Заказав ужин, Матиас приготовил стол, который стоял в гостиной номера. Он сделал это молчаливо, как будто собирал смелость и мысли, чтобы вскорости раскрыть свои секреты. Скарлетт осталась сидеть на полу, блуждая глазами по комнате, в поиске деталей о нём. На письменном столе лежал кожаный ежедневник, собравший бесконечные имена безликих женщин, драматические фотографии новорожденной девочки и умершей жены. В углу стояла мусорная корзина, на дне которой лежали использованные за сегодня многочисленные презервативы. На кресле — элегантный костюм, в котором Матиас пошёл на работу, — тот же, что был на нём одет несколько часов назад при их встрече в аптеке, и который первая клиентка имела удовольствие с него снимать. В шкафу у входа, через приоткрытые двери виделись другие подобные костюмы и различные аксессуары, все предназначенные для доставления удовольствия клиенткам. Длинная черная кожаная коробка, ещё два элегантных контейнера, с безошибочным изображением вибратора на внешней стороне, пара наручников, верёвки и шёлковые ленты. Разглядывание этих предметов доставляло ей дискомфорт и одновременно вызывало возбуждение. Такая смертельная смесь, заставляла её грезить. Его красота, элегантность, хрупкость в сочетании с грязной и тёмной стороной.

Когда ужин доставили, Скарлетт встала и присоединилась к Матиасу. Он галантным жестом подвинул ей стул, помогая устроиться. Затем сел, добавил в бокалы вина и глубоко вздохнул.

— Я родился в Вашингтоне двадцать пять лет назад, — начал он, разрезая ножом гамбургер, и не глядя Скарлетт в лицо. — Из трёх детей я самый младший. Я уже говорил тебе об этом. Итан первый, потом Ариэль и, наконец, я. Между нами разница в несколько лет, и мы выросли, будучи всегда вместе. Одна и та же начальная школа, те же средние школы, тот же круг друзей. Мы были неделимы. Мама была домохозяйкой, поэтому мы проводили много времени также и с ней. — Скарлетт заметила на лице Матиаса нежную улыбку, становилось ясно, — он сильно любил этот период своей жизни и очень по нему скучал, с тех пор, как перестал думать об этих годах и вспоминать. — Мой папа работал учителем английского языка в старшей школе. Той самой, в которой мы трое учились. Он был замкнутым, но отзывчивым и молчаливым человеком. Я очень похож на него, или, по крайней мере, был похож. В общем... моя жизнь была спокойной. Практически идеальной. Во время обучения в колледже я встретил Грейс и влюбился в неё. Я так сильно её любил, что сразу же захотел на ней жениться. Я никогда не интересовался кем-то ещё. Мы были отвратительно счастливы. Настолько, что когда она забеременела, мы даже не волновались, что ещё не закончили учёбу, что мы ещё молоды и не женаты. Мы на самом деле находились на седьмом небе от счастья. Я женился на ней 3 сентября 2009 года. Она была на четвертом месяце беременности и была прекрасна. Через несколько недель я получил диплом, — Матиас посмотрел на Скарлетт, его глаза были полны слёз, но выражение лица оставалось восторженное. — У меня было всё, что я хотел, Скарлетт. Всё. Единственная женщина, которую я любил. Ребёнок, который должен родиться. Степень, которая гарантировала бы мне честную и постоянную работу. Потом, неожиданно, у меня ничего не осталось. Ничего. И вина была полностью моя. Рождественским вечером в том году, возвращаясь после ужина в доме моего брата, я потерял контроль над машиной. Со мной ехали Грейс, мама и папа. Родители умерли мгновенно, Грейс через несколько часов. Элизабет родилась преждевременно, но её спасли. И я остался только с ней. Это может показаться сумасшествием, но я продолжаю безумно любить свою жену. Я ни на секунду не переставал её любить, и знаю, что больше не смогу любить никого так, как любил её. Моя маленькая девочка — единственная любовь, которая сейчас для меня важна.

Оставив свой гамбургер почти нетронутым, Матиас встал и начал ходить взад-вперед.

— Итак, как видишь, на самом деле не стоит меня ждать или строить обо мне фантазии. Моё тело продается, моя душа принадлежит ангелу, а жизнь — моей дочери. Хотел бы тебе сказать, что я ненавижу то, чем сейчас занимаюсь, но это тоже было бы ложью. Я зарабатываю много денег и, поверь, мне они необходимы. Мне нравится заниматься сексом, он удовлетворяет потребности и позволяет на несколько часов потеряться в пространстве, столь далеком от моей прежней жизни, что почти приносит облегчение. Когда я начинал, думал, что будет противно. Но нет. Эскорт дарит радость, мечты, внимание. Правда, всё это иллюзорно. Но, как уже однажды тебе говорил, есть и хуже, чем получать деньги за секс. Я больше не ищу любовных отношений. Меня они не интересуют. Но ты... У тебя впереди будущее. Ты должна жить и узнавать. Не выбрасывай его в погоне за увлечением, которое ни к чему не приведет. Конечно, моё влечение к тебе... Боже... невероятно, и это правда, ты мне нравишься как женщина. Я восхищаюсь твоей силой, независимостью, тем, как ты борешься, чтобы осуществить мечту. И правда также и то, что секс с тобой может стать одним из лучших переживаний в моей жизни, но я не хочу. В первую очередь я не хочу этого для тебя. Именно потому, что я тебя уважаю, потому что ты не такая, как все, и потому что я глубоко убежден, ты заслуживаешь гораздо большего. Я надеюсь, ты понимаешь...

Слушая, как искренне говорит Матиас, Скарлетт впервые поняла, — он до сих пор в трауре. Что боль, которая сопровождала его долгое время, не могла легко отпустить, даже если она окружит мужчину любовью, вниманием и терпением.

Скарлетт встала из-за стола, подошла к Матиасу и крепко обняла. Он тяжело вздохнул и крепко прижал девушку к себе.

— Прости, — прошептал он ей в волосы.

Скарлетт ответила, прижав лицо к его груди:

— Я не знаю, смогу ли отпустить тебя.

— Ты должна это сделать.

— А что если я довольствуюсь, оставаясь лишь твоим другом?

— Мы можем попытаться… — сдался Матиас, соблазнившись возможностью иметь в своей жизни кого-то ещё, кроме Глории, с кем можно поделиться мыслями и секретами.

— И, возможно, со временем или когда захочешь, мы сможем снова поцеловать друг друга, как сделали это... без каких-либо последствий, просто чтобы выпустить пар из-за возникающего между нами напряжения.

— Мне не кажется, что поцелуй прошёл без последствий и осложнений. Боже... Ты не лгала, когда говорила, что в некоторых вещах у тебя есть опыт, а?

— Я тоже была любопытным подростком, Кроуфорд. Я сохранила свою чистоту нетронутой для правильного мужчины. Но я никогда не отрицала, что тем временем наслаждалась сексом другими способами. Однако если мой талант вызывает у тебя дискомфорт, клянусь, больше никогда им не воспользуюсь... если только сам меня не попросишь. Итак, мы можем быть друзьями?

Недоумевая, Матиас громко рассмеялся. Затем он наклонился, чтобы погладить пальцем эти красные губы, которые привели его в экстаз.

— Возможно…

* * *

Весь июль Скарлетт и Матиас провели, выстраивая странную форму дружбы. Возможностей быть вместе выпадало немного, и часто их встречи состояли из коротких невинных прогулок и непринужденной болтовни — моментов нормальности, украденных из уединенного существования. На прошлое Матиаса было наложено табу, за исключением его учёбы в университете, эта тема интересовала обоих. Имя Грейс больше не упоминалось, что избавило от смущения и страданий.

Время от времени он цинично задумывался об этих странных отношениях, сравнивая с выдумкой в художественной литературе, которая скоро закончится. Но затем ласка или страстный поцелуй успокаивали его тревоги, возвращая спокойствие и равновесие. Матиас не позволял себе вкладывать слишком много в их связь, но был благодарен Скарлетт за подобие нормальности, которую у неё получалось даровать в мимолетные моменты, которые они проводили рядом, и за всё то время, что её близость заставляла сильнее биться его сердце.

Иногда Скарлетт ждала его в баре в конце своей смены, в компании книги и пива. Читая о невероятной и страстной любви, она старалась не думать о том, что Матиас делал в своём номере. Она отчаянно пыталась отвлечься и выдержать, покорна и ревнива, наполненная решимостью не сдаваться.

Ей казалось, что она снова стала совсем юной, и её сердце пульсирует от платонической, тайной и невозможной любви.

Когда она видела приближение Матиаса, то натягивала на лицо улыбку и старалась не придавать слишком большого значения явно взбудораженному и чувственному аспекту, который появлялся у мужчины после часов секса. Эта задача находилась на грани её возможностей, но иначе быть не могло. Если бы он заметил, что она продолжает надеяться перевести их отношения в другую плоскость, то никогда бы не позволил приблизиться к себе.

Скарлетт часто довольствовалась тем, что шла рядом с ним по дороге от отеля до его дома и болтала о пустяках. Во время этих прогулок девушка узнала, что Матиас, как и она, очень любил латиноамериканскую литературу, что у него аллергия на кошачью шерсть и он очень хочет завести для себя и Элизабет щенка.

Она также узнала, что Мати никогда не посещал Алькатрас, хотя давно хотел это сделать. Поэтому занялась организацией небольшого сюрприза, и купила билеты на короткую экскурсию в старинную тюрьму. Уговорить его согласиться на эту поездку стало той ещё задачей, потому что Матиас все свои свободные дни строго проводил с дочерью; но когда он увидел, с каким энтузиазмом Скарлетт пыталась выполнить его глупое желание, не устоял. Они беззаботно и весело провели эти часы, чего Матиас не испытывал давно.

На пароме, который доставил их обратно в бухту, Матиас обнял Скарлетт, благодарный за этот день — такой нормальный и непринужденный. Он посмотрел ей в глаза, замечая, как её лицо покраснело от солнца, а волосы растрепались ветром. Увидел девушку потрясающе красивой. Там, на палубе этого небольшого парома, он поцеловал Скарлетт, и время поцелуя показалось им бесконечным. Это был его способ сказать спасибо, отдавая ей небольшие части себя, которыми не делился ни с кем другим. И эти поцелуи для Матиаса стали бесконечно более эмоциональными, чем всё, что он обычно делал со своими клиентками.