…Прозрачный соленый бриз обтекает скалы с гротами, лаская лазурную поверхность моря. Вода прозрачна, подобно полусфере неба, глядящего в подвижное зеркало. Сквозь толщу воды прямо с берега удается разглядеть камешки, рыбки, крабики, освещенные косыми лучами лимонного солнца, играющего с донным населением, заботливо укрывающего малышню. Ветер обшаривает камни, заглядывая в любую щель, потоки воздуха, сливаясь с движениями солнца, навевают невероятный покой.

Приходилось менять пейзажи, приморские селения, широты, только с некоторых пор научился всюду чувствовать себя дома, может быть потому, что на самом деле мой настоящий дом там, в невидимой дали, там, откуда сходит сверкающий луч, освещая каждый миг не всегда правильной моей жизни. Иногда лучик сужался до предела, даже таял, превращаясь в сумрачную тень, а иногда — и это было прекрасно — свет разливался до горизонта, за горизонт, тогда тихая немая радость поселялась в сердце, и я окружал её всеми силами души. Оттуда, из неведомой светлой дали, ко мне тянулись зовущие руки, раздавался таинственный зовущий шепот — и это всегда дарило надежду, по-детски чистую и наивную, потому бесценную.

Здесь, на вытянутом стрелой полуострове, среди густой зелени, домишек с терракотовыми крышами, серпантином улочек, обласканным вездесущим морем — его соленое дыхание пронизывало каждую молекулу здешнего воздуха. Здешнее население ценило свободу частной жизни, никто не навязывал общение со своей персоной, удивляя вежливой робостью, угодливой ненавязчивостью, что в свою очередь, указывало либо на криминальное прошлое, либо на крайнюю степень закомплексованности, что впрочем, меня нисколько не тревожило.

Никогда не замечал за собой подобных привычек, но именно здесь включился в странный ритуал: бритьё классическим лезвием под шутки старого грека, чашечка крепкого кофе с горячей булочкой на террасе кафе у седого курда, покупки овощей и фруктов, сыра, баранины, рыбы и домашнего вина на местном рынке, прогулки по горячим камням петляющих улочек — и конечно, погружение в соленую прозрачную воду. Если сам не подойдешь поприветствовать местного жителя, никто и не решится нарушить твой покой. Здесь всё было не так как в нормальных местах, может поэтому я не удивлялся ничему.

…Например, встреча с Юрой — да, да, с моим старым другом — не вызвала у меня удивления. Мы стояли среди улочки друг против друга, переминаясь с ноги на ногу — и молчали.

— Загорел, как негр, — промолвил он, наконец.

— Думал, я тебя не узнаю? — усмехнулся я. — У какого мясника делал операцию по изменению внешности?

— А ты всё такой же шутник! — Юра обнял меня. — Скучал по тебе. Ну, как ты здесь, освоился?

— Вроде да, — кивнул я.

— Никто не достаёт?

— Наоборот, все такие скромные, — сказал я и осёкся. — Слушай, Юр, а это что… на самом деле?..

— Ага, нечто вроде отстойника. Ни одного случайного жителя. Тут или тебя охраняют, или те, кто охраняет, — и все при деле. К тебе зайдем?

— Конечно, милости, как говорится, просим.

— Кстати, вон там дом со стеклянной крышей — видишь? — Юра показал за спину. — Там живет на покое вообще легендарная личность. Винца домашнего нальешь? Оно тут уникальное.

— Я тоже заметил, с каждым глотком словно солнце пьешь. Вкус цветочный и цвет золотой. Пей, на здоровье! Так, что за личность?

— Помнишь, устранение арабских наемников на Кавказе? А криминальных авторитетов, решивших подмять под себя столичную власть? А побег из тюрьмы, из которой сто пятьдесят лет никто не бегал?

— Да видел его, ничего геройского: так себе старичок, — спровоцировал Юру на подтверждение моих подозрений, моих сетевых изысканий.

— А знаешь, в чем его главный секрет? Чутьё! Как у зверя — за десять километров опасность чувствует. — Юра будто повторял мои же слова. — Как-то его спросили, можешь ли опыт молодежи передать. А он — не могу, это на подсознании, у меня все в роду по мужской линии охотниками и разведчиками были, одни за линию фронта ходили, и без «языка» никогда не возвращались.

— Я тебе вроде бы докладывал, — усмехнулся я, — у меня вместо звериного чутья — голос ангела моего офицерского. Уж он-то не ошибается.

— А я, собственно, по этому поводу. Прости, необходимо нарушить твой покой.

— Всегда пожалуйста, а то малость заскучал.

— Это ненадолго. Мы мигом — туда и обратно.

Потом был автомобиль, потом — самолет, и наконец, вертолет — полтора часа, и мы на вилле олигарха. Веселый парень лет тридцати с небольшим, босиком, в шортах и рваной футболке вышел нам навстречу.

— Знакомься, это Дэн, — буркнул Юра. — Тот же что «на твоей ферме», только переформатированный.

Честно сказать, не узнал я бывшего пограничника в этом чужом, опасном человеке. Да и меня он тоже предпочел не узнать.

— Проходите, гостям здесь рады! — прокричал возбужденный «парнишка». Он на самом деле, выглядел намного моложе своих лет. — Жареного ягненка, шампанское, виски, фрукты?

— Спасибо, мы спешим, — предупредил Юра.

— Потому и предложил, — схохмил хозяин.

— Где можем поговорить?

— Прошу в беседку.

— Будь осторожен, — прозвучал голос офицера. — Этот «фрукт» очень опасен.

— Неужто мы на него управы не найдем! — молча воскликнул я.

— Держи его в поле зрения, — напряженно скомандовал офицер. — Соберись!

— Так что вас привело в мой скромный дом? — с беспечной улыбкой на лице спросил Дэн.

— Из длинной цепочки по закупке спецоборудования выпала сумма в триста миллионов, — скучным тоном произнес Юра. — Без этой суммы нам оборудования не купить. Вся схема рушится.

— Я-то причем? — развел руками Дэн. — Ищи вора у себя дома.

— Всех проверил, ты один остался.

— Ой, брось ты! — улыбнулся Дэн. — Давай лично дам список тех, кого можно купить. Их там не больше десятка.

— Ты понимаешь, Дэн, сколько голов с плеч слетит? — Юра сузил глаза, глядя в упор на собеседника.

— А мне-то что! — по-прежнему улыбался Дэн. — Меньше народу — больше кислороду.

— Он на самом деле ничего не боится, — прошептал мне на ухо офицер. — Такая у парня психическая аномалия. К тому же на территории виллы существует система распознавания «свой-чужой». Стоит хозяину подать незаметный кодовый сигнал — и в «чужих» полетит экономная порция свинца. Он сам, кстати, всегда находится в зоне абсолютной безопасности, потому такой уверенный в себе.

— Ты что же, им восхищаешься? — недоумевал я.

— Если честно — да! — вздохнул офицер. — Во всяком случае, противник он достойный.

— Так что делать-то? Юре надо помочь!

— Я же сказал — смотри на него во все глаза, скоро проколется.

И я смотрел... Юра уже закипал, он рыскал глазами то по насмешливому лицу Дэна, то по моей физиономии, тяжело дыша. И ничего… Напряжение нарастало, что только забавляло хозяина. Наконец Дэн скользнул взглядом по моему лицу и… осёкся.

— Слышь, Юр, а чего этот все время таращится? — кивнул он в мою сторону. — Зачем смотрит на меня?

— На то и глаза, чтобы смотреть, — спокойно ответил Юра. Кажется, и он почувствовал близкую развязку критической ситуации.

— Послушайте, я вас не знаю и знать не хочу, — зашипел Дэн в ярости, с трудом отводя от меня глаза. — Хорош на меня пялиться!

Наконец, он через силу поднял лицо, будто кто-то невидимый взял за подбородок и дернул вверх, — и наши глаза встретились.

— Есть контакт! — вскрикнул мне в ухо офицер. — Запиши на листочке и передай Юре: вся сумма в сейфе на втором этаже, часть валютой, часть акциями абсолютной ликвидности, шифр — дважды число зверя (кто бы сомневался!), внести нужно сегодня же по коду три ноля двести шестьдесят. Всё!

Я записал информацию, передал Юре. Тот немедленно метнулся на второй этаж, за ним последовал дюжий телохранитель, он же пилот, он же снайпер, закованный в кевларовый бронежилет. Мы сидели с Дэном рядом, он окаменел, побледнел, по лицу пот катился градом.

— Что это с ним? — спросил я у офицера. — Ты же говорил, он бесстрашный.

— Парнишка представлял себе смерть, примерно так — раз и небытие, вроде вечного сна. Такого исхода он не боялся. Я же приоткрыл ему окошко в ту область, где побывали вы с Ириной — это на него и подействовало.

— Тогда понятно, — протянул я. — Ну что же, будем считать, Дэну повезло — такое «окошко» навсегда запомнится.

Из дома вышел Юра с пилотом, в руках тяжелые чемоданы, Юра махнул рукой в сторону вертолета. Мы с ним сели в стеклянную колбу кабины, застрекотал двигатель. Я смотрел на Дэна, он, как кролик на удава, смотрел на меня, пока не скрылся из виду.

— А с ним-то что? — спросил я.

— Потом разберемся, — отмахнулся Юра. — Никуда не денется. От нас еще никто не уходил. Спасибо, тебе, Платон!

— Не мне, но ангелу моему, офицерскому.

— Наконец, и обо мне вспомнили, — усмехнулся голос.

Юра укатил по своим делам, а я вернулся в привычный статус-кво. Уверен, старый друг намеренно не спросил про Ирину, во-первых, он и без того всё знал, а во-вторых, чтобы лишний раз меня не тревожить.

Не думал, что такое сакральное понятие как мистика, когда-нибудь войдет в мою жизнь. Помнится, читал Владимира Лосского:

«В известном смысле всякое богословие мистично, поскольку оно являет Божественную тайну, данную Откровением. С другой стороны, часто мистику противополагают богословию, как область, не доступную познанию, как неизреченную тайну, сокровенную глубину, как то, что может быть скорее пережито, чем познано, то, что скорее поддается особому опыту, превосходящему наши способности суждения, чем какому-либо восприятию наших чувств или нашего разума»,

Филарета Московского:

«догмат, выражающий богооткровенную истину, представляющуюся нам непостижимой тайной, должен переживаться нами в таком процессе, в котором вместо того, чтобы приспосабливать его к своему модусу восприятия, мы, наоборот, должны понуждать себя к глубокому изменению своего ума, к внутреннему его преобразованию, и таким образом становиться способным обрести мистический опыт. Богословие и мистика отнюдь не противополагаются; напротив, они поддерживают и дополняют друг друга»,