Глава 8

На следующее утро, когда прозвенели будильники и все ребята встали и начали готовиться к новому дню, я остался в постели. Меня никто не беспокоил. Преимущества сердечно-легочной реанимации для почившей дамы.

После того, как все ушли вниз, Джейми прокрался обратно. Я слышал его робкие шаги, приближающиеся к моей койке.

— Калеб, — прошептал он.

Я был накрыт одеялом с головой, а голову еще засунул под подушку.

— Оставь меня в покое, — сказал я.

— Так и сделаю, но послушай, пожалуйста. Никому не говори… прошу тебя. Если мои родители узнают, они меня вышвырнут.

«Как и мои», — подумал я. Лицо горело от стыда.

— Калеб? — Его голос дрожал.

— Уходи. Серьезно. Я плохо себя чувствую.

Даже тогда, как бы ни чувствовал себя сбитым с толку и расстроенным, я с трудом переносил, что приходилось проявлять жестокость по отношению к Джейми.

Он тоже ушел вниз.

Я не мог заснуть, поэтому прислушивался, как воспитанники пришли завтракать, как после бродили по Длинному Дому, разговаривая и смеясь. Все было так же, как обычно. Голубь курлыкал на крыше. Кто-то уронил тарелку и закричал. Я думал о Джейми.

И вместе с тем, ничто уже не было прежним.

Я сел в постели и стал читать Библию. Сначала прочитал историю Калеба, одного из двенадцати разведчиков, посланных Моисеем, чтобы осмотреть Ханаан. Из двенадцати только Калеб и Иисус Навин доверяли Богу; только они верили, что Ханаан может быть завоеван.

Я должен был стать таким человеком.

Я искал, пока не нашел историю Давида и Ионафана (Прим. пер.: Библия. Первая книга Царств. Глава 18). Я прочел ее вслух тихо, для себя. «И когда Давид закончил говорить с Саулом, душа Ионафана соединилась с душой Давида, и Ионафан полюбил его, как свою душу. И взял его Саул в тот день и не позволил ему возвратиться в дом отца его. Ионафан же заключил с Давидом союз, ибо полюбил его, как свою душу. И снял Ионафан верхнюю одежду свою, которая была на нем, и отдал ее Давиду, также и прочие одежды свои, и меч свой, и лук свой, и пояс свой».

Однажды в церкви, которую мы посещали с семьей, проповедник рассказывал о Давиде и Ионафане. «Между ними не было неправильной любви», — сказал он. Эти слова поразили меня: неправильная любовь. Позже я спросил отца, что имел в виду проповедник, и папа описал это как «грех гомосексуализма».

Я думал о Ионафане, который снял свою робу, одежду, свой меч, лук и пояс и отдал их Давиду. Думал о том, как они целовались и плакали, когда расставались.

Наконец, я переключился на песнь, которую написал Давид, когда узнал о смерти Ионафана.

«Как пали сильные на брани! Сражен Ионафан на высотах твоих. Скорблю о тебе, брат мой Ионафан; ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской». (Прим. пер.: Библия. Вторая книга Царств. Глава 1)

Я вздрогнул и захлопнул Библию. Вытер горячие слезы с глаз, встал и принял душ.

Мне словно стало снова пятнадцать. Тело отказывалось расслабляться. Я зарыдал сильнее и стал прикасаться к себе, пытаясь думать о Мэган, но, в конце концов, мысли вернулись к Джейми, его мягким волосам и ногам вокруг меня.

Я спустился на кухню вовремя, чтобы помочь приготовить обед.

Я не мог вечно прятаться в общежитии. Можно было уехать домой, – случай с миссис Кэнон предоставил мне прекрасное оправдание – но уезжать не хотелось.

На кухне, похоже, все смотрели только на меня. Было ли так и раньше? Я не мог вспомнить. И не поднимал глаз.

— Тебе лучше? — спросил Джед.

Я быстро кивнул.

— Да, спасибо.

Мистер Клэйп заглянул на кухню.

— У тебя все в порядке, Калеб?

— Я в порядке, да.

— Потрясающе.

Он тупо показал мне большой палец вверх.

Мэган застенчиво улыбнулась. Я заставил себя улыбнуться в ответ.

Потом я увидел Джейми. Он стоял у задней стойки, нарезая маленькие круглые булочки. Его нижняя губа была опухшей и бордово-синей с одной стороны, с неприятной красной раной в том месте, где мой кулак рассек кожу. Я держался изо всех сил, чтобы не содрогнуться.

Я закончил то, что делал, – вытирал кухонный инвентарь – а потом подошел и встал рядом с Джейми.

— Доброе утро, — сказал я.

— Привет. — Он застенчиво облизнул нижнюю губу и покраснел. Друг не смотрел на меня. — Сегодня горячие булочки с индейкой.

— Да.

Он пододвинул ко мне мешок с булочками. Его рука дрожала.

Я огляделся, чтобы посмотреть, не наблюдает ли за нами кто-нибудь. Джед был в посудомоечной комнате. Генри и Хейли нарезали ветчину. Мэган, Крис и Эрик убирали обеденную зону, а Линдси и миссис Ламис работали над меню за одним из столиков.

Я вытащил разделочную доску и стал разбирать булочки на половинки. Они были уже порезанными, но настолько дрянно, что мы всегда нарезали их заново.

— Как твоя... — я быстро моргнул. Возможно, мне стоило держаться от него подальше.

— Ох, все нормально. Не болит. Я рассказал всем, как я, — он прочистил горло, — упал, когда мы гуляли вокруг озера прошлой ночью, и ударился о камень.

Слезы затуманили мне глаза. Я положил нож и вышел из кухни, мимо холодильников через сетчатую дверь на парковку, а затем поднялся на холм, в лес. Я не мог ни закричать, ни ударить по чему-либо; я был слишком близко к хижинам. И продолжал идти, пока мышцы на ногах не начали гореть. А потом вернулся назад.

Мэган зависала у холодильников.

— Эй, — окликнула она. — Ты в порядке?

— В порядке. — Я собрался. — А что?

— Ничего. Генри сказал, что ты ушел расстроенным.

Я потер лицо, желая придать ему немного цвета. Люди смотрели на меня слишком внимательно. Я решил разыграть ту карту, которую была беспроигрышной.

— Полагаю... это запоздалая реакция на произошедшее с миссис Кэнон.

— Правда? — Мэган заколебалась, затем подошла ко мне и обняла.

Я обнял ее в ответ и притянул ближе к себе. Она крепко обнимала меня, наверное, потому что я ей нравился. Я же – потому что пытался хоть что-то почувствовать. Ее грудь была плотно прижата к моей. Сердце девушки яростно колотилось. Мэган была крошечной, как хрупкая птичка, и я чувствовал запах ее цветочного шампуня. Но что касается желания, то тут я не чувствовал ничего.

— В любом случае, — я разорвал объятия, — спасибо.

— Ты можешь поговорить со мной в любое время.

Она обхватила меня за плечи.

Я грустно ей улыбнулся.

— Да, спасибо.

Я вернулся к задней стойке и взял нож. Джейми взглянул на меня.

— Прости, — сказал я монотонным голосом. — Тебе следует быть осторожнее ночью. Честно говоря, это касается нас обоих.

— Ты прав.

— Я имею в виду, что если мы сделаем это снова, то должны быть более осторожными.

Его руки на мгновение замерли.

— Да. Так... хорошо на свежем воздухе.

Я кивнул и продолжил разделять булочки.

Наконец я понял, что чувствовали другие молодые люди: вспотевшие ладони, невозможность отвести от Джейми взгляд, взвешивание каждого сказанного слова. Я больше не знал, как вести себя нормально; не мог вспомнить, как выглядело это нормальное. Мне не терпелось остаться с Джейми наедине. Больше ничего не имело значения.

А поскольку я ждал вечера, день тянулся.

После того, как все отряды поужинали, сотрудники прибирались, ели и тусовались около Длинного Дома. Генри захотел поиграть со мной в аэрохоккей. Мне пришлось; было бы странно сказать «нет».

Джейми выглядел таким же взволнованным, как и я. Он устроился на кушетке возле пианино, и Хейли, самая юная девушка в штате персонала, села так близко, что практически оказалась у него на коленях. Я продолжал следить за ними, но все же старался не смотреть.

В какой-то момент она почти прикоснулась к его опухшей губе.

Он засмеялся и отстранился. Наши взгляды встретились на мгновение и быстро разлетелись. Я рассматривал пол, стул, стену.

Наконец, Мэган направилась к Зеленой комнате.

— Ребята, не хотите посмотреть фильм? — спросила она.

— Конечно.

Генри воспользовался тем, что я отвлекся и забил еще один гол.

— Чувак, ты сегодня полный отстой. — Он засмеялся и хлопнул меня по плечу.

Джейми что-то сказал Хейли и ушел наверх.

— Да, я, возможно, присоединюсь к вам, ребята, — сказал я. — Но не ждите меня.

Когда я поднялся в общежитие, Джейми был уже тепло одет для ночной прогулки, рюкзак висел за плечами.

— Я собираюсь прогуляться, — сказал он.

— Конечно. — Я рылся в своей сумке. — Не ходи в лес один.

— Не собирался. Я подожду.

— Ладно. — Я надел толстовку и засунул фонарик в задний карман. Подождал на лестнице, убедившись, что столовая пуста, а затем поспешил к задней двери.

Пробираться наружу еще никогда не было таким экстримом.

Я подумал о Джейми, ждущем возле леса, и перешел на бег. Он все еще боялся темноты, не важно, признавал это или нет.

Я догнал его на футбольном поле.

Я бежал вслепую, но у него был включен фонарик. Он сразу же выключил его.

— Ой, ты бежал, — сказал он, оглядываясь по сторонам.

— Да. — Я боролся с желанием продолжать бежать – даже схватить его за руку и взлететь. Мы будем в безопасности в лесу. Ночью туда никто не ходил.

— Можно я включу свой фонарик? — прошептал он.

Мне хотелось засмеяться.

— Конечно. Вот. — Я включил свой.

— Спасибо. Одного достаточно.

Мы молча пошли пешком к Каунсил-Рок. В моих мыслях продолжала крутиться строчка из прочитанного: душа Ионафана соединилась с душой Давида. Когда мы подошли к каменному алтарю, мое сердце по-настоящему сильно забилось. Я выключил фонарик, и Джейми прижался к моей руке, когда ночь сгустилась вокруг нас.

— Дай мне секунду послушать, — прошептал я.

Он вцепился в рукав моей толстовки.

В лесу хрустнула палка. Чьи-то маленькие коготки быстро пронеслись по стволу дерева, и светлячки поднялись в воздух сквозь мрак.

— Все в порядке, — сказал я через некоторое время. За нами никто не последовал.

Я чувствовал Джейми, обнимал его, сжимал его. Мы опустились на колени.

— Одеяло, — пробормотал я, вытаскивая одно из рюкзака. Я расстелил его поверх листьев и палок, и мы легли, цепляясь друг за друга. Оба слегка возились, как будто боролись. Я коснулся его губы, и Джейми зашипел.