Изменить стиль страницы

Глава 39

ВАЙОЛЕТ

Макс предоставил мне много пищи для размышления, и мне понадобится время и пространство, чтобы во всем разобраться. Но с этим придется подождать.

Впервые с тех пор, как мы встретились, Макс не контролирует ситуацию. Он выглядит потерянным, почти сломленным. У меня перехватило горло, а сердце болит. За Макса маленького мальчика, выросшего без любви, и за Макса взрослого мужчину, который считает, что должен жить без нее.

Я подхожу к нему, сворачиваюсь калачиком у него на коленях, прижимаюсь щекой к его плечу, беру его за руку и слегка сжимаю. Когда он сжимает в ответ, чувствую в животе уже знакомое легкое трепетание. И это успокаивает.

Я так много хочу — должна — сказать, но мысли смешались и перепутались, и мне нужно навести в них некое подобие порядка.

Все, что Макс рассказал сегодня, наполняет меня гневом, обидой и чувствами, которые я даже не могу назвать. Эти люди — потому что я даже не могу назвать их родителями — не только разрушили детство Макса, но их токсичность теперь представляет угрозу для его отношений с нашим ребенком. И это то, с чем я буду бороться всеми силами, независимо от того, что произойдет между мной и Максом.

Долгое время мы сидим тихо, просто держась друг за друга, затем Макс крепко обнимает меня и укладывается на бок, утягивая за собой, так что мы лежим на диване, а я прижимаюсь к его груди.

Не думаю, что хочу говорить о ребенке, но чувствую, что ему нужно нечто большее, чем я даю ему в данный момент.

— Я не уйду, — говорю тихо.

Он сжимает меня чуть крепче и целует в ухо.

— Я тоже.

В желудке урчит, и я прижимаю руку к животу, заставляя его замолчать. Сейчас мне хочется только теплых объятий Макса. Но он ослабляет хватку, и я тихо хнычу.

— Вернусь через минуту. — Он укрывает меня пледом, и я закрываю глаза всего на минуту, пока он сходит на кухню.

Следующее, что я помню, — Макс гладит меня по лицу.

— Пора есть.

Открыв глаза, вижу улыбку Макса. Мне нравится эта улыбка. Та, которая, я уверена, предназначается только для меня.

Он приготовил сэндвичи, и на кофейном столике стоят два высоких стакана апельсинового сока. Сажусь на диван, чуть сдвигаюсь, освобождая место для Макса, чтобы он ко мне присоединился.

По какому-то невысказанному обоюдному согласию наша трапеза превращается в тайм-аут от всех тяжелых, серьезных разговоров. Мы поддерживаем легкую беседу. В основном о работе.

Закончив, убираем со стола, относим посуду на кухню и загружаем в посудомоечную машину.

Все очень по-домашнему. И я немного удивлена тем, насколько естественно и комфортно это ощущается, особенно после того, как больно и горько-сладко мне было в среду вечером, прежде чем я убежала.

Я загружаю последнюю тарелку в машину и закрываю дверцу, а Макс толкается в меня сзади и обнимает.

— Может, пойдем спать? Вечер оказался богат на эмоции, и мы оба вымотались.

Я киваю, и он ведет меня за руку в свою спальню, где мы оба быстро раздеваемся и ложимся в постель.

Он притягивает меня ближе, и когда я лежу в его объятиях, понимаю, что между нами гораздо больше, чем секс. Больше, чем ребенок. Я еще не готова сказать, что у меня на сердце. Но могу дать ему подсказку. Обхватив ладонью его щеку, прижимаюсь лбом к другому виску.

— Знаешь, что?

— Что?

Я целую его в щеку.

— Грейси была права.