Глава 28

МЭТТ

Как мне, нахрен, себя вести? Как обычно? Спокойно? Виновато?

Может, лучше чтобы Ноа извинился? Это он заставил меня потерять голову, и я набросился на него, совершенно забыв о соседе по комнате, который мог вернуться в любой момент.

Я долго смотрю на Тэлона, сидящего в баре, но он не выглядит взбешенным. Не бледен, не глушит выпивку, и его явно не тошнит от увиденного. Сосредоточенно нахмурившись, Тэлон потягивает то ли виски, то ли бурбон.

Сделав глубокий вдох, я подхожу и придвигаю стул.

— В общем, э-э… на счет того, что случилось…

Отличное начало, Мэтт.

Тэлон фыркает.

— Я просто хочу извиниться. Совсем не соображал. Ноа согласился переехать в Чикаго, и я вроде как на него набросился. Не следовало этого делать, прости, что поставил в такое неловкое положение, обещаю, такого больше не повторится и...

— Эй, эй, Джексон. Все нормально. Погоди, ты думаешь, я злюсь, что ты трахался в нашей комнате? Думаешь, я не видел такого на выездах?

Верно. За столько лет меня не раз выставляли за дверь любвеобильные соседи, но сейчас все иначе.

— Только не с парнями.

Мэтт качает головой.

— Да плевать мне, что ты с парнем. Мы же вроде с этим разобрались. Думаю, это я облажался. Это было неожиданно, но вместо того, чтобы поступить как обычно и по-тихому смыться на часок-другой, я застыл… и теперь чувствую себя гадом ползучим. Ну, что пялился и все такое.

Мои глаза лезут на лоб.

— Не то чтобы целую вечность. Я был застигнут врасплох, не мог пошевелиться, а потом все кончилось, и мне надо было что-то сказать, иначе вы решили бы, что я все время там торчал, хотя я не торчал, и… Боже, я себе сейчас яму рою.

Я смеюсь.

— Может, забудем вообще что произошло? Ты не гад. Я больше никогда не протащу Ноа в номер, но если ты потребуешь себе другого соседа, я пойму.

— Да не собираюсь я менять соседа, придурок.

— Классно поговорили. Все, я в постель… хм, спать. Ноа улетел домой.

— Спасибо, что предупредил. В смысле, наверное, часиком раньше предупреждение тоже не помешало бы.

— Мы об этом больше не говорим, забыл?

— Точно. Ты иди, я тоже скоро. Только виски допью.

— Не переборщи. Тренер тебя завтра убьет, а нам всем устроит ад на земле.

— Это тренировочные сборы. Они и есть ад, не смотря ни на что.

— Особенно для меня, — бормочу я.

Тэлон глотает остаток выпивки и встает.

— Ты ведь не боишься, что тебя отсеют? Мы неприкасаемые, приятель. Тренер так и заявил на пресс-конференции.

— А что, если мы сами себя обманываем? Что, если мы выйдем завтра на поле, а они нацелятся на мой провал?

— Потому что тебя к чувакам тянет? Ты совсем потерял веру в этот мир, да?

— Ну, когда собственная семья отказывается от тебя, чего ожидать от людей, с которыми никогда до этого не встречался?

Тэлон сжимает мое плечо.

— Иди и выложись по полной. Ты докажешь, что принадлежишь этой команде.

— Да. Я готов взять футбол за яйца.

***

Лежа на спине и глядя в ясное небо, я пытаюсь вспомнить, что именно люблю в футболе, потому что сейчас на ум не приходит ни одной причины.

Смех Тэлона доносится до меня раньше, чем его лицо появляется надо мной.

— Это так ты собирался хватать футбол за яйца?

Он помогает мне подняться, и я стону. Через две недели после непрерывных подсечек и блокировок у меня болит практически все. Но я справляюсь. Я это знаю. Может, я и чувствую себя дерьмово, но если похвалы тренеров что-то значат, я их дохрена впечатляю, а только это сейчас и важно.

Единственное, что отравляет удовольствие от тренировок — помимо истощения, конечно, — это напряженность между мной и некоторыми парнями. Удивительно, но большая часть враждебности выплескивается на поле. В раздевалке меня оставляют в покое. Что довольно многообещающе, но я особо не обольщаюсь.

Дни тянутся медленно, и я скучаю по Ноа как сумасшедший. Но сейчас, когда лежу на поле, а боль от последней подсечки ослабевает, я знаю, что нахожусь в правильном месте. Даже измученный и побитый, я не могу долго злиться на игру.

Мы весь день отрабатываем линию подачи, но когда Тэлон заявляет, что мы снова ведем провальную игру, только что закончившуюся моим очередным падением без мяча в руках, Картер не ограничивается своим обычным хмурым взглядом, к которому я уже привык. На этот раз его протест выражается в бормотании, но настолько тихом, что я не разбираю слов.

Я полностью настроен пропустить это мимо ушей, как обычно поступаю со всеми мелкими подначками остальных, но Тэлон снимает шлем и налетает на Картера, сталкиваясь щитками и вцепляясь тому в лицо.

— Может, скажешь погромче, чтобы весь класс услышал? — рычит он.

— Брось, Тэлон. — Я пытаюсь его оттащить.

— Не-а. Если у него проблемы, мы должны их решить. Говори громко или заткнись нахрен.

Тренер нападения подбегает от боковой линии, Колдуэлл следует за ним по пятам. Да блин.

— Проблемы? — Тренер сверлит нас взглядом.

Картер переводит взгляд с меня на Тэлона, затем смотрит на тренера.

— Никаких.

— Тогда давайте закончим, наконец, эту чертову игру, — говорит Тэлон.

Вне поля Тэлон веселый, смешливый парень и отличный друг. Но Тэлон-квотербек — настоящий командир, властный и высокомерный. Довольно сексуальное сочетание.

Мы встаем на линию розыгрыша, и я лицом к лицу встречаюсь с Хендерсоном, одним из капитанов команды.

— Голубки ссорятся? — насмехается он, но затем запинается. — Черт. Наверно не стоит использовать с тобой такие выражения, потом проблем не оберешься.

Ну вот. Это именно то, что в конечном итоге сведет с ума и меня, и всех остальных. Они будто ходят по яичной скорлупе, стараясь не шутить на темы, которые с другими парнями не являются проблемой. Раньше, чтобы подначить, тренеры называли всю команду «дамочками», но теперь, со всей этой сраной политкорректностью, они боятся вообще что-то говорить. Нет, любое оскорбление в принципе неприемлемо, но и особого отношения к себе я не хочу.

— Болтай, что хочешь, Хендерсон. А пока ты треплешься, я буду нарезать вокруг тебя круги.

Он смеется, и моя тактика срабатывает, потому что когда мяч вводят в игру, я разворачиваюсь и обегаю его. В отличие от предыдущей игры, где меня подрезали еще до того, как добраться до мяча, на этот раз я добегаю до своей отметки, но тут меня валит Картер, перехватывая мой чертов пас.

Ну уж нет.

В следующую секунду мои руки оказываются на его джерси, и мы бодаемся шлемами.

— Какого. Хрена.

Картер меня отталкивает.

— Не думал, что успеешь вовремя. Некоторым из нас не нужны всякие трюки, чтобы получить пас.

На поле воцаряется зловещая тишина. А затем я начинаю хохотать. Я смеюсь так сильно, что едва могу дышать.

— Ты сейчас серьезно? Думаешь, меня взяли в команду, потому что я гей? Типа, я использую ориентацию как преимущество?

Я продолжаю смеяться, в то время как тренеры и остальная команда нас окружают.

Мы реально как школьники.

— Джексон, ты как? — спрашивает Колдуэлл.

— Замечательно. Мои товарищи по команде считают, что я размахиваю радужным флагом, чтобы получить особое отношение. Они не верят, что я здесь заслуженно. Но, конечно, все просто зашибись. Дайте-ка подумать, меня выгоняют против воли, швыряют на растерзание прессе, которая обожает копаться в моей сексуальной жизни, потом приходится согласиться с урезанным гонораром из-за идиотского лимита на зарплаты, а еще из-за того, что меня больше никто не хочет. Ага, Картер, я сделал это все специально. Может, мне обвинить тебя в том, что ты получил место ресивера только потому, что черный? Как тебе такой расклад?

— Какого хрена ты только что сказал? — Картер пытается до меня добраться, но Миллер тянет его назад.

— Я просто хочу показать, что твоя логика ошибочна.

— Ты не обязан ничего объяснять, — вмешивается тренер, — а ты, Картер, должен. Тебе ясно сказали...

— Нет, — перебиваю я. — Это не только его проблема. Это проблема всех. Мое начальство ведет мои войны вместо меня. — Я поворачиваюсь к Картеру. — Собираешься извиняться или выйдем на поле один на один? Суициды (прим. пер.: безостановочный спринт на разные дистанции). Полная экипировка. До первого падения. Я надираю тебе зад, ты перестаешь выёживаться и признаешь, что использование ориентации как средство для продвижения — самый нелепый план из всех возможных, потому что он не работает. Он работает против меня. Во всем. Даже в том, что мне приходится сейчас перед тобой оправдываться и что-то доказывать. Побьешь меня, получишь столько пасов, сколько захочешь.

— Чувак, это плохая идея, — вмешивается Миллер.

— Мэтт сделает Картера, — рычит Тэлон. — Пятьдесят баксов на Джексона.

Я перевожу взгляд на тренеров. Блеск в их глазах дает мне понять, что, несмотря на хмурые лица, они тоже в деле.

— Готов съесть свои слова? — бросаю я Картеру.

Он с вызовом вздергивает подбородок.

— По рукам.

Уже через несколько минут «суицидов» до меня доходит, во что я ввязался. Адреналин сменяется болью, конечности отваливаются, дыхания не хватает, хочется блевать, но я ни за что не собираюсь сдаваться. Я скорее умру, чем позволю Картеру меня побить.

За нами наблюдает вся команда, так же как и тренеры. Но это хорошо. Мне нужно сделать это лишь раз, чтобы окончательно заткнуть всех, кто считает, что я не заслуживаю места в «Вориорз».

Сам факт необходимости что-то доказывать подтверждает причину, почему никто в этом спорте не хочет «выходить из шкафа». Может, мне следовало подавить потребность самоутвердиться и не поддаваться на провокации, но если это остановит нападки всяких засранцев, я пойду до конца.

Я отбрасываю отвлекающие мысли и сосредотачиваюсь на конечной цели, которую уже не могу точно вспомнить, потому что мышцы горят от переизбытка молочной кислоты. И все же я не сдаюсь.

И не сдамся. Никогда.

Спустя хренову тучу времени и такое количество раундов, что я давно потерял счет, Картер, наконец, запутывается в собственных ногах и падает.