Естественно, Наум не любил принимать чужие правила и уступать кому-то пальму первенства в отношениях, так что с ним привычный для Риммы сценарий сразу же забуксовал. У Гершвина было достаточно сил и возможностей для противостояния. Их роман-армрестлинг продолжался около года.

Уловив острым женским чутьем, что Наум собирается прекратить надоевшие ему отношения, Чибисова провернула хитрую комбинацию, сделав так, чтобы жена Наума, Татьяна, обо всем узнала, а Гершвин не смог бы с ней объясниться или удержать. Его подзащитного неожиданно этапировали из Ленобласти в другую колонию; с документами возникла путаница и, пока Наум, с нарастающей силой матерясь и проклиная бестолковых чиновников, носился по Мордовии, Коми и Красноярскому краю в поисках подзащитного, Таня собрала вещи и уехала с детьми к матери. О том, что она подала на развод, Наум узнал где-то в Арейском, выйдя в почту в местной гостиничке под завывание северного ветра. И сообразил, что это Чибисова в отместку подстроила ему такую многоходовку. "От меня просто так не уходят", - не раз говорила ему Римма, и оказалось, не зря говорила. Конечно же, у нее и во ФСИН есть знакомства, и она вполне могла организовать перевод заключенного и путаницу в документах, чтобы Наум не успел удержать рушащуюся семью...

- Рад тебя видеть, - Наум метко запулил пачку из-под "Макинтош" в урну. "Счастья полные штаны", - добавил он мысленно.

- Ты в Выборге по делам или на отдыхе? - поинтересовалась Римма, надевая солнцезащитные очки и опуская вуаль. - Впрочем, это вопрос риторический. Я слишком хорошо помню, что означает хищный блеск в твоих глазах.

Наум снова хмыкнул:

- Изменяешь своему стилю "плевать мне на ваши мысли и чувства, все будет, как Я хочу".

- Ты - уникум, единственный, кто не укладывался в мою жизненную схему и ломал стереотипы.

Наум промолчал.

- Потому ты и запомнился мне - продолжала Римма. - А некоторых из своих бывших я даже при встрече лицом к лицу не узнаю.

- Как ты устроилась в Москве? - поправил усики Гершвин. - Обжилась?

Конечно же, тогда он разгадал хитрую игру Риммы. Кто, кроме нее, мог устроить ему развал семьи и заставить носиться по всем городам и весям, гадая, куда могли этапировать человека, которого Гершвин готовился на повторном слушании вытащить из Металлостроя...

У Наума тоже были связи во многих ведомствах, в руководящих кругах, и он смог инициировать ряд проверок на предприятиях Чибисовой, ревизии, после которых несколько ее магазинов закрылось под давлением штрафов и исков, а главбуха с помощниками осудили за мошенничество в особо крупных размерах, и никакие попытки прикрыть или спустить дело на тормозах не помогли.

В конце концов Римме пришлось перенести главный офис своего предприятия из Петербурга в Москву. Наум не стал добивать оставшихся в Северной столице ее наместников. Со случайными людьми он не воевал. Противостояние окончилось вничью.

- Обжилась, - ответила Римма, - и столица нравится мне даже больше, чем твой пасмурный Питер.

- Ну да, Царь-пушка державная, аромат пирогов, конфетки-бараночки, гимназистки румяные... - как большинство петербуржцев, Наум относился к Москве и москвичам с сарказмом и не упускал возможности сострить на их счет.

- Ах, этот вечный петербургский шовинизм в сочетании с твоим неистребимым острословием! - усмехнулась Римма. - Узнаю тебя, Наум, ты совсем не изменился. И такой же искатель приключений. Читала о твоих подвигах в Краснопехотском и Синеозерске! Поздравляю!

В разговоре повисла пауза, когда Наум подумал о том, что для матери, недавно похоронившей сына, Римма держится слишком спокойно. Хотя, она привыкла держать себя в ежовых рукавицах и ненавидела демонстрировать свои чувства и эмоции на людях. Чибисова ненавидела, когда ее жалели. "Жалеют слабаков", - поясняла она. И еще, ей, видимо, не хотелось озвучивать свою потерю, тем самым признавать ее реальность и лишний раз вспоминать о том, что Егор успел заразить около тридцати человек в клубе. И думать о том, что сын сам подорвал свое здоровье алкоголем и другими препаратами, потому и не справился с болезнью, Римме тоже было тяжело. Как и признавать, что она "упустила" сына. Раньше, слушая истории о бесчинствах других "золотых" сыновей и дочерей, она презрительно морщилась и цитировала "Ворошиловского стрелка" Пронина: "Детей нужно воспитывать так, чтобы не пришлось потом за них краснеть!". И тогда она могла гордиться своими детьми. Дочь никогда не доставляла Римме беспокойства. А Егор в детстве был тихим, беспроблемным мальчиком. И только в раннем отрочестве его словно подменили. Пубертатный период Егор переносил очень бурно. Ему делали скидку на сложный возраст, гормональные бури в организме и старались относиться с пониманием. А потом к парню пришло сладкое ощущение своей принадлежности к касте избранных, элиты, которой все дозволено. Это и довело его до катастрофы.

- А обо мне ты, наверное, слышал, - Римма отошла в тень большого каштана, чтобы спрятаться от жестокого полуденного солнца. - И о Егоре.

- Да, слышал... Соболезную тебе.

- Сейчас я щедро инвестирую эпидемиологов и больницы, где борются с этой новой болезнью, - произнесла Римма. - Это мой ответ ей. Она отняла у меня сына, а я не дам ей загрести новые жертвы... Сравняю счет.

- И здесь ты тоже по медицинским делам?

- Может быть, и да. А ты?

- Не поверишь, - закинул пробный крючок Наум, - я защищаю жену врача, который в Москве лечил Егора...

- Жаль, что я сразу не настояла на том, чтобы к моему сыну приставили ЛУЧШИХ эпидемиологов столицы, - поджала губы Римма, - а не этого балбеса: способности ниже средних, зато гонора через край и алчность даже сейчас вылезает. Стервятник, - беспощадно определила Чибисова. - И, если жена приложила его утюгом по макушке, я готова сама ее защищать!

Наум немного помолчал.

- Утюг не понадобился, - сказал он, - Нестеров сам заразился и уже на карантине в Выборге слег. Но перед этим успел встретиться с женой, передать ей болезнь в бессимптомной форме, и теперь молодую женщину хотят судить за то, что она занесла вирус в коллектив. А уже Константина будет судить другой суд...

По застывшему от ботокса лицу Риммы сложно было определить, какие чувства вызвало у женщины это известие.

- Я не удивлена, - сказала она, - и, сказать честно, не очень опечалена его участью. Да простит меня Бог, но этому Нестерову впору было не врачом, а санитаром работать, "утки" выносить. Мне жалко только его жену, которой он напоследок подложил такую свинью. На нее теперь всех собак повесят.

***

Виктор снова позвонил ей уже из Петербурга, где взял билет на вечернюю "Ласточку". Сверившись с расписанием в интернете, Вероника увидела, что эта электричка прибывает в 21.57. Времени еще оставалось достаточно. Орлова решила сходить в дом, где Константин снимал квартиру и откуда его забрали по "скорой". А еще, по словам Ильина, вскоре после этого в квартире побывал вор. Может, именно тогда и пропал телефон Нестерова. "Но зачем было его красть? Откуда заказчик кражи, если он был, мог знать, что Наум вызовет меня на подмогу? Да... Чем дальше в лес, тем больше дров!" - Ника выбросила в урну пустую картонную тарелочку из-под чебуреков, отряхнула крошки с колен и решительно зашагала к Красной площади. Оттуда было рукой подать до Вокзальной улицы, если срезать угол через тот самый Парк скульптуры, где произошла встреча Константина и Олеси...

Солнце припекало все сильнее, и Вероника даже в тонкой футболке изнывала от жары.

Напротив пирожковой, где она была вчера и где любил обедать Нестеров, высился массивный старый дом - добротный, на века построенный, чистый и аккуратный. Там, на втором этаже, Константин снимал квартиру и пережидал двухнедельную изоляцию после приезда из Москвы... Да, совсем рядом. До Парка скульптуры минут десять неторопливым шагом. Ника представила себе, как энергичный, жизнерадостный Константин спешит по солнечной улице в парк... Может, даже напевает на ходу. И на следующий день падает с тяжелой формой заболевания? Разве так бывает? Странно...

Не особо надеясь на удачу, Вероника набрала на домофоне номер квартиры. Если хозяйка уже сдала жилье новым постояльцам, их расспрашивать бесполезно. А если квартира еще пустая, придется снова пилить в дачный поселок или переносить поездку на завтра...

- Кто там? - раздался настороженный женский голос.

- "Невский телескоп", спецкор Орлова, - ответила Ника.

- Подождите, - связь оборвалась и через полминуты дверь парадного приоткрылась. Круглолицая женщина лет шестидесяти в капри и клетчатой рубашке с короткими рукавами вышла на улицу. Волосы убраны под косынку; в одной руке - связка ключей, в другой - микрофибра для вытирания пыли.

- А можно удостоверение ваше посмотреть? - спросила женщина; наверное, это и была хозяйка съемной квартиры. - Опять приехали про горе это писать? Ох, журналисты, на всю область уже ославили, а меня эта квартира, можно сказать, кормит. Пенсия-то у учителей сами знаете, какая, кошкины слезы. А кто теперь ко мне поедет? Слухи быстро расходятся, все уже судачат: мол, нехорошая квартира, - она вернула Нике удостоверение. - И ковида этого как жупела боятся, думают, что вирус может месяцами на стенах и мебели жить после больного, как в книге, этой, про озеро...

- "Вонгозеро"? - уточнила Вероника.

- Да, она самая... Все сейчас запуганы!

- Я как раз расследую это дело, - пояснила Орлова, - это моя специальность. И если я смогу прояснить картину, репутация вашей квартиры будет спасена.

- Ну что ж, проходите, если так, - кивнула хозяйка. - Только извините, у меня не убрано. Дверь новую ставили. Квартиру еще и обокрали, когда моего жильца по "скорой" увезли; дверь открытая осталась, и воспользовались лихие люди - вошли, вещи кое-какие вынесли, так я от греха подальше поставила двойную дверь... Так надежнее.