Глава 4

Мы с Джейми обменялись в общей сложности четырьмя письмами после лагеря. Сначала он отправил посылку с упаковкой тех самых конфет и запиской:

«Привет, Калеб! Как поживаешь? У меня все в порядке. Я получил игровую приставку «Sega Game Gear» на день рождения. У тебя есть такая? Напиши мне ответ. Джейми».

Я поблагодарил его за конфеты и ответил, что у меня есть такая приставка, однако я больше предпочитаю играть на улице, писать и рисовать.

Прошло десять месяцев, прежде чем я снова услышал о Джейми. Он написал мне в июне.

«Калеб, прости, что так долго не писал. У меня был полный завал в учебе. А ты на домашнем обучении? Я – да. Собираешься ли ты в лагерь? Я – да. Еду на две недели. Надеюсь, ты тоже приедешь! Джейми».

Я ответил, что тоже собираюсь в лагерь на две недели и уже не могу дождаться. Мой отец позвонил мистеру Клэйпу и убедился, что я и Джейми попали в одну хижину, как мы заранее запрашивали в регистрационных формах.

Когда мы снова встретились, то крепко обнялись.

Тем летом мы оба сдали тест по плаванию. Выполнили четыре задания, что потребовало от каждого из нас определенной выносливости. И договорились взять кружки изучения окружающий среды и ремесел; я также выбрал кулинарные занятия ради Джейми, а он – походы в горы ради меня.

Джейми так много хотел мне рассказать. Он все еще был замкнутым, даже стеснительным с окружающими, но со мной менялся. Он был счастлив и взволнован, переполнен разными историями. Рассказал о своих любимых животных, об играх, в которые любил играть на компьютере своего отца, и предметах, которые изучал по школьной программе. В свою очередь я рассказал ему о частной школе, которую посещал, о том, как ненавидел униформу, и о том, что учился играть на скрипке.

Я начал понимать, что наши с Джейми жизни очень разные, но мне было все равно. Мы оба считали, что волки и орлы самые крутые животные. И также знали, что были самыми лучшими друзьями на свете, а этот лагерь – лучшим временем года.

Поскольку Джейми все еще боялся темноты, я заставил его пообещать, что он будет будить меня, если приспичит ночью в туалет. Он покорно выполнял данное обещание. Как и прошлым летом, мы держались за руки по дороге в уборную. Что для лучших друзей казалось обычным делом, и это делало меня счастливым. В то же время я понимал, что другие мальчики будут насмехаться над нами, если увидят, что мы держимся за руки, поэтому делали так только во тьме.

Когда смена в лагере закончилась, мы снова пообещали поддерживать связь.

В августе папа установил расширение – почтовый клиент на наш новый почтовый шлюз, и я получил свой собственный адрес электронной почты. Конечно, у мамы и папы был от него пароль. Благодаря электронной почте нам с Джейми стало легче поддерживать связь. Его сообщения еще оставались короткими, но мои стали длиннее и содержательнее. Я даже послал ему некоторые из своих замысловатых рассказов, в которых подробно описывались приключения различных животных, в основном волков.

Он был увлечен каждой историей, чем подпитывал мою уверенность в себе.

В средней школе я начал участвовать (и часто выигрывал) в небольших конкурсах писателей. Никто из моих одноклассников не был настолько увлечен чем-либо, как я написанием рассказов. А затем, в седьмом классе, глупый мальчик по имени Дженсен – который проводил большинство уроков, шепчась со своими друзьями, – занял первое место в поэтическом конкурсе. Я занял второе. Поэзия не являлась моей сильной стороной, но я мог создавать идеальное созвучие рифмы. Стихотворение Дженсена даже не рифмовалось. Когда был объявлен победитель, он показал мне язык.

«Я ненавижу его», — написал я Джейми.

Джейми ответил, что я должен верить, что лучший, и победить его в следующий раз.

Конечно, я понимал, что я лучше Дженсена. Даже в двенадцатилетнем возрасте я знал, что во мне горит этот огонь, и буду писать несмотря ни на что, в то время как глупый Дженсен вступил в соревнование лишь по прихоти.

На четвертом году посещения лагеря мы с Джейми перестали обниматься и держаться за руки. Он перестал будить меня, если ему нужно было в туалет ночью. Вероятно, он вообще перестал просыпаться в туалет по ночам. Нам было по тринадцать. Джейми все еще носил волосы немного длиннее, чего мои родители никогда не позволяли. Так что я с завистью смотрел на его волосы, а он – с завистью на мою бритву.

Я брился примерно раз в неделю, и приходилось тщательно мыть лицо утром и вечером, чтобы избавиться от случайных прыщей. Джейми не нужно было бриться; его лицо оставалось гладким и чистым. Даже тонкие золотисто-коричневые волоски на руках и ногах были почти невидимы, тогда как мои были густыми и черными, как и волосы на голове.

Мой голос ломался почти всякий раз, когда я говорил. Дезодорант стал не столько роскошью, сколько необходимостью. Я стал выше. Мои плечи – шире.

Короче говоря, как пытался объяснить мне отец, я «становился мужчиной». У нас был один короткий, удручающий разговор об этом. Темой была непорочность. Отец в подробностях объяснил, что мысли о девичьих телах, развлечения с девушками и прикосновения к себе – это неправильное использование даров, которые Бог дал нам, чтобы наслаждаться в браке. Отец призывал меня не грешить подобным образом и пообещал, что когда стану старше, будет легче.

Я надеялся, что он был прав.

Мысли о девушках не были проблемой для меня. Флирт с ними – тоже. Мне нравились девочки в школе, и мне было легко с ними общаться, но секс не интересовал меня. Сама идея секса была мне противна. Во время нашего разговора отец сообщил, что секс «предназначен только для женатых мужчин и женщин», и что тело мужчины «предназначено, чтобы входить в тело женщины».

— Я никогда не женюсь, — выпалил я тогда.

Он улыбнулся и взъерошил мне волосы.

Но не прикасаться к себе стало ежедневной битвой, которую я обычно проигрывал.

В первый раз это произошло случайно. Мои родители ушли куда-то с сестрой, поэтому я был дома один и смотрел Олимпиаду. Мне особенно нравилось смотреть мужскую гимнастику, потому что гимнасты были такими сильными, как рыцари из моих любимых фантастических романов. Сплошные мускулы. Их руки и бедра были такими же мощными, как и туловища.

Казалось невозможным, чтобы мое тело смогло когда-либо быть похожим на их, но я решил попытаться стать сильным, как они, чтобы исполнять такие же невероятные вещи.

Я почувствовал покалывание и напряжение в районе гениталий, что случалось часто и всегда против моей воли. Я ничего не мог сделать, чтобы остановить это. И знал, что моей семьи не будет дома еще некоторое время, – сестра входила в команду по чирлидингу и выступала на футбольном матче, а родители отправились посмотреть – поэтому стал прикасаться к себе.

Я понятия не имел, что творил, но было приятно. И продолжал делать это. А затем, совершенно неожиданно, содрогнулся, и меня насквозь пронзил экстаз. Из моего тела что-то выплескивалось, как будто я пи́сал. Я сидел на ковре перед телевизором и, когда это случилось, упал назад и пролежал несколько минут, тяжело дыша и уставившись в потолок.

Но после нахлынул стыд. Я сделал то, что папа говорил не делать. Я любил своего отца, и знал, что он был прав. Выключив телевизор, я почистил шорты в раковине и спрятал их в шкафу. И пообещал Богу, что никогда больше так не сделаю.

На следующий день, уединившись в ванной, сделал это снова. Я не думал о девушках или о грубом сексе. Думал о спорте и о том, что хочу стать сильным, как олимпийский спортсмен или рыцарь. И почувствовал тот же взрыв эйфории, а затем такой же мощный всплеск стыда. Я не мог смотреть в глаза своим родителям.

Находясь в лагере, мне хотелось поговорить с Джейми об этих вещах, но не был уверен, что он поймет. Кроме того, это слишком неловко. Джейми все еще казался мальчишкой по сравнению со мной, таким беззаботным и неизменным. Может быть, я «стал мужчиной» раньше него. Возможно, он подумал бы, что я странный, если бы я вдруг заговорил об этом.

Впрочем, я не совсем чувствовал себя мужчиной. Вот мой отец был мужчиной. Он имел ответы на все вопросы, и заботился о моей маме, моей сестре и обо мне. Он никогда не боялся. И никогда не плакал. Он не был неразумным и не терял контроль над собой.

Я же был наполовину мальчиком, наполовину мужчиной, и цеплялся за ту часть себя, что была мальчиком. Нахождение в лагере с Джейми помогало. Там мы были свободны.

В 1999 году Джейми и я установили файлообменник Napster на свои домашние компьютеры и стали скачивать всю светскую музыку, которую наши родители не позволяли нам приобретать: Metallica, Green Day, Pearl Jam, Eminem, Nirvana, The Smashing Pumpkins (Прим. пер.: популярные группы того времени). Мне было тогда четырнадцать лет, и я играл на скрипке, гитаре, кларнете и немного на фортепиано – все в рамках церкви и религиозных гимнов. Хотя, когда находился один, то находил в интернете гитарные аккорды и практиковал «Smells Like Teen Spirit» (Nirvana) и «No Leaf Clover» (Metallica). Я объяснил родителям, что Napster – это программа обмена файлами, и слушал эту музыку только в наушниках.

Я умолял отца подключить кабельное телевидение, чтобы «смотреть мультфильмы на Nickelodeon». На самом деле мне хотелось смотреть музыкальные клипы на MTV. Отец сдался, хотя они с мамой установили строгие ограничения на время просмотра телевизора.

Наконец-то я увидел клип на песню «No Leaf Clover». То, как Кирк Хэмметт двигался со своей гитарой, голос Джеймса Хэтфилда и энергия Ларса Ульриха на барабанах, было самым грубым выражением сексуальности, что я когда-либо видел. Исполнители выглядели как ангелы-мстители в своих черных одеждах. Пот блестел на их коже, капал с волос.

Они садились верхом на свои инструменты. Они целовали микрофоны.