Глава 20
Карина отвезла нас в аэропорт, где мы сели в самолет для короткого двенадцатичасового путешествия из Уганды до Кейптауна в Южной Африке, с пересадками в Найроби и Йоханнесбурге. Казалось, что оно вряд ли стоит двухдневного пребывания, но я быстро напомнила себе, что, безусловно, стоило видеть Яна за пределами нашей ежедневной жизни в Масего.
Я была так рада приземлиться в Кейптауне, что за пятнадцатиминутную поездку по городу не сразу оценила поразительные межклассовые различия. Через пять минут мой взгляд заметил на левой и правой стороне магистрали, мягко говоря, разительный контраст.
— Боже мой, взгляни на это, — вздохнула, глядя в окно.
— Что? — спросил Ян, срываясь со своего места и наклоняясь ко мне, чтобы увидеть на что я смотрю.
По правой стороне были скромные, чистые дома, содержавшиеся в хорошем состоянии и, явно, заселенные финансово благополучными владельцами. То, что было по левую сторону от нас, я могла охарактеризовать только, как трущобы.
Дома, если их можно так назвать, состояли из жестяных крыш, земляных полов — по-настоящему самодельный город. Это выглядело, как убежище от эпидемии, и я готова поспорить очень криминальное.
— Это, — говорю я, указывая руками на обе стороны дороги.
— Ах, да, — подтвердил он, сползая на свое сидение, очевидно привычный к этим видам.
— Это грустно, — признала я.
— Очень грустно, — согласился он.
— Такой ошеломляющий контраст условий проживания, он как удар в живот, — я изучаю ряд за рядом наспех построенных домов. — Как американка, я могу точно определить, что моя страна практически не имеет представления, что такое бедность. Худшие жилищно-бытовые условия, в которых я бывала дома, не идут ни в какое сравнение. Это без преувеличений неприлично, что мы вообще жалуемся.
— Они просто не знают, Соф.
— Они просто остаются в неведении, Ян, — я ответила ему тем же, на что он только смог улыбнуться.
— И я, вероятно, самая непонятливая из всех, — прошептала я.
Он опустил свою руку на мою и мягко сжал.
— Уже нет.
— Уже нет, — повторяю я, сжимая в ответ. Делаю глубокий вдох. — Почему с этим ничего не делают?
На это Ян внезапно и истерично засмеялся.
— Что?
— Ох, Софи Прайс, у тебя появится возможность. Просто подожди, — сказал он мне, все еще смеясь.
— Такое чувство, будто я что-то упускаю, — улыбаюсь в ответ.
— Моя мама исполнительный мэр Кейптауна.
— Если бы я была знакома с вашей политикой, то, вероятно, знала, насколько серьезно это заявление, но я не знакома, так что...
— Исполнительный мэр Кейптауна по существу важная шишка в районе. Она эквивалент губернатора в американском штате или мэра Нью-Йорка.
У меня пересохло во рту, и я безнадежно попыталась сглотнуть то, чего там не было.
— Мэр. Почему, черт возьми, ты не объяснил мне это раньше?
— Я объяснял. Я говорил тебе, что они работают в политике.
— Я подумала, что они состоят в местном совете или еще что-то такое же обычное.
— Соф, — произнес он, нахмурив брови, — почему бы сын члена совета был на первых страницах местных газет?
— Я предположила, что здесь немного новостей.
Ян снова засмеялся.
— Кейптаун один из самых больших городов в Африке, не говоря уже о Южной Африке, — он стал серьезным. — Я могу рассказать тебе больше, чем ты вероятно знаешь.
— Несомненно, — сказала я ему, думая об обрывках сплетен в Лос-Анджелесе и как они все ухватывались за удобную возможность разоблачить Прайс «любимицу, малышку с трастовым фондом», как распутную кокаинщицу, когда умер Джерик, и как они преследовали меня месяцами, сбиваясь с ног, чтобы подловить меня снова споткнувшейся. Они наслаждались трагедией во мраке своей профессии. Они были маленькими, скользкими змеями, их раздвоенные языки были настроены уловить малейший кусочек с-с-сплетни. Я вздрогнула.
— Не волнуйся, — сказал Ян, вырывая меня из моего загула, — они знают, что ты приедешь и, скорее всего, провели свои изыскания.
— Не волнуйся, — сказала я ему в ответ, — к этому времени мой отец в курсе их изысканий и вероятно уже подсчитал возможность извлечь выгоду из знакомства.
— Неужели?
Я покачала головой с напускным сочувствием.
— Ян Абердин, ты даже не представляешь, на что он способен.
— Ладно, тогда он будет в хорошей компании, — произнес он, обнимая меня рукой.
— Ты начинаешь меня пугать, — поддразнила я.
Дом родителей Яна находился на пляже Клифтон, районе настолько богатом в Кейптауне, что даже я слышала о нем, несмотря на то, что я по большей части не в курсе чего-либо относительно Южной Африки.
— Ты богат, — я констатировала факт, наблюдая, как охранники проверяют несколько машин, которые пытались проехать через въездные ворота.
— Нет, богаты мои родители.
Я ему улыбнулась.
— Я вижу.
— Это меняет твое мнение обо мне?
— Вряд ли, — сказала я, надеясь, что ему никогда не представится возможность постичь холодное чудовище, которое было в собственности у моих родителей.
Дом был массивным, несмотря на то, как близко были расположены соседние дома.
Плотно стоявшие, но чрезвычайно роскошные, они поднимались вверх по Столовой горе, извиваясь соответственно горному склону. Дом Яна был современным и многоуровневым, приспособившимся к виду горы и расположенным внутри нее.
Наш небольшой автомобиль заехал на подъездную аллею, Ян выбрался, чтобы открыть кедровые раздвижные ворота. Я наблюдала, пока мы поднимались вверх по темной скале, проехав весь путь к возвышающемуся дому, который так зловеще расположился с внутренней стороны горного обрыва.
— Дом, милый дом, — безразлично заметил Ян.
Он подхватил мою сумку, так же, как и свою, и мы поднялись по крутой дорожке к широкой двери из кедра. Меня затопило адреналином. Я посмотрела вниз на себя и вдруг занервничала. Отец не одобрил бы мой выбор одежды. В самом деле возникли бы серьезные последствия, что я познакомилась с исполнительным мэром Кейптауна Южная Африка в чем-то еще, кроме «Шанель».
Могу себе представить. Это недопустимо. Я так мало от тебя требую. Соблюдай приличия, Софи Прайс. Соблюдай приличия. Соблюдай приличия.
— Ты в порядке? — спросил Ян, роняя свою сумку, чтобы освободившейся рукой погладить мою руку.
Я приклеила на лицо фальшивую улыбку.
— Конечно. Полагаю, я просто нервничаю.
В ответ он искренне улыбнулся.
— Не беспокойся, дорогая. Как минимум мой брат полюбит тебя и это единственное, о чем нам следует беспокоиться.
— Как воодушевляюще, — пошутила я.
Он бросил свою сумку рядом с моей и обнял меня.
— Поверь мне, Соф, даже если в конечном итоге мои родители полюбят тебя, это должно значить для тебя совсем немного. На них производит впечатление только то, что другие могут сделать для них. Они выдвигают свои компании в помощь бедным, как и многие до них, но трущобы по-прежнему здесь. Ты их видела. Они практически поощряют доверие правительства. Это отвратительно.
— Они политики.
— Именно так.
— Ты не шутил, когда сказал, что у них дела с моим отцом.
— На самом деле, нет, — вздохнул он. — Давай зайдем внутрь. Они возможно наблюдают за нами через камеры, — сказал он, насмешливо махнув рукой в отдельную камеру, спрятанную позади трещины.
Он толкнул дверь, и показалось внутреннее убранство. Семь с половиной тысяч квадратных футов современного искусства и это могло быть охарактеризовано только как мрак. Темный сланец, холодный матовый никель перил, охватывающих всю пятиуровневую, с ярусами собственность. Планировка предлагала уйму помещений открытого типа, и она не разочаровывала. Жилые площади переходили наружу с помощью стеклянных складных дверей. Архитектурный стиль был данью классическому модерну середины века, и обстановка не отличалась. Она была холодной и совершенной, и все было на месте. От этого мой желудок перевернулся.
— Саймон! — выкрикнул Ян, напугав меня.
Он бросил наши сумки внутрь и целеустремленно прошел через живописную жилую комнату к стеклянной стене. Он подтолкнул одну панель за другую, пока они не встретились сбоку у стены, и не открыли нам насыщенный морской воздух.
Мне на кожу попала соль, и я наслаждалась этим осязаемым чувством. Шум волн невероятного океана у подножия горы успокоил мои нервы практически сразу же. И тогда я поняла, что Ян сделал это специально.
— Спасибо, — сказала я ему.
— Это единственное, что действует на меня, выросшего здесь.
Я обняла его сбоку, пока мы рассматривали окрестности.
— Ты скучаешь по этому? — я спросила его.
— Ни на йоту.
Перед нами хвастался черной переливающейся мозаикой бассейн, выглядевший безмятежным, и я почти испугалась этого. Я вообразила, что он поглотит меня целиком, и я погружусь в его темную бездну, если рискну опустить палец в эту зловещую воду.
— Ян! — я услышала позади нас.
Мы оба повернулись, и я увидела более взрослую и немного повыше версию Яна.
Он был более загорелым, чем мой Ян, с волосами более короткими и аккуратно подстриженными, хотя думаю это только потому, что у Яна не было возможности попасть к парикмахеру так же легко, как это мог сделать Саймон. Он щеголял в безупречной одежде в европейском стиле. В общем, Саймон был великолепен, но у него в глазах отсутствовал огонь, которым обладал Ян. Да, Ян был бесконечно красивее. У девушек был Саймон Абердин. У меня был Ян.
— Саймон! — крикнул Ян.
Саймон поднял Яна и шутливо подбросил его. Он поздоровался с ним, как я предположила, на африкаансе. Они обменивались приветствиями, а я неуклюже стояла у перил, прося у всех святых, чтобы я смогла понять их. Я оживилась только, когда
Саймон взглянул на меня, перед тем как жестом сделать знак Яну и задать еще один вопрос на африкаансе.
— О, прошу прощения, Соф. Извини меня, — сказал он, двигаясь ко мне и обхватывая мою руку своей, затем потянул меня знакомиться с его братом.
— Саймон, это мисс Софи Прайс. Софи, это мой брат Саймон.