тело. Его ладонь накрывает мои окровавленные перчатки на дверной ручке, когда он шепчет мне на ухо.

– Как ты думаешь, куда ты собираешься?

– В душ… – Мой голос низкий, хриплый и звучит неискренне, потому что душ – это последнее, что я сейчас хочу делать.

– Ты хоть представляешь, как я волновался? – Он трется подбородком о мою голову, пока его пальцы расстегивают заколки, удерживающие мои волосы. Пряди падают мне на спину, и он утыкается в них носом, вдыхая меня. – Я думал, что снова потерял тебя, Лия.

Мои глаза закрываются, впитывая глубокий, низкий тенор его голоса и ощущение его позади меня. Это безопасно и так чертовски знакомо. Мне не следовало бы думать об этом сейчас, когда он говорит о другой женщине, но я не могу думать без его присутствия. Его прикосновения. Его слов.

Я пристрастилась к нему вместо алкоголя. Его жестокие наказания и мои ошеломляющие оргазмы стали моей новой дозой, но он забрал ее, и это было больнее, чем не пить. По крайней мере, из-за отсутствия алкоголя это была головная боль. С ним все мое тело проходило через ломку.

Я так долго голодала – кажется, целую вечность, – а сегодняшние события только усилили мой голод.

Губы Адриана касаются изгиба моей челюсти и спускаются к впадинке на моем горле, покусывая, посасывая.

Мои мышцы теряют свою жесткость, и я расслабляюсь в его объятиях, мои пальцы отпускают дверную ручку. Адриан держит мою челюсть двумя пальцами, приподнимая ее, чтобы поцеловать мою шею, затем ключицу, прежде чем вернуться к челюсти.

Кровь его не останавливает. Как будто ее и не существует.

Он разворачивает меня, и я смотрю на него, когда мой зад встречается с твердой поверхностью двери.

Он смотрит на меня, снимает свой пиджак, за ним следует мое пальто. Я молчу, пока один предмет одежды следует за другим, собираясь кучей вокруг меня.

Адриан проводит пальцами одной руки по моим волосам, а другой находит молнию, расстегивая ее одним быстрым движением. Материал скользит по моим рукам, прежде чем присоединиться к остальной одежде, разбросанной по полу. Я стою в одном лифчике без бретелек и черных кружевных трусиках.

Я полуобнажена, и все же не чувствую себя уязвимой, потому что то, как Адриан смотрит на меня, горячо, обжигающе, в отличие от всех роботизированных взглядов, которые он бросал на меня за последние пару дней.

– Я так горжусь тем, что ты сделала, чтобы помочь Яну, Lenochka. – бормочет он мне в лицо, цепляясь пальцами за край моих трусиков.

– Ты гордишься мной? – Я хватаюсь за края его рубашки, чтобы сохранить равновесие.

– Я всегда гордился тобой. – Он делает паузу. – Давай изменим это на «в основном».

Я хочу спросить, включает ли это «в основном» меня или Лию, но решаю не портить момент. Мне все равно, кем он видит меня сейчас, потому что я здесь одна.

Не Лия.

Я.

Адриан расстегивает ремень, и я, затаив дыхание, смотрю, как он позволяет своим брюкам и боксерам упасть к его ногам. Он всегда представляет собой зрелище, от которого я не могу отвести глаз, даже когда мои инстинкты говорят мне, что он опасен.

Несмотря на эту опасность, или, скорее, из-за нее, я была поймана на его орбите без возможности сбежать.

Он поднимает одну из моих ног и обвивает ее вокруг своей талии. Я держу ее там, не в силах отвести взгляд от его члена. Он твердый, толстый и такой готовый, что мои внутренности трепещут от плотского желания.

Адриан входит в меня медленно, и даже с моим скользким центром, его член пробивается в мое тело, заполняя меня, не будучи полностью внутри. Пока он не торопится, я понимаю, что не только желание овладевает мной, разрывая мою плоть и находя убежище в моих костях. Это нечто более глубокое, темное и зловещее. В этот момент я хочу наблюдать за тем, как он овладевает мной, дюйм за дюймом. Я хочу посмотреть, как соединяются наши тела.

Хриплый стон наполняет воздух, и я понимаю, что это мой.

Адриан замолкает, и с его губ срывается довольный стон.

– Черт возьми, Lenochka… Знаешь, сколько раз я думал о том, чтобы услышать твой сексуальный гортанный голос?

Я хочу прикусить губу, чтобы покончить с этим, не позволить ему услышать мой голос, когда он все еще зовет меня именем другой женщины, но взгляд его глаз останавливает меня. Серый цвет насыщенный, но не резкий. Это как быть пойманной в ловушку яркого сна и знать, что я скоро проснусь, поэтому я должна наслаждаться каждой секундой этого.

– Ты такая красивая, – хрипит он, двигая бедрами, пока его член полностью не входит в меня. – Ты, чертов дом.

Я задыхаюсь и от его слов, и от того, как он наполняет меня до такой степени, что растягивает самым восхитительным образом.

Дом.

Он назвал меня домом.

Мои руки обвивают его шею, когда я поднимаюсь вверх по его телу, так что обе мои ноги обвиваются вокруг его талии. Меня не волнует кровь или то, что это, возможно, мой худший внешний вид.

Единственное, что продолжает звенеть у меня в голове, – это слово «дом». На самом деле у меня его никогда не было, и тот факт, что Адриан называет меня своим, пробуждает дремлющую часть меня, о существовании которой я и не подозревала.

Та часть, которая тоже хочет иметь дом и хочет, чтобы он показал мне, насколько я его дом.

Адриан медленно входит в меня, новое положение дает ему глубину, которая позволяет ему ударять меня в чувствительное место с каждым неторопливым толчком.

– Ты такая тугая, Lenochka. Ну же, откройся мне.

Тогда я понимаю, что он делает это медленно, чтобы не навредить мне. Несмотря на свою безжалостную натуру и безжалостные наказания, Адриан иногда обращается со мной так, словно я хрустальный бокал, который разобьется, если он надавит достаточно сильно.

Это может быть правдой, поскольку он, на самом деле, огромен. Он такой большой, что я чувствую жжение каждый раз, когда он толкается внутри, хотя я насквозь промокла. Но это изысканный тип. Тот тип, в котором мотыльки не возражали бы быть сожженными заживо, лишь бы попробовать его на вкус.

Я впиваюсь пятками в его задницу, молча подталкивая его. Губы Адриана захватывают мои, когда его ритм увеличивается. Его поцелуй соответствует ярости его толчков. Во-первых, они глубокие и неторопливые. Во-вторых, они быстро и безжалостно лишают меня рассудка.