И это все, что он сказал перед тем, как вскочил и направился к нашим хижинам.
Дети начали быстро есть и относить тарелки к Кейт, затем они разбежались по своим комнатам, чтобы надеть любую одежду для плавания. Мне стало интересно, что у них была за одежда, перед тем как мне пришла в голову мысль. Я привезла только бикини, я даже не думала, что когда-нибудь надену его. Я знала, что Карина этого не одобрит. Угандским девочкам не разрешалось носить раздельный купальник, демонстрирующий их животы. Я представить не могла, что Карине понравится это.
Я встала и подошла к Карине.
— Я не думаю, что смогу плавать
— Что? Почему?
— Вообще-то я не привезла подходящий купальник.
— О, у тебя есть футболка? Шорты? — Я кивнула. — Ты можешь надеть их поверх своего купальника, который ты привезла. Детям будет все равно, потому что ты и так носишь джинсы каждый день.
— Если ты так думаешь, — ответила я ей и пошла к своей половине хижины.
Я слышала, как в своей комнате собирался Ян и улыбнулась.
Я переоделась и почувствовала себя практически обнаженной.
Дома в Лос-Анджелесе это не считалось возмутительным. Это не были стринги, просто стандартное бикини, но оно определенно не соответствовало Уганде.
На мгновение я рассмотрела себя в зеркале. Мои пальцы скользнули на живот и пробежались поперек каждой рельефной мышцы. Мои родители любезно платили Раулю, моему персональному тренеру, десятки тысяч долларов в попытке заставить меня выглядеть так, как сейчас, потому что я была полна решимости стать такой, но он никогда бы не смог это осуществить, не таким способом. Я хотела рассмеяться от мысли, что все, что для этого было нужно, это стать волонтером в приюте в Уганде, а сейчас я даже не задумываюсь, что он существовал. Неожиданно, вместо моего беспокойства о том, как я выгляжу, перевесило здоровье маленьких детей. Ирония, наверное.
В виде исключения оставляю свои волосы распущенными и улыбнулась тайком самой себе от того, как это будет сводить Яна с ума. Натягиваю резинку на запястье на потом, надеваю майку и пару обрезанных джинсовых шорт, стоивших дома три сотни долларов. На этот раз я отказалась от ботинок и надела свои старые беговые кроссовки, которые привезла с намерением оставить их здесь, потому что они были «прошлого сезона». Взяла мешок и положила футболку для плавания, бутылку солнцезащитного средства и мое маленькое радио. Я разорвала новую упаковку батареек для него, соглашаясь с самой собой, что данное мероприятие оправдывает это. Это было время для празднования. P.S. Я собираюсь вам подкинуть абсолютно шокирующий факт. Я не шучу. Страна Уганда помешана на Селин Дион. Они посвящают целые дни, чтобы ставить на радио ее песни. Они очень сильно ее любят. Пять слов. Мое. Сердце. Будет. Продолжать. Биться.
Я услышала легкий стук в дверь и открыла ее Яну. Я впервые увидела его ноги с тех пор, как встретила его и не могла поверить, что мужские икры могут быть настолько развиты. Я стояла, широко разинув рот, беззвучно двигая губами, как клоун, уставившись на них.
Когда я наконец-то пришла в себя, переместила взгляд на лицо Яна и была шокирована обнаружив, что он в равной степени был увлечен, как и я. От моего смеха он вздрогнул и покачал головой.
Его рот слегка дернулся, и он сглотнул.
— Ты... ты готова?
— Да, — ответила я ему.
Карина взяла грузовик Чарльза, а мы джип, и посадили в обе машины младших детей. Дети постарше пошли четверть мили с Чарльзом. Мандиса пересела на мои колени, и я поцеловала ее в макушку, когда Ян завел двигатель.
Когда мы выгрузили всех из джипа и грузовика, и дети побежали к воде, я импульсивно подняла лицо и руки ладонями вверх и позволила солнечным лучам омыть меня. Они были яркими и теплыми, и так приятно ощущались на моей коже. Я вздохнула.
Было кое-что о солнце. Я впитала его жаркую глубь и испытала облегчение.
Закрываю глаза и задаюсь вопросом, почему я никогда по-настоящему не замечала какое оно до того, как приехала в Уганду. Я обнаружила, что солнце приравнивается к счастью. Его яркое и прекрасное существование олицетворяло надежду. Оно подвергается тьме, дает свет и показывает тебе, что не имеет значения, какой бы сильной или тягостной ночь ни была, что оно безгранично сильнее и в геометрической прогрессии прочнее, и только потому, что ты не можешь увидеть его своими глазами, не значит, что оно все еще не с тобой, что ты не сможешь почувствовать его и что оно не вернулось бы обратно к тебе. Оно было непоколебимым и постоянным. Оно бесконечно.
Я пошла на звук бурного смеха у кромки воды.
— Самых маленьких будем держать на мелководье, — сказал мне Ян.
— Хорошо.
Он поднял левую руку и положил ее ладонью на мой затылок, посылая плотный жар, прокатившийся по моему телу только для того, чтобы поселиться в моем животе. Я ему улыбнулась. Он, заигрывая, улыбнулся в ответ, и я прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать смех. Он сжал немного и опустил руку. Мне стало грустно, когда он убрал руку. Прикосновение никогда не казалось слишком долгим. Это невероятно для меня, что я так считаю.
Я обнаружила себя сожалеющей о прошлой жизни, потому что раньше позволяла парням часто меня касаться. Раньше я на самом деле никогда такого не чувствовала. Я ожесточилась против чувства вины, впрочем, знаю, как я об этом сожалею. Я стала выше, светлее, и, хотя горечь сожаления тягостно лежала у меня на сердце, это не значит, что я не могу двигаться вперед, что Бог не простит меня. Это также значило, что я прощаю себя, особенно потому, что я узнала, что значит относиться с уважением. И это было сильное, опьяняющее чувство эйфории.
Прошло несколько минут, и старшие дети присоединились к шуму. За всю свою жизнь я не видела настолько совершенно счастливых людей. Они кричали от радости, прыгали и ныряли, плескались и играли друг с другом. У них было это мгновение, и они были в восторге. У них была эта простая радость и это было бесплатно. Еще недавно, я бы никогда не думала, что это возможно. Для меня, единственный раз, когда была уверена, что счастлива, когда я могла выхватить мою банковскую карточку и пополнить ее.
Я приехала в Уганду выполнить назначенное судом наказание, но выполнение приняло совершенно неожиданную форму. Я приехала помочь учить этих детей, но взамен они учили меня.
— О чем ты думаешь? — спросил меня Ян, разглядывая берег и беззвучно считая всех поголовно.
— Ни о чем, — солгала я.
— Это не правда, — настаивал он, смотря на меня и подталкивая плечом.
— Хорошо, если ты хочешь знать, — я радостно толкнула его, радуясь короткому прикосновению, — я думаю о том, что я очень рада, что приехала сюда.
Его глаза расширились, и он пристально изучал меня.
— Что привело тебя к этому открытию?
— Они, — произнесла я, указывая на хохочущих сирот, плещущихся в воде.
— И как ты думаешь, Софи Прайс, почему они делают тебя такой счастливой?
— Они маленькие, смешные представители наивности, понимания. Никто не понимает так, как эти дети. У них нет ничего, никого, кроме нас, казалось нет никаких причин надеяться... но они все же есть. Они выбирают быть счастливыми, даже если очевидно, что самым легким выбором было бы бояться или грустить, и у них есть реальные основания для этого. Но они выбрали жизнь и веру, и надежду, и любовь. Их чистота вызывает привыкание, их надежда притягивает, и я счастлива быть в их окружении.
Ян не ответил, даже не подтвердил то, что я сказала ему. Вместо этого он посмотрел на меня. Действительно посмотрел на меня. Это был глубокий, проницательный взгляд, один из тех, что несколько месяцев назад оставил бы меня дрожать, но не сейчас. Затем я обнаружила себя, открывающую окно дополнительно для него. Я перегнулась через борт и протянула руки к нему, чтобы притянуть его еще ближе. Я привлекла его посмотреть на меня, какая я была, потому что мне больше не было стыдно. Я отбросила тяжелые, унылые шторы, убрав глубоко въевшуюся грязь, закрывающую вид, и освободила себя.
Его напряженные плечи расслабились и наконец он кивнул, но только один раз.
Мы оба повернулись назад к воде, чтобы выполнять нашу работу.
Три часа спустя дети выдохлись и проголодались. Мы снова загрузили всех, половина нашего джипа уже была полна спящих детей, и я не смогла не усмехнуться от того, каким мне это показалось восхитительным. Ян и я запрыгнули на передние сиденья и завели двигатель, но неожиданно Чарльз подбежал к окну Яна.
— Карина и я подумали, что вы двое возможно захотите перерыв? — спросил он.
— Я могу поехать за рулем джипа назад, а вы можете остаться и поплавать какое-то время, пока не соберетесь идти назад.
— Серьезно? — спросила я Чарльза.
— Не будь такой удивленной, Софи. Вы с Дином много сделали за последние несколько дней. В конце концов, каждому нужна передышка.