ГЛАВА 11

Матиас очнулся полностью дезориентированный. В полной темноте он лежал на полу в одной из комнат виллы Оксаны, которую никак не мог опознать. Последнее, что помнил — это ненавистный взгляд приближающейся Оксаны и как она вырвала телефон из его рук. Он смутно помнил краткий, в несколько секунд разговор, возникали и другие разрозненные вспышки воспоминаний, на которых сосредоточиться сейчас Матиас не мог. Он надеялся, что этот кошмар ему приснился, но холодный пол и боль, которую он ощущал по всему телу, были доказательством того, что произошедшие в последние часы события были реальными, а не извращенным и садистским плодом его разума.

— Где я, чёрт возьми? — прошептал он в пустой комнате, пытаясь дотянуться рукой до места на затылке, где чувствовал наибольшую боль. — Христос… — прошипел Матиас, инстинктивно одергивая пальцы, испачканные в крови.

«Что, чёрт возьми, случилось?» — подумал он в момент, когда жестокие и бессмысленные образы начали тесниться его разуме: он на полу, крики, Оксана и Курт рядом, пинают, бьют кулаками.

Матиас вытянул в сторону левую руку и нащупал гладкую поверхность стены. Попытался встать, опираясь на неё, но резкая боль, которая начиналась от запястья и распространялась по всей руке, заставила его закричать и вновь упасть на пол. Без сомнений, рука была сломана. Матиас был уверен, что у него имелись и другие травмы в разных частях тела. Он попытался оценить ущерб. Помимо пореза на затылке и сломанного запястья, он испытывал невыносимую боль, пытаясь глубже вдохнуть. Вероятно, имелась пара сломанных рёбер. Матиас подполз, чтобы сесть спиной к стене, и перевести дыхание. Затем он медленно встал на четвереньки, стараясь контролировать пронизывающую острую боль, которую ощущал в правой ноге.

Он предпринял ещё одну попытку встать на ноги, на этот раз стараясь не опираться ни на сломанное запястье, ни на поврежденную ногу. Затем подпрыгивая, стал двигаться вдоль стены в поисках выключателя, чтобы включить свет. Делая новый прыжок он старался не думать о пульсирующей боли, которую ощущал в голове каждый раз, когда его нога касалась пола. С малейшим продвижением вперёд его тошнило всё сильнее.

Наконец, Матиас добрался до круглого блока регуляции света и повернул вправо. Ничего. Всё оставалось погружённым в темноту. Он повторил операцию несколько раз. Матиас слышал щелчок выключателя, но ничего не изменялось. Помещение оставалось неестественно тёмным. Мати вновь соскользнул на пол и стал передвигаться на четвереньках. Сначала он натолкнулся на подобие скамейки, а затем на стол; он проверил, есть ли лампа, и нашёл её.

Клик. Клик.

Ничего. Возможно, Оксана отключила электричество по какой-то непонятной причине; пытаться понять её поступки было невозможно, он это знал. Или... Он протянул руку и дотронулся до лампочки. Как и боялся, тонкая стеклянная колба оказалась горячей.

— Дерьмо… — прошептал он.

Матиас сел, потому что тошнота стала невыносимой, и секунду спустя его сотрясло от рвоты. Горькая желчь смешалась с металлическим вкусом крови. Он лёг обратно на пол, и погрузившись в состояние полусознания, неопределённое время лежал на животе — голый, грязный, израненный.

Резкая боль в груди заставила Матиаса очнуться: кто-то пихал его одной ногой, переворачивая лицом вверх.

— Что, твою мать, мы будем сейчас делать? Этот умирает, ты понимаешь? Он больше не движется. Лежит так несколько часов, и дыхание становится всё слабее и слабее. Мы должны вызвать скорую помощь, и должны сделать это немедленно!

Матиас слушал взволнованный голос Курта и подумал, что это правда. Он умирал и больше ничего не мог сделать, чтобы избежать этого.

— Он уже практически мертв! Нам просто нужно, чтобы тело исчезло. — Прозвучал холодный голос Оксаны.

Матиас попытался что-то сказать, но звук его слов вышел слабым и смешался со зловещим бульканьем.

— Прошу тебя… — наконец смог выдавить он.

Снова заговорил Курт:

— Ты слышишь его? Он жив. Мы должны вызвать скорую.

Матиас услышал, как кто-то присел рядом с ним, а затем почувствовал нежное поглаживание по лицу.

— А почему я должна позволять тебе жить? Ты сказал, что хочешь меня убить, помнишь? Что убьёшь своими руками, маленький ублюдок!

Нет, Матиас этого не помнил. Он не помнил ничего конкретного о часах, проведенных в этой холодной и сырой комнате, но поверил им, потому что в своей жизни никогда так отчаянно не желал чьей-либо смерти.

Нервным голосом снова вмешался Курт. Конечно, он не впервые присутствовал при очередной неконтролируемой вспышке гнева своей любовницы, но садизм и жестокость, свидетелями которых он стал этой ночью, глубоко обеспокоили его:

— Оксана, послушай меня. Не выгодно доводить до этого. Мы скажем, что прошлой ночью ты ждала Матиаса в комнате, а он не появился. Поэтому когда вечеринка закончилась ты пошла его проверить, и нашла в таком состоянии. Жертва кражи или нападения.

— Голый как червь?

— Всё, что нам нужно сделать, это надеть боксеры.

Матиас слышал как Оксана яростно зарычала.

— Боже, что случилось! Какого черта тебе так плохо, Матиас? Я лишь наказала тебя за предательство, за твоё неуважение, за твою неспособность любить меня! Но я не думала, что ты такой слабый! Посмотри на себя... Ты даже не можешь дышать... Ты хочешь доставить мне неприятности, верно? Ты на самом деле хочешь умереть, лишь бы избежать женитьбы на мне? Это твой план?

Матиас услышал, как она выпрямилась, возбуждённо и сердито вздохнула, затем снова заговорила:

— Слушай меня внимательно. Теперь я вызову эту чёртову неотложку. Если ты выживешь и попытаешься каким-то образом подставить меня, ты покойник и все твои близкие в придачу. Если ты просто попытаешься втянуть меня, я сначала убью твою дочь, потом старуху, которая живет с вами, и, наконец, шлюху, с которой ты разговаривал по телефону вчера вечером, понимаешь?

Курт поспешил:

— Давай вызовем скорую, Оксана. Матиас никогда не посмеет пойти против тебя. Вызывай!

— Хорошо, вызови ты. А я тем временем отправляю кого-то к нему домой и к девушке. Она и ребёнок будут нашим страховым полисом.

* * *

Бип… Бип… Бип…

Где я? Какой сегодня день? Твою мать, как везде болит! В голове только запутанные воспоминания, как короткие вспышки, но, наконец, я всё вспомнил. Комната в подвале на вилле Оксаны. Она хочет чтобы я её трахнул. Я не могу. У меня не получается даже когда пробую использовать свои обычные трюки. Она сверху. Я связан на деревянном столе. Руки зафиксированы за запястья. Оксана потеряла над собой контроль. Разъяренная, потому что на этот раз я её не удовлетворил и потому что убеждена — я изменяю ей. Курт тоже с нами. Она, бьёт меня по лицу пощёчинами и кулаками. Я пытаюсь увернуться от ударов, лихорадочно двигая головой из стороны в сторону. Из-за этого она становится агрессивнее. Помню как на моей шее сжимаются её руки, пока не теряю сознание. Я очухиваюсь, облитый из ведра ледяной водой, в сопровождении жестоких ругательств и демонического смеха. Они трахаются, словно животные, недалеко от стола, на котором лежу связанным несколько часов. Она снова пытается заняться со мной сексом. А я — идиот, в порыве гордости плюю ей в лицо. Оксана приближается с какой-то деревянной дубинкой, похожей на плоское весло, и бьёт меня — всё сильнее и яростнее, пока не ломает ту на части. Между ударами упоминает Элизабет и Скарлетт. Я говорю ей, чтобы она не смела даже произносить их имена своими паршивыми губами, и что, если выживу, то убью её своими руками.

Вижу вспышку возбуждения и безумия, которая заволакивает глаза чудовища.

— Что ты сделаешь?

Начинает избивать меня. На этот раз бьёт сильнее.

Старается сломать кости. Убить. Потому что я дал ей вескую причину. Потому что впервые я взбунтовался. Угрожал ей, и сделал это намеренно. Я не вру, и это она прочитала в моих глазах: мою ненависть, моё презрение, правду моих слов. Я больше всего на свете хочу, чтобы Оксана умерла. Она бьёт по суставам. Запястья, колени, лодыжки, потом наносит удары плашмя, словно режет. В область желудка, бедра, голени. Говорит, как она разочарована. Как ошиблась во мне. Что могла бы любить меня вечно. Что по-своему уже любила меня. И вот почему теперь она хочет, чтобы я умер. Потому что я ранил её. Потому что я люблю другую.

Затем Оксана внезапно успокаивается, подходит с потерянным взглядом и голосом сумасшедшей говорит, что хочет дать мне последний шанс. Что я ещё могу спастись.

Оксана развязывает меня и ставит на колени. Она приказывает мне просить у неё прощения языком и сделать это хорошо. Я не могу из-за опухшего рта и кровотечения. Но в основном потому, что не хочу. Больше не хочу. Никогда. Я так много знаю. Я понял. Оксана всё равно убьет меня, если не сегодня, то через несколько месяцев. Поэтому кричу ей, чтобы она пошла и трахнула себя сама.

Оксана хватает меня за волосы и вбивает лицом себе в промежность. У меня получилось сильно укусить её за бедро. Она орёт. Удар в затылок. Все становится чёрным. Конец.

Затем слышу сирены скорой помощи. Добрые руки. Быстрые суматошные слова. Отчаянные.

Внутреннее кровотечение!

Он задыхается в собственной крови!

Коллапс! Коллапс! Дефибриллятор!

Заряд!

Мы его теряем! Мы его теряем! Искусственное дыхание!

Пульс появился. Он снова с нами. Держись, Кроуфорд. Потерпи парень. Не сдавайся. Ещё немного.

Потом, наконец, покой.

Бип... Бип... Бип ...

* * *

Скарлетт нервно рассматривала электронную панель с рейсами на Вашингтон. До посадки оставался час, и она чувствовала, как с каждой минутой слабеют мужество и решительность, с которыми она действовала в последние несколько дней.

Что она делает? Во что ввязывается? Что если она ошиблась? И Матиас не стал жертвой тёмного заговора и оказался в такой ситуации по своей воле? Как бы он отреагировал на её инициативу? Что, если его брат и сестра закроют дверь у неё перед носом? Что если они примут её за мифоманку?