Глава 16

Уинтер

– У тебя одна миссия. Нажми на гребаный курок.

Нет.

– Мамочка?

Я открываю глаза, сердце стучит так громко, что я слышу только его биение. Джереми нависает надо мной, его маленькая рука тянет меня за ночную рубашку.

Подождите. Ночная рубашка. Мне казалось, что я заснула голой. Когда я ее надела?

– Мамочка? – снова зовет Джереми, его крошечный подбородок дрожит.

– Эй, малыш. Доброе утро.

– Д-доброе утро. – Он шмыгает носом, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

Я провожу большим пальцем по его слезам.

– Почему ты плачешь?

– Потому что тебя там не было, когда я проснулся сегодня утром. Я думал, ты опять ушла.

– Я же сказала, что не уйду. Ты мне не веришь?

Его серые глаза затуманились слезами.

– Но ты всегда исчезаешь, мамочка.

Я исчезаю? Я имею в виду, Лия исчезала? Зачем ей это? На самом деле, узнав Адриана, я точно знаю, почему она это делала. Он не из тех мужчин, с которыми можно остаться по доброй воле.

Он – воплощение дьявола. Ненавистный мудак, единственная цель которого – сметать всех на своем пути.

Но даже в таком случае Джереми – ее сын. Она не должна была оставлять его с таким мужчиной. Ни один из них не заслуживает того благословения, которым является Джереми.

Смягчая голос, я улыбаюсь ему.

– Я больше не буду этого делать, мой маленький ангел.

– Правда?

– Правда, так что перестань плакать. – Я вытираю его щеки подушечками пальцев.

– Ты сказала, что поспишь со мной, мамочка.

– У твоего отца были другие планы. – Мне нужны все силы, чтобы не сказать «у твоего мудака-отца»

Я принимаю сидячее положение, и боль взрывается по всей моей заднице и внутренней стороне бедер. Я вздрагиваю, хватаясь за спинку кровати, чтобы сохранить равновесие.

Мне так больно, как никогда раньше, а он даже не трахнул меня – и не стал бы, по его словам.

Мои внутренности горят от напоминания о безжалостных ударах Адриана и развратном типе удовольствия, которое его пальцы вырвали из меня.

Не имело значения, как сильно я сопротивлялась, как сильно я хотела ненавидеть это. Он подчинил меня своей воле до такой степени, что я действительно жаждала этого. Я хотела этого так, как никогда ничего не хотела.

Но теперь я хочу испепелить прошлую ночь и все, что с ней связано, из моих воспоминаний.

– Ты ранена, мамочка?

Я улыбаюсь.

– Немного.

– Я поцелую тебя, и станет лучше.

Я смеюсь и подставляю ему щеку.

– Давай.

Он целует меня, его маленькие руки обвиваются вокруг моей шеи. Я не могу избавиться от желания обнять его, поэтому поднимаю и сажаю к себе на колени, не обращая внимания на боль в заднице.

– Ты любишь обниматься, Джер?

– Что значит обниматься?

О, у бедного ребенка такие ужасные родители. Я притягиваю его к себе под одеяло и прижимаю к себе, убирая волосы с его глаз.

– Это называется обниматься.

Он ухмыляется.

– Ты будешь обниматься со мной каждый день?

– Каждый божий день, а потом… – Я замолкаю, щекоча его животик. – Я собираюсь напасть на тебя.

Он разражается неудержимым хихиканьем.

– Нет, мамочка, неееет!

– Тебе конец, Джер.

– Мамочка! – Он фыркает от смеха, пытаясь защитить свой живот.

Его радость заразительна, и я смеюсь вместе с ним. И вот так мой день начинается с самого лучшего начала.

Кроме боли в заднице и еще одной – в затылке. Может быть, вчера я и игнорировала свою потребность в алкоголе, но не думаю, что смогу прожить еще один такой день.

После того, как я принимаю душ и помогаю Джереми принять ванну, мы одеваемся в одинаковые цвета. Черные брюки и зеленые фланелевые рубашки. Я использую шарф в качестве пояса. Других маек я не нахожу – после того, как дикарь порвал единственную доступную. Поэтому я надеваю рубашку с короткими рукавами и скручиваю ее внизу, а затем собираю в узел так, чтобы был виден мой пупок. Сегодня я ношу каблуки, потому что чувствую, что мне нужно быть выше, чтобы крой брюк смотрелся хорошо.

Джереми надевает очки в белой оправе, и я нахожу такие же в ящике стола. Не важно, что мы в помещении. Я делаю несколько селфи с маленьким ангелом, потому что мы считаем себя самым крутым дуэтом матери и сына. Джереми позирует и улыбается, как профессиональная модель, неудержимо хихикая всякий раз, когда я пытаюсь пощекотать его живот.

После нашей фотосессии мы снимаем солнцезащитные очки, и я включаю испанскую поп-песню на своем телефоне в его комнате. Глаза Джереми выпучиваются, когда я беру его за руку и начинаю танцевать с ним.

Он слегка двигает бедрами, и когда я поворачиваю его, он задыхается от смеха.

– Сделай это, мамочка! – восклицает он.

– Что сделать? – Я перекрикиваю музыку.

– Вертитесь, как красивая девушка. – Он показывает на балерину в снежном шаре, который лежит на его тумбочке.

Моя улыбка падает, когда я изучаю ее, то, как она стоит на пуантах, когда снег окружает ее. Первое, что приходит на ум, – это сломанные ноги, торчащие кости и кровь.

Много гребаной крови.

– Мамочка? – Джереми перестает танцевать, и я понимаю, что это потому, что я остановилась.

Я отрываю взгляд от снежного шара и улыбаюсь ему.

– Да?

– Не волнуйся. Ты красивее ее.

Невинность этого ангела.

– Я?

– Ты самая красивая на свете.

– Спасибо, мой ангел. – Я расчесываю ему волосы. – Ты голоден?

– Ага!

– Тогда пойдем.

Я выключаю музыку и держу его за руку, пока мы спускаемся вниз.

Как только мы оказываемся в столовой, настроение меняется. Огла ждет нас с хмурым видом и явным пренебрежением к нашей одежде. Но того, кого я больше всего боялась увидеть, и все время отталкивала от себя с тех пор, как проснулась, здесь нет.

– А где Адриан? – спрашиваю я, прежде чем успеваю остановиться.

– Работаю в своем офисе. – Она делает паузу на всякий случай. – Его нельзя беспокоить.

Я уж точно не стану его беспокоить. Во всяком случае, я рада, что мне не придется встречаться с ним сегодня утром, и я могу спокойно позавтракать с Джереми.

Или в основном мирно, потому что Огла следит за нами, как ястреб.

Не обращая на нее внимания, я сажусь рядом с Джереми. Моя задница горит, и я закрываю глаза, чтобы боль прошла. Но это не так. Каждый сдвиг провоцирует рубцы, и, к моему ужасу, это вызывает покалывание в моей сердцевине.

Черт возьми.

Я игнорирую состояние между моих бедер и сосредотачиваюсь на кормлении Джереми и себя.

Кажется, почти нереальным, что я завтракаю два дня подряд и не пропускаю ни одного приема пищи с тех пор, как съела сэндвич в машине Адриана. Кажется, это было так давно, хотя прошло меньше сорока восьми часов.

Но, наверное, за такой короткий промежуток времени произошло так много событий, что я машинально впала в рутину. Главное, к чему я не привыкла, – это отсутствие алкоголя. Сколько бы я ни набивала желудок, в висках стучит, требуя выпивки.

Есть еще одна вещь, к которой я не привыкла. Жало в моей заднице. Это как иголки, чертовски неудобно, но мой разум продолжает проигрывать прошлую ночь, как будто это последний, самый захватывающий фильм, который я когда-либо видела. Все детали запечатлелись в моей памяти, как священные письмена. В том числе в той части, где я фактически сказала Адриану не ходить к ней. Должно быть, это был еще один кошмар.

Это место было создано самим сатаной – он же Адриан. С тех пор как я вошла внутрь, у меня был один ужасный кошмар за другим.

После завтрака я беру Джереми поиграть в саду. Это то, из-за чего Огла кривит губы, и я как бы невзначай напоминаю ей, что Адриан сказал, что у меня есть доступ в любую часть дома.

Я и так уже заперта здесь. Я хочу хотя бы понюхать свежего воздуха.

Сегодня холодно, хотя небо еще не совсем серое, поэтому я убеждаюсь, что мы с Джереми одеты в пальто, прежде чем выйти на улицу.

Несколько охранников, одетых в черную армейскую форму и куртки, разбросаны по всей территории через каждые несколько ярдов. У некоторых из них на плечах или на груди висят гигантские винтовки, а их лица серьезны, замкнуты и лишены каких-либо эмоций. Прямо как их босс-диктатор.

Я крепче сжимаю руку Джереми, боясь, что они каким-то образом причинят ему боль, но он, кажется, не замечает их. Должно быть, за эти годы он привык к их присутствию. Как грустно маленькому ребенку расти среди таких опасных людей и оружия?

Он ведет меня в встроенную деревянную беседку под большим деревом. Посередине стоит стол, по обе стороны – две длинные скамьи. Там его уже ждут бесконечные солдатики и игрушки.

Я кладу iPad, который Огла сунула мне в руку сегодня утром, чтобы узнать о Братве и бла-бла-бла, на стол. Я посмотрю на это позже, потому что я чертовски уверена, что не хочу дать Адриану еще один повод наказать меня.

Как только мы устраиваемся поудобнее, рядом с нами встает охранник. Пожалуйста, скажите мне, что он не будет следить за нами с винтовкой, болтающейся у него на плече.

Я поднимаю голову и тут же чувствую что-то знакомое. Кривоносый – Ян – стоит у входа в беседку, и, хотя он одет в черную униформу, как и все остальные, он не демонстрирует свою винтовку. Я уверена, что у него где-то есть оружие, но я благодарна, что он не тычет им мне в лицо.

– Доброе утро, Ян, – рассеянно говорит Джереми, собирая своих игрушечных солдатиков. Он сидит так близко ко мне, что его бедро касается моего, а ноги свисают со скамейки.

– Доброе утро, – отвечает Ян, кивая головой в мою сторону.

– Доброе утро, – выпаливаю я, не зная, как с ним разговаривать.

Теперь, когда его не заслоняют Коля и Адриан, и я могу наблюдать за ним вблизи, я вижу, насколько красив Ян на самом деле. Телосложение у него худощавее, чем у Адриана и Коли, черты лица мягче, менее сдержанные, а густые ресницы почти девчачьи. Это и его длинные волосы делают его каким-то образом более доступным, чем два других.

У него также нет постоянного хмурого взгляда, как у остальных. Выражение его лица тоже не приветливое, просто нейтральное. Все это вместе взятое делает Яна единственным человеком, к которому, как мне кажется, я мог бы подойти ближе всех. По какой-то причине я чувствую, что мне нужны союзники, кроме ангела, сидящего рядом со мной.