17. Могильщики России
Военное положение сразу изменило город. Вроде бы всё как всегда, но особая хмурость лиц и военные патрули однозначно указывали: происходит какое-то титаническое напряжение сил и скоро наступит неизбежная развязка. В общем-то, за редким исключением большинству горожан, да и вообще жителей России, как обычно, было глубоко всё равно. И действительно - войди в Екатеринбург пироговцы - что изменится для обычных людей? Ну сломается привычный уклад жизни, на какое-то время исчезнет ясность, а потом… Потом всё вернется на круги своя. Ну разве что с экранов исчезнут одни лица и появятся другие. Возможно, конечно, что публичная казнь Полухина и вдохновила бы людей, но ненадолго, да и надеяться, что старый плут не успел бы улизнуть, почти не приходилось.
Встреча делегаций стран Рижского договора проходила в рабочей атмосфере, без пафосных речей и ритуальных церемоний. Учитывая сложную обстановку на западе и фактически прифронтовой статус Екатеринбурга, никаких публичных мероприятий не проводилось. Участников форума встречали в оцепленном казахскими военными аэропорту и, в сопровождении бойцов бригады спецназа КОКУР везли в охраняемый корейскими солдатами Дворец Республики, в Новый центр. Там гостей встречал источающий любезность министр иностранных дел Касимов и вездесущий Водянкин.
Касимов уже свыкся с происшедшими переменами в структуре власти и потому перестал напрягаться от присутствия «выскочки».
В целях безопасности, предполагалось начать работу в 10 утра и к вечеру всё закончить. Всё-таки близость русской армии была мощным раздражающим фактором и кое-кто откровенно не хотел лететь «под московские пули», как мрачно выразился дальневосточный премьер Куприянов. Впрочем, он-то как раз приехал первым и, увидев вокруг Дворца Республики «своих» корейцев широко улыбнулся и громко, чтоб окружающие слышали, сказал: «Ну хоть рядом с этими ребятами можно расслабиться!».
Председатель Временного Чрезвычайного Правительственного Комитета Сибирской Народной Республики полковник Галышников наоборот, только ещё больше помрачнел, увидев корейцев. «То китайцы, то корейцы… Дожились!», - Виктор Сергеевич не скрывал эмоций, даже пожимая руку Касимову, - Ощущение, что нас уже под конвоем держат!
– Что-то вы какой-то мрачный! - попытался внести нотку непринуждённости Касимов.
– Тут впору в петлю лезть, дорогой вы мой! Ей-богу, не знаю, что сейчас хуже - улететь из Новосибирска или там оставаться - чрезвычайный сибирский диктатор действительно походил на вполне созревшего для самоубийства человека.
– Неужели всё так плохо? - Водянкин тоже пожал руку гостю и, жестом указав ему дорогу к конференц-залу, пошел рядом, оттеснив сопровождающих Голышникова лиц.
– У нас там всё плохо с тех пор как Ларису взорвали… Я так и не понял до сих пор, чего они боятся… Иногда уже думаю - лучше пусть меня свои сволочи шлёпнут, а потом пусть уж китайцы сами руководят как хотят. Вот ей-богу, пули жду от каждого! Пью как сукин сын, ночей не сплю… Скоро волком завою! Всё не хотел людей казнить, думал обойдётся, а позавчера плюнул… Всю ночь китайские товарищи на базе старались… Страшно это, страшно… - Галышников с отчаяньем посмотрел в глаза Водянкину.
– Может, вам тогда не стоило бы отправлять своих наёмников к нам? - Водянкин живо вообразил себе положение на Урале в случае пропироговского мятежа в Новосибирске.
– Так ведь китайцы настаивают! Да это уже не важно… У меня там сильный корпус жандармерии. Китайцев наняли… Ну и контингент их… Американцы ругаются, а я махнул рукой… Сказал им, пришлите свои войска, раз вам китайцы так не нравятся! Да короче сброд всякий. Из урок сформировал ударный корпус, там такие головорезы… Самому страшно… Всё-таки надеюсь, что террором я эту бестолочь остановлю пока. А там или пан, или пропал! - Галышников неопределенно махнул рукой.
– В смысле? Что значит - пока? - уточнил Водянкин на всякий случай.
– Пока не вломим этому Пирогову. Если мы сейчас его погоним к Москве - деморализуем эту сволочь, которая ещё осталась непойманной. Если не остановим… Ну ты и сам понимаешь, да? И бежать некуда… Где можно коньячка выпить? Пока собрание могильщиков России не началось? - сибиряк криво улыбнулся.
Водянкин тоже натянуто улыбнулся в ответ и жестом указал направление к буфету. Галышников тяжело вздохнул и поплёлся за коньячком.
«Могильщики России! Тоже мне, поэт Тютчев! Но драться готов… Видать, им тоже передали привет от Генри Сакса!», - подумал Водянкин и вернулся к Касимову. «Впрочем, Галышникову, должно быть, особенно обидно. Жил себе спокойно, пока Ларису Валерьевну не рванули со всей командой, а он теперь за всех отдувается…»
…Ларису Ожигалову Водянкин видел один раз, во время рабочей поездки в Новосибирск. Державная женщина, за несколько лет заслужившая звание «железной леди Сибири» начала карьеру еще в Федерации, была какой-то провинциальной депутатшей из плеяды двинутых во власть работниц соцзащиты. Кризис и последующие события стали для неё трамплином и в считанные месяцы она стала главным критиком первого сибирского президента, одного из «раскаявшихся» путинских назначенцев. Американцы быстро приметили шумную и властную Ларису Валерьевну и скоро она, пышнотелая и громогласная сибирская женщина, оказалась во главе целой партии - легендарного «Сибирского Союза». Бесконечные отречения и покаяния не спасли карьеру старого аппаратчика и первый сибирский президент Лапонин подал в отставку, сразу после того, как она возглавила парламент и прямо с трибуны заявила, что «путинскую сволочь мы быстро в расход пустим». Короче говоря, скоро она стала и президентом, эффективно и быстро установив тотальный контроль над Сибирью. Водянкин ездил изучать ценный сибирский опыт стабильной и крепкой власти, и был, конечно, впечатлен масштабом этой женщины и её поразительным контролем над ситуацией. Тем ужаснее были последствия её гибели. Пироговские боевики взорвали её и всю её команду во время внеочередного съезда «Сибирского Союза» в Новосибирске. Лариса Валерьевна как раз вышла на трибуну и в присущей ей непосредственной манере обложила рязанских мятежников последними приличными в публичной лексике словами, как грянул взрыв. В несколько часов самое стабильное государство на построссийском пространстве погрузилось в хаос и анархию, и с тех пор так и прибывало в каком-то полуразваленном состоянии, скреплённое жестоким террором и свирепыми репрессиями, ответственным за которые все считали Галышникова. Между тем, совершенно очевиден был китайский интерес в нагнетании хаоса в Сибири и активное участие в процессах.
Сам же Галышников был типичной жертвой обстоятельств: когда американцы кинулись искать нового руководителя, самым старшим по званию из всего руководства Сибири оказался отдыхавший в Корее полковник Галышников, начальник Сибирского генштаба. Его срочно, чтобы не дать китайцам назначить своего ставленника, привезли в Новосибирск на самолёте без опознавательных знаков (зафрахтованным толи ЦРУ, толи Реджеповым), китайцы признали его компромиссной фигурой и уже через четыре часа он лично зачитал обращение от имени Временного Чрезвычайного Правительственного Комитета. Потом были спорадические восстания в городах, подавляемые созданными ещё по приказу Ожигаловой подразделениями наемников, бесконечный комендантский час во всех населенных пунктах, неожиданное введение китайского контингента и общее ощущение близкого краха нелепой и какой-то уж совсем латиноамериканской диктатуры Галышникова. Вот так этот рыхлый и неловкий человек неожиданно для себя оказался кровавым диктатором и «врагом русского народа номер 1». На него четырежды покушались, последний раз, всего десять дней назад, его пытался убить его же телохранитель.
– Старик совсем расклеился, я гляжу, - заискивающе попытался завязать разговор Касимов, но в двери показалась новая делегация и он тихо, но отчетливо произнес, - Байкальцы приехали…