Мистер Кроуфорд НЕ ВИНОВЕН в совершении преступления убийство первой степени и смерти Курта Штайнера. Обвинение теряет силу при самообороне. После отбывания наказания, в досье мистера Кроуфорда не останется никаких следов о преступлении, за которое сейчас осужден, и, следовательно, он восстановит все свои права как свободный гражданин. Заседание закрыто.

Матиас слушал, опустив голову. Он кусал губу. Его глаза были закрыты. Челюсти сжаты. По лицу, с отпечатком ужасов последних месяцев, катились медленные слезы. Судя по всему, вынесший вердикт суд присяжных, страдал точно так же, как и он. Лишь один надтреснутый голос раздался в погружённом в сюрреалистическую тишину зале.

— Нет! Прошу вас! Нет!

Это был голос Скарлетт, которую Итан, едва сдерживал в объятиях. Матиас поднял взгляд и встретился с глазами женщины, которую любил и чьё сердце разрывалось. Своими глазами, умеющими с ней говорить, он сказал ей держаться, ты справишься и с этим испытанием, три года — ничто. Затем он улыбнулся ей, как бы заверяя, что с ним всё в порядке, а также улыбнулся и присяжным, вынесшим ему приговор и сумевшим понять его мысли и мотивы. В глубине души он знал, что они правы. В ту ночь он хотел убить Оксану. Ничего бы не произошло, не вломись она в его дом для своей безумной казни, но факт оставался фактом: в тот момент, когда он прижал холодное дуло пистолета к её груди и выстрелил, он сделал это с чистой совестью.

«Любовь умеет ждать», — сказал он себе, зная, что три года тюрьмы — ничто по сравнению с годами ада, которые ему пришлось бы прожить, женись он на этом дьяволе. Матиас прижал руки к области сердца и в последний раз взглянул на Скарлетт.

— Я люблю тебя, — сказал он медленно тихим голосом, чтобы она могла прочитать по губам.

Скарлетт наблюдала, как Матиас исчезает через заднюю дверь зала заседаний. Она проследила за его растрепанным затылком, который возвышался над остальными, пока от него не осталось ничего, только душераздирающая пустота, затем она упала в кресло. Бесконечно долго Скарлетт плакала в объятиях брата и сестры Матиаса, охваченная невыносимым и мучительным чувством, что он снова остался один.

Эпилог.

Меня мягко разбудил свежий утренний воздух, проникая в комнату через распахнутую настежь большую балконную дверь. Компанию мне составляет раздающийся вдалеке медленный плеск воды, которая ласкает белый песок. Уже почти рассвет. Помимо звуков окружающей природы, в доме по-прежнему царит тишина. Дети у Нэнси, подруги из Америки, которая присмотрит за ними у себя до вечера. Это её подарок к нашей первой годовщине. Рядом со мной, всё ещё погружённая в глубокий сон, самая красивая женщина в мире. Единственная. Моя жена.

Я любуюсь её кожей цвета золота с украшающими переплетениями. Теперь внизу её спины появилась татуировка маори «Моана», символизирующая любовь к семье и к морю. Аккуратные волны, в которых плавает маленькая черепаха. Свобода и защита — их значение. Она окружена диадемой из цветов, символа женственности и красоты. На левом боку ещё одна татуировка — моё имя, написанное изящным шрифтом. Тату нежно обтекает по талии и двойник того, что я сделал сразу после освобождения из тюрьмы. Красными, как огонь буквами в готическом стиле я набил её имя — «Скарлетт».

Едва прикасаясь, я ласкаю кожу на её голой спине. Прошло чуть больше года с тех пор, как я вернулся на свободу, и постоянно ощущаю нужду в ней. В её поцелуях, руках, теле. Они то, что очерчивает мои пределы, мои границы, снова меня объединяют, заставляя чувствовать себя живым, целостным. И только одному Богу известно, насколько мне это нужно. Слышу, как Скарлетт издает лёгкий, сонный, чувственный стон. Мои губы щекочут небольшую чувствительную область у неё под ухом. Я хочу её. Всегда. Снова. И ещё тысячу раз.

Она не открывает глаз. Держит их закрытыми. Но едва заметная улыбка, нарисованная на красных губах — знак того, что она больше не спит. Она многозначительно выгибает таз, слегка приподнимая свои полные, округлые, идеальные ягодицы. Я ласкаю их, снаружи внутрь, скользя пальцами в уже влажное лоно. Влечение, характерное для наших отношений — это загадка, редкая алхимия. Мы не можем насытиться друг другом. Даже, как в последние двенадцать часов, когда мы теряем счёт сколько раз занимались любовью. Я любил её нежно. Я любил её безумно. Я любил её со страстными словами. Я любил её с грязными словами. Неважно, сколько у меня в жизни было женщин. Неважно, сколько тел. Каждый раз с ней это сюрприз, эмоция, от которой у меня перехватывает дыхание и появляется всё более сильное желание. Это похоже на заклинание. Она моя фея, моя русалка, мой ангел. Она нашла мою душу и спасла её, надёжно сохраняя. Она по-прежнему держит её у себя, прочно привязанной к своей, и я вновь владею своей душой только когда погружаюсь в тело любимой, в её плоть, в её аромат. Только в эти моменты я действительно целостный.

Сейчас она открыла глаза. Она не говорит, но её взгляд — это отражение моего.

«Позволь мне потеряться в тебе», — говорит он.

Слегка раздвигает ноги. Я позади неё. Она полностью выгибается. Глажу своим большими ладонями по её миниатюрным бедрам, пока не устраиваюсь напротив её влажного лона.

И медленно в неё погружаюсь, чтобы не упустить ни секунды ошеломительного ощущения, которое всегда возникает при проникновении в её тело. Мы оба медленно стонем. Такая горячая. Такая тугая. Такая совершенная.

— Я до смерти тебя люблю, — шепчу я и начинаю двигаться, пытаясь сохранить нежный темп. Проскальзываю в неё и наружу, наблюдая за блестящим членом, смазанным нашим возбуждением. Образ гипнотический, чувственный, такой интимный и в то же время такой откровенно эротичный. Я чувствую, как тепло восходящего солнца согревает мою спину. Свет меняется, становится ярче. Её кожа похожа на бархат. Её волосы стали светлее, чем раньше, выгорели за год солнца и моря. Скарлетт немного поворачивает ко мне лицо. Её красные губы приоткрыты и блестят. На маленьком носике горстка веснушек, что придает ей девичий вид. Но её тело — нет. Она стала женщиной. Великолепной женщиной. Более осведомлённой. Более чувственной.

Скарлетт облизывает губы.

Смотрит на меня, а затем скользит взглядом ниже, пока не видит мой член, который ритмично проникает в неё — медленно и глубоко. Она подтягивается и своими ягодицами мягко толкает меня назад, пока я не сажусь на пятки, и её спина не упирается полностью мне в грудь. Она закрывает глаза, погруженная в удовольствие, которое я доставляю ей и которое она принимает с нетерпением. Крепче сжимаю её бедра и двигаю Скарлетт вертикально — вверх и вниз, вверх и вниз, вверх и вниз, как томный поршень. С максимальной интенсивностью и скоростью. Она дотягивается до моей шеи и запускает пальцы в мои волосы, теперь длинные и окрепшие, после четырех лет бритья под ноль. Она хватает их, когда разворачивает лицо, а своё я наклоняю к ней, встречая. Наши языки сразу и решительно переплетаются друг с другом. Затем продвигаюсь ниже, исследую её челюсть, тонкую шею, плечо. Облизываю, покусываю и пробую. Насыщаюсь ею. Вкус её кожи стал солёным от моря и секса. Я чувствую, как нарастает ощущение разряда приближающегося оргазма. Опускаю ладонь ей на спину и, подталкивая, опускаю на четвереньки, чтобы начать проникать резче, интенсивно и мощно. Я трахаю так, как нравится мне, как нравится ей — трахаю жестко и с любовью. Я не могу контролировать рычание, которое сопровождает мои последние безумные выпады. Я не могу контролировать руку, которая хватает её за густую прядь волос и тянет сильно, чтобы наклонить и погрузиться ещё глубже. Я не могу контролировать силу, с которой другой рукой удерживаю её сбоку, и этим, вопреки своему желанию, оставлю на её коже следы моего возбуждения. Она наслаждается, и я чувствую, как её внутренние стенки резко сокращаются, массируют меня, сжимают, сосут, пока я окончательно не теряю весь остаточный контроль. Жидкие и тёплые ручьи наполняют её снова и снова, до моего последнего выпада. Мокрым лбом я опираюсь о тёплую спину. Я задыхаюсь и падаю на неё, пригвождая к нашей кровати, теперь полностью разгромленной после ночи безостановочной любви.

* * *

Солнце садится. Скарлетт одета в легкую белую тунику. В руках держит два больших букета белых плюмерий. Я одет в такую ​​же белоснежную рубашку и мягкие брюки. Они ласкают мою кожу движимые ветром, который на нашем острове дует постоянно.

Перед нами три надгробия. Когда после моего окончательного освобождения мы переехали в этот маленький рай в Полинезии, мы позаботились о том, чтобы взять с собой наших близких. Мы похоронили их в ста метрах от нашего пляжного домика. В тени крупных, постоянно цветущих и пышных растений.

Рядом с нами навсегда. Наше прошлое сопровождает нас, но больше не преследует. Сегодня вечером, как это часто бывает, мы проводим с ними несколько минут, собранные и спокойные.

Пока поглощены своими мыслями и молитвами, мы слышим детские голоса, зовущие нас издалека. Я открываю глаза и вижу, что Скарлетт уже улыбается. Оборачиваемся.

— Мама, папа…

Элизабет с длинными золотыми волосами. Голубыми глазами Грейс и её изящной фигурой. Веселостью и глубиной Скарлетт. Единственной матери, которую она когда-либо знала. Илия со своей лохматой шевелюрой такого же странного цвета, как и у меня. Его глаза тёмно-зеленые. Взгляд глубокий и часто задумчивый. Его характер более замкнутый и чувствительный.

Они бегут к нам, и мы идём им навстречу, взявшись за руки.

* * *

Скарлетт в доме, укладывает детей спать. В тишине ночи я иду на пляж. Ложусь и, как каждый вечер, смотрю на звёзды. Мы живем здесь, в том числе и по этой причине. Я не знаю, сможем ли мы или захотим делать это вечно. Пока нас устраивает; если и когда мы решим вернуться к более цивилизованной жизни, мы уедем. Наши дети ещё маленькие и любят жить на природе. И в любом случае мы живем недалеко от города, где есть всё, что нам нужно: американская школа (та, в которой я работаю), магазины и другие семьи, с которыми мы подружились.