Глава 2

Елена

Мы остановились на вилле Амадео Сальваторе в сельской местности за городом Неаполь, где он держал рабочую оливковую рощу и делал собственное вино. Я слышала, как Козима рассказывала об этом раньше: бесконечные оливковые рощи с одной стороны участка и виноградник, спускающийся по склону холма, с другой. Оказалось, что Торе встречал нас, прилетев частным рейсом из штата Нью-Йорк.

Несмотря на то, что в детстве Торе был главным злодеем, мне захотелось произвести на него впечатление. Он был самым близким отцом для Данте. Тревога завязала узлы в животе, которые было трудно проглотить, когда я думала о том, что проведу неопределенное количество времени с этим человеком в тесном контакте. Как произвести впечатление на дона мафии?

Я находилась в задней спальне самолета и смотрела на беспорядочно набросанное содержимое моего единственного чемодана, когда позади меня со скрипом открылась дверь. Секунду спустя теплые руки скользнули по моим бедрам и животу под ткань топа.

Данте положил голову мне на плечо.

— Судя по тому, как ты смотришь на эту одежду, я подумал, что ты пытаешься вскрыть сейф или понять смысл жизни.

Я тихонько фыркнула.

— Почти. Я пытаюсь решить, что надеть на встречу с твоим отцом.

— Ты уже встречалась с Торе.

— Как твой адвокат, а не как твоя... — я замешкалась, пытаясь определить, кем был этот великолепный мужчина для меня, а я для него. — Как твой партнер.

Он повернул голову так, что его горячее дыхание коснулось моей шеи, его губы щекотали тонкую кожу над моим пульсом.

— Партнер? Ммм, я так не думаю. Мне нравится, как звучит... моя возлюбленная, моя женщина, innamorata mia, amora mia.

Моя любовь, мое сердце.

Я вздрогнула, когда он сжал зубы на моей шее и впился так, что остался синяк. Засосы были безвкусными метками, но я обнаружила, что наклоняюсь к засосу, задыхаясь от ощущений и осознания того, что каждый, кто посмотрит на меня рядом с ним, будет знать, что я принадлежу ему.

Я никогда не жаждала обладания так, как с Данте. Я была женщиной, которая высоко ценила свою независимость, поэтому всегда думала, что идея принадлежать кому-то другому была прямым противоречием моей независимости. Я ошибалась. Владение сердцем такого мужчины, как Данте Сальваторе, не сделало меня слабой, а сделало сильной. Я гордилась тем, что принадлежу ему, потому что гордилась мужчиной, которым он был, и женщиной, которой он помог мне стать.

— Мы приземляемся через двадцать минут. Посиди со мной, — сказал он, отстраняясь. — Ты прекрасно выглядишь.

— Я выгляжу так, будто провела десять часов в самолете, — возразила я. — А до этого провела несколько часов взаперти в подвале в Бруклине.

— Мне не нравится синяк, который этот ублюдок оставил на твоем лице, но никто не осудит тебя за это, меньше всего Торе.

— Мой наряд часть моей брони, — сказала я ему, хотя это и обнажило уязвимое место. — Я выйду через две минуты, дай мне время переодеться.

— Ты еще не понимаешь этого, но теперь ты не нуждаешься в постоянных доспехах. Не тогда, когда у тебя есть я. — он провел губами по краю моей челюсти до самого уха, где произнес свои следующие слова с придыханием. — Я буду твоим мечом.

Прежде чем я успела собрать свои рассеянные мысли для ответа, он сжал мое бедро в своей ладони и удалился, за ним щелкнула дверь.

Любовь не сделала меня наивной.

Я знала, что, несмотря ни на что, мы с Данте будем продолжать сталкиваться с трудностями. Мне понадобится и его меч, и мой щит, если мы хотим выжить в Неаполе.

Но я не могла игнорировать то, что мое сердце словно парит в груди, наполненное такой бурлящей радостью, которую невозможно сдержать.

Я буду твоим мечом.

Я тряхнула головой, вновь успокаиваясь, затем пошла в ванную, чтобы поправить волосы и нанести свежий слой помады Шанель оттенка Габриэль, которая придала моим губам дерзкий, знойный оттенок. Я надела облегающую черную юбку-карандаш с высокой талией и прозрачную черную блузку, которая скрывала раны на запястьях, образовавшиеся после того, как Симус перевязал их, и почувствовала себя спокойнее, когда посмотрела в зеркало на свой респектабельный образ. Я не стала вытирать засохшую сперму с груди, хотя она и стягивала кожу.

Что-то в моем нутре радовалось греховности ношения его там, в то время как я выглядела вполне подходяще.

Когда я вернулась в салон, Фрэнки, и Данте уже сели для посадки. Первый низко присвистнул, когда я заняла свое место, и рассмеялся, когда Данте бросил на него взгляд, приподняв бровь.

— Она прекрасна, Ди, чего ты ожидаешь?

— Я ожидаю уважения, — возразил он. — Ты обращаешься с ней как с куском мяса, amico, я позволю ей обращаться с тобой так же. (пер. с итал. «друг»).

Когда они оба посмотрели на меня, я надменно подняла бровь на Фрэнки.

— В следующий раз «ты прекрасно выглядишь, Елена» будет лучше, чем свист, Франческо.

Он прикусил край своей улыбки, отдавая мне честь.

— Да, да, Донна.

Я заняла место напротив Данте и улыбнулась, когда он вытянул ногу так, что наши туфли оказались прижаты друг к другу. Он наклонился вперед, положил предплечья на бедра, пальцы погрузились в сумку на полу.

— У меня есть для тебя подарок, lottatrice (пер. с итал. «боец»).

— О? — спросила я, не в силах сдержать волнение.

Я могла признаться, что я материальная девушка, я любила подарки.

Он с усмешкой посмотрел на меня.

— Это не тот подарок, к которому ты привыкла, я думаю. Он более... практичный.

Мои глаза комично расширились, когда он достал из сумки маленький серебряный пистолет и зажал его в ладонях больших рук. Он казался странно безобидным, слишком маленьким в его руках, но в угрозе оружия сомневаться не приходилось.

— Конечно, мне это не нужно, — прошептала я, даже когда мои пальцы потянулись, чтобы коснуться прохладного металла. — Ты будешь держать меня в безопасности.

Черты его лица слегка смягчились, но он все равно покачал головой.

— Нет. Только очень глупый человек думает, что сможет всегда защитить своих близких. Ты уже хороший боец. Я научу тебя обращаться с оружием. М не позволю, чтобы мой собственный эгоизм стал брешью в твоих доспехах.

Я проглотила комок в горле.

— Я знаю, что застрелила Симуса, и не жалею об этом, но я не хочу, чтобы убийство людей стало моей привычкой.

Его губы подергивались от нездорового юмора.

— Нет, я тоже этого не хочу. Но никогда не помешает быть готовым к самозащите, не так ли?

— Нет, полагаю, что нет.

— Ты когда-нибудь держала в руках оружие до того дня в Бруклине? — спросил он, уже перекладывая оружие в мою слабую руку, сжимая пальцами рукоятку. — Он легкий и маленький. Отдача не должна быть сильной. Вот здесь предохранитель, нажимай его, когда захочешь выстрелить. Для перезарядки нужно откинуть верхнюю часть вот так. На вилле Торе есть импровизированный тир, на котором мы сможем тренироваться.

Я смотрела на его руку, лежащую поверх моей на пистолете, и удивлялась, почему прицел такой мощный.

— Я научусь, если тебе от этого станет легче. Но ты должен знать, что я никогда не соглашаюсь на посредственность. Если я буду учиться стрелять, то, вероятно, стану лучшим стрелком, чем ты.

Я знала, что он будет смеяться, но звук все равно подействовал на меня. Он волновал меня, как фортепианная музыка, как хорошее итальянское вино. Я жалела, что не могу записать его и слушать, когда мы будем в разлуке.

— Я с нетерпением жду, когда ты попробуешь, — сказал он, подмигнув, и протянул мне маленькую черную кобуру из сумки, лежащей у его ног. — Это набедренная кобура.

Я сглотнула, когда он снова опустился передо мной на колени и провел грубыми пальцами по моей икре до бедра.

Он не сводил с меня глаз, обхватив приспособление вокруг моей правой ноги.

— Носи ее здесь, когда мы будем находиться за пределами виллы, хорошо? Я хотел подарить это тебе еще в Нью-Йорке. Тебе повезло, что я сентиментальный человек и привез это с собой.

Я кивнула, пораженная неожиданным романтизмом Данте, расправляющего мою юбку, помещая пистолет в кобуру. Он задержался, взгляд был таким же горячим, как и кончики его пальцев на моей нежной коже.

— Я до сих пор ощущаю твой вкус на языке, — пробормотал он специально для меня. — Этого недостаточно. Когда мы доберемся до безопасного места, я планирую лечь на кровать и пировать тебя часами. Ты сможешь выдержать это, Елена?

Я вздрогнула.

Его губы чувственно изогнулись, а одна рука обхватила мое бедро над коленом, сильно сжав, от чего меня пронзило до глубины души.

— Неважно, если ты не можешь. Я привяжу тебя к столбикам кровати и наемся досыта.

Мой рот открылся от силы учащенного дыхания.

— Данте...

Он с вызовом поднял бровь, зная, что я хочу протестовать, хотя от этой мысли мне стало жарко и мучительно.

— Si, lottatice? (пер. с итал. «да, боец?»)

— Не думаю, что мне бы понравилось быть связанной, — вздохнула я, но слова были скорее вопросом, чем убеждением.

— Я не согласен, — легко ответил он, оставив поцелуй на моем колене, которое горело, как зажженная сигарета. — Но я никогда не заставлю тебя делать то, чего ты не хочешь. Ты понимаешь это?

Нехотя я кивнула.

— На самом деле я боюсь не тебя. Я... не доверяю себе в том, как сильно я хочу тебя.

Он наклонил голову, на его широком лбу проступили складки замешательства. Я не смогла сдержать порыв нерешительно протянуть руку, чтобы провести пальцем по вмятине.

— Иногда я думаю, доверяешь ли ты себе вообще. Non ti preoccupare, не волнуйся, я научу тебя доверять себе так же, как я доверяю тебе.

— Ты хочешь заработать сотрясение мозга еще до того, как мы приземлимся? — воскликнул Фрэнки, когда самолет заметно снизился при снижении. — Усади свою большую задницу, босс.

Данте бросил на него взгляд через плечо. Когда он снова посмотрел на меня, его глаза были горячими и торжественными.

Доверие — это то же самое, что и любовь?