Покачав сокрушенно головой, повернулся к Ирине, спросил:

— Ну а тебя, что заставило прервать побег и прийти ко мне домой?

— Твои конторские супермены все мои счета заблокировали. Мне даже не на что билет купить с тощим вокзальным пирожком.

— А сколько их у тебя? — спросил я, хлопая по карманам в поиске телефона.

— Да как у всех: два рабочих и два личных, в эСБэ и швейцарском Суисс Эй Джи, — сообщила Ира, с вызовом глядя на нищую соперницу в драном банном халатике.

— Юра, ты что, на самом деле заблокировал счета Ирины? — спросил я в телефон.

— Сегодня разблокировал, — успокоил он меня. — Закончил операцию, отчитался и вернул деньги, конечно, кроме явно криминальных. А что, нашлась волчица?

— Не стоит её так называть! Ладно, прости. — Ирине: — Счета разблокированы, можешь жировать дальше.

Ирина, бросив презрительный взгляд на поникшую Маришку и на меня, вихрем вылетела из квартиры. Я взглянул на соседку, со вздохом протянул ей денежную купюру и кивнул в сторону выхода. Она на цыпочках удалилась.

Глядя на сутулую спину девы с торчащими лопатками под стареньким халатиком — она медленно, оглядываясь на каждом шагу, ожидала окрика. Сердце сжала острая жалость, я чуть слышно окликнул:

— Марина, задержись на секунду.

Она вздрогнула, обернулась с улыбкой до ушей и в два прыжка встала предо мной, как лист перед травой.

— А я знала, что окликнешь! Знала, что любишь, ведь у нас впереди большая красивая жизнь!

— Отставить сладкие мечты! Не знаю, как у вас, а у нас тут война… духовная. И это тебе, Маришка, не праздник, а трудные, жестокие, военные будни.

— А я готова, товарищ комиссар! С тобой, Батон, то есть Патрон… ой прости, Платон! Все никак не выучу… Так я о чем… А! С тобой — хоть сейчас в бой!

— У меня полторы минуты, поэтому прошу не перебивать, — прохрипел я подобно «комиссару в пыльном шлеме». — Я сегодня кое-что предпринял, поэтому жди перемен. А чтобы всё было благочестиво, тебе надлежит сделать следующее. Слушай и запоминай. Трезвой, в приличной одежде сходи вечером в церковь. Встань в очередь исповедников. Подойдешь к священнику, скажешь, что ты впервые желаешь исповедаться. Он тебе посоветует, что сделать, ты аккуратно выполнишь его указания. Потом приготовишься к Причастию, тоже по совету священника. Начнешь читать Евангелие, книжку на тему «Как вести себя в церкви», — я взял с полки книги и протянул девушке. — Понимаю, то, что я говорю, ты вполне можешь забыть, пропустить мимо ушей. Но! Мои слова, они как семя упадут на иссохшую землю твоей души. Если ты всё сделаешь, как я сказал, из семени прорастёт росток, потом превратиться в прекрасное дерево. Потом вырастишь целый сад — райский сад. И уже на земле станешь жить как в раю.

— Здоровски! Я уже хочу!

— Да, здорово, да, хочешь — но как только приступишь, как только сделаешь первый шаг, так и познакомишься с противодействием сил зла. Нападет апатия, лень, захочется выпить, погулять напоследок — всё такое. Так ты уж напряги силу воли — вот тут и понадобится твое желание ринуться в бой, в атаку на супостата. Только враг твой будет невидим, даже ласков, он шепотом станет отвращать от добрых дел. И может статься, что опустишь руки, загуляешь, а душа твоя совсем высохнет и очерствеет. Семена моих слов так и останутся валяться на поверхности сухой души. В этом случае, Господь прольёт влагу, чтобы семена не погибли. Сакральную влагу…

— Это что-то очень неприличное? — усмехнулась она. — Ну, раз сакральную?

— Наоборот! — прохрипел я вполне серьезно. — Это будут слёзы или кровь. Именно эта влага оживит семена моих слов. Но повторяю, это произойдет в случае, если у тебя не хватит сил добровольно встать, выпрыгнуть из окопа — и в атаку в полный рост! Но произойдет! Но если не хватит сил. Всё, дитя, ступай с Богом. Всего тебе самого доброго. А мне пора собираться на войну мою, персональную. И ты мне в этой войне пока не помощница. А сейчас, прошу освободить помещение. До свидания! — Повторил прощальный жест подбородком в сторону открытой двери.

Марина, продолжая улыбаться и на каждом шагу оглядываться, наконец, вышла из студии и заскрипела ключом в замке своей двери. Бросив прощальный взгляд на соседку, глубоко вздохнув, решительно захлопнул входную дверь.

Ну, кажется всё, можно собирать дорожную сумку.

Часть 3. Отражение Слова

Светская часть паломничества

Проведи тет-а-тет с Иисусом,

Поделись полосой неудач,

Нескончаемым жизненным грузом

Нерешённых проблем и задач.

О. Дрожжина

Первое, о чем подумал, пока просыпался, нет-нет, со мной явно что-то не так; второе — слава Богу за всё, что и вернуло меня на землю, чего не очень-то и хотелось. После контрастного душа, облачения в одежду, аккуратно расстеленную вечером по пустой стороне кровати, приготовления кофе, раздался звонок-команда спуститься вниз, совсем на землю, на ее асфальтовое покрытие. Юра любезно прихватил нас с Сергеем по пути в аэропорт имени графа Шереметева. Бросив беглый взор на сопутствующих друзей, поняв, что их тоже «подняли, но не разбудили», малодушно успокоился — не я один тут квелый.

Ночью «тянул четки», да так увлекся, что и не заметил, как наступило утро. Как часто это бывает со мной, особенно в последнее время, особенно после погружения с последующим восхождением, да… мне удалось совершить разведывательный полет к месту назначения. Там я летал над чужой пустынной землей, от одного светлячка отражения к другому, различая во свете нечто родное, до боли знакомое, но вот беда, внимание рассеивалось на тысячи незначительных деталей, поэтому поставил себе задачу: максимальное направление вектора внимания — внутрь сердца, в ту сакральную область, откуда произрастает древо жизни, моей жизни, моей любви. И нынешнее наше полусонное состояние тому весьма содействовало.

Может быть именно поэтому, целые куски времени, потраченные на суету, выпадали, затягиваясь прозрачным туманом молитвенно-чувственной пульсации. Таможню прошли по зеленому коридору, лишь мой термос возбудил у пограничников подозрение — уж не бомба ли это? Пришлось отвинчивать крышку и плеснуть им пятьдесят грамм содержимого, от чего по приземным пластам удушливой атмосферы разлился бодрящий аромат крепкого кофе. Самолет марки Боинг с кучей семерок, голубой шестиконечной звездой и логотипом El al на борту намекнул на то, что мы находимся на территории государства Израиль. Меня как ребенка посадили к иллюминатору, а чтобы заглушить ностальгию, накрывшую нашу троицу, Юра откинул центральный столик, водрузил на него ноутбук, включил любимый космонавтами и советским народом фильм «Белое солнце пустыни».

И всё — не стало кучевых облаков за окном, пепельно-грязных гор и фиолетовых морей в разрывах белесой пены, тошнотворного запаха желудочного сока в салоне, пластмассовых улыбок премиленьких стюардесс, гула двигателей — с экрана мониторчика наплыл покой, мелодичное звучание арфы, балалайки, дыхание аккордеона и знаменитый сон товарища Сухова, в котором он писал мысленные письма любимой жене с коромыслом на округлых плечах в родную деревню, утопающую в сочных травах, омываемую прозрачной речкой, осененной нежной березовой листвой.

«А еще скажу вам, разлюбезная Катерина Матвевна, что являетесь вы мне, будто чистая лебедь, будто плывете себе, куда вам требуется, или по делу какому, даже сказать затрудняюсь... только дыхание у меня сдавливает от радости, будто из пушки кто в упор саданул».

Юра молча протянул носовой платок, я промокнул щеку и смущенно отвернулся к иллюминатору. Такой нетипичный приступ сентиментальности случился потому, что на секунду мысленно перелетел в «мою» деревню к прекрасной женщине, убедившей меня в аксиоме, в которой начал было сомневаться — есть еще женщины в русских селеньях, верные, любящие, заботливые… есть.

Знакомство наше произошло по классическому сценарию. Пылил по проселочной дороге в жаркий летний день. Очень хотелось пить. За оградой, увитой диким виноградом, рассмотрел женщину в алой кофте. Попросил воды, хозяюшка напоила жаждущего, пожалела и пригласила отдохнуть в тени роскошной яблони — видимо, насквозь пропотевшая пыльная одежда, лицо в грязных потеках, воспаленные глаза — весь этот жалкий антураж — вызвали у нее чисто материнское движение души: напоить, умыть, переодеть в чистое и накормить.

Завершив непонятный мне производственный сельскохозяйственный процесс, связанный с консервацией плодоовощных культур, Маруся убедилась, что я перевел дыхание, успокоился, да и повела баньку. Предложила снять одежду и ополоснуться из огромного деревянного ведра, протянула чистую сухую мужскую одежду, которая была чуть великовата, но вполне себе ничего. Пока я предавался санитарно-гигиеническому блаженству, огляделся. Огромные ведра с водой, которые называют в народе кадками, стояли повсюду, над ними на белых веревочках висел гербарий, составленный из дубовых, березовых и еловых веников. Как потом объяснила хозяюшка, такой уж завел порядок супруг-покойник, который сначала хлестал себя березой, потом дубком, ну а после, как совсем распарится, тогда легонечко гладил телеса хвоей — как велел мужик, так и она все проделывала… и до сих пор.

Супруг Маруси — Тимоша — как колхоз стал понемногу рассыпаться, с мужиками стал ездить в Сибирь, на заработки. Несколько лет все было нормально. Привозил домой денюжку, гостинцы, да про всякие разные места диковинные рассказывал. А в последний раз собирался на заработки и всё приговаривал: хочу машину купить, чтобы тебя возить на рынок, да в магазины, а еще в кино, прям как барыню. Я, конечно, пенять стала, мол, зачем она нам, мы вроде и так справляемся, только Тимофей Игнатьич у меня мужчина самостоятельный… был, что пообещает, то уж точно выполнит. Так вот, приезжают мужички наши из Сибири, а моего Тимошеньки с ними нет. Сказывали, что поехал за машиной на границу с Китайцами, там, значит, они хоть и с правым рулем, зато подешевле, по доступной цене. Ждала его месяц, другой, а потом надоумили меня в область съездить и заявление подать, о пропаже человека. Ну что, подала, приняли бумагу, конечно, только молодой лейтенантик сказал по секрету, что сейчас это эпидемия такая — уезжают мужички за машинами, да почти никто не возвращается. Там у них, сказал, целая мафия, никого не жалеют, так что ты, тётьМарусь, лучше в церковь сходи, да свечку поставь, говорят, помогает, а по заявлению твоему, сказал, даже ничего и делать не будут, у нас целыми пачками их несут, да толку никакого — мафия...