– Забери меня отсюда.

– Уже выезжаю. – И он вешает трубку.

Покачивая головой, я падаю обратно на комковатую тюремную койку, пружины скрипят под моим весом, когда я кладу локти на колени. Что пообещала Тор? Я слышал гребаное отчаяние в ее голосе и то, что она так измучена, меня злит. Меня не волнует, продаст ли она меня за Кайлу. Это нормально, но тот факт, что Ронан не дал ей понять, что это план – тот факт, что он просто позволил ей поверить, что это ее единственный вариант, меня бесит. И сестра Габриэля – он никогда не говорил мне, что Камилла была похищена Хесусом, что делает меня чертовски подозрительным.

– Черт, – стону я, закрывая лицо руками, потому что все, что я могу сделать, это ждать, обдумывая, что может случиться. Чертовски хорошо зная, что я могу умереть, никогда больше не обнять свою маленькую девочку. Меня успокаивает мысль, что Тор позаботится о том, чтобы Кайла знала, как сильно я ее любил. Что она скажет ей, что она все для меня. В конце концов, смерть неизбежна, и все, что действительно имеет значение, – это наследие, которое мы оставляем после себя. Вплоть до Тор моя жизнь представляла собой залитый кровью хаос. Она принесла мир земному аду. Жертвенный ангел, который научил меня, что такое любовь. Кто подарил мне дочь, надежду, причину моего дерьмового существования. Если я умру, это будет означать, что я оставлю одну вещь, которая не испорчена, а именно – Кайлу.

40

Тор

Я крепко обнимаю Кайлу, прижимаясь щекой к ее мягкой голове.

– Я люблю тебя, девочка.

– Люфлю тебя, – говорит она, играя с моим ожерельем. Что разбивает мне сердце, так это то, что она слишком маленькая, чтобы понимать что-либо из того, что происходит. Она не знает, что больше никогда меня не увидит. Она не знает, что мне нужно было сделать, чтобы спасти ее. Мысль о том, что она будет лежать без сна по ночам, плакать обо мне и Джуде, губит меня. Я не хочу, чтобы она думала, что мы ее бросили, что не любили ее, но что еще подумает двухлетний ребенок? Я подавляю рыдания, полное разрушение проникает в самую мою душу, пока я цепляюсь за своего ребенка в эти последние несколько мгновений. Интересно, что бы она подумала обо мне, если бы когда-нибудь узнала, что я натворила? Будет ли она меня ненавидеть? Поймет ли она? Но опять же, пока она сама не станет матерью, она никогда не сможет понять, потому что материнская любовь – нечто необъяснимое. Я прикладываю губы к ее лбу и закрываю глаза, вдыхая ее запах в последний раз. Я сдерживаю слезы, потому что не хочу ее расстраивать, но это так сложно. Это последний раз, когда я ее вижу.

Камилла подходит ближе, ее глаза полны печали, когда она смотрит на меня.

– Мне очень жаль, Тор, – тихо говорит она.

– Она будет в безопасности. – Я качаю головой: – Это все, что я хочу.

Однажды у нас была сказка. Когда-то мы жили в раю с нашей прекрасной семьей, но сказки недолговечны, и вскоре монстры снова дают о себе знать. Лиззи даст Кайле нормальную жизнь. Она будет жить в загородном доме, ходить в школу и заводить друзей. Мы с Джудом никогда бы не дали ей этого, даже если бы картель не преследовал нас. Я передаю Кайлу Камилле и улыбаюсь сквозь слезы. Протянув руку за шею, я расстегиваю ожерелье и накидываю его на шею Кайлы.

– Твой папа дал мне это, – шепчу я. – Сбереги его для меня, хорошо?

Кайла берет маленькую серебряную колибри в руку и кивает. Это ожерелье – больше, чем просто безделушка. Оно принадлежало матери Джуда. Он дал мне его прямо перед тем, как отпустить. Это был его способ сказать мне, что он любит меня, хотя он еще не мог произнести этого. Это ожерелье было Я люблю тебя и прощай, прямо как сейчас.

– Я люблю тебя, Кайла. Больше, чем все звезды на небе. – Я последний раз целую ее в щеку и заставляю себя отойти, чтобы отпустить ее.

Камилла кладет руку Кайле на спину и садится в машину. Как только дверь закрывается, я разваливаюсь. Мое сердце разбивается, превращаясь в пыль. Я никогда не увижу, как она вырастет, никогда не увижу, как она выйдет замуж или родит собственного ребенка, и это меня убивает. Но она сделает это. Она сделает все, и мне этого достаточно.

Мы с Джуд пожертвовали всем, чтобы обезопасить нашего ребенка. Я просто надеюсь, что она однажды не возненавидит нас за это.

***

Через несколько часов в дверь спальни стучат. Камилла заходит внутрь, зачесывая волосы за ухо. Я сажусь прямо и вытираю заплаканное лицо.

– Лиззи ее встретила?

Она кивает.

– Да, твоя сестра забрала Кайлу.

С плеч сходит огромная тяжесть, и мне становится легче дышать.

– Хорошо. Это... хорошо.

Она подходит и садится на край кровати рядом со мной.

– Ты поступила правильно. То, что ты делаешь... это храбро.

Я подтягиваю колени к груди и кладу на них щеку.

– Я не чувствую себя храброй, Камилла. – Я чувствую себя разбитой.

– Кайле повезло, что у нее такая сильная мать, как ты. Ты напоминаешь мне мою мать. – Она нежно проводит пальцами по моим волосам. – Она умерла, когда один из врагов моего отца попытался убить Габриэля. Она приняла за него пулю.

– Как ты делаешь это? – Я смотрю на нее на мгновение: – Жить в этом мире насилия?

Она пожимает плечами, легкая улыбка касается ее губ.

– Это все, что я знаю.

Я киваю.

– Спасибо, что забрала ее. Я не хотела, чтобы она была с людьми Хесуса и боялась.

Дверь распахивается, Камилла спрыгивает с кровати и встает передо мной. Я оглядываюсь вокруг и вижу, что в дверном проеме вырисовывается Хесус, скрестив руки на груди.

– Что это, маленькая гатита? – говорит он. – Чувствуешь себя беспечной? – Он пересекает комнату, останавливается перед Камиллой и гладит костяшками пальцев по ее щеке. Она уклоняется от его прикосновения. – Perra estupido¹², – говорит он, и она дает ему пощечину.

К моему большому удивлению, он смеется. Я смотрю широко раскрытыми глазами, когда она проходит мимо него в коридор, хлопая дверью.

Он вытирает пятно крови на губе.

– Колумбийские женщины. Слишком дерзкие, а? – Он идет ко мне, и я отшатываюсь от него. Улыбаясь, он наклоняется и кладет палец мне под подбородок. Я застываю, когда он приближает свое лицо к моему горлу и выдыхает. – Я предпочитаю, чтобы мои женщины немного съеживались. – Он снова смеется и говорит. – Пойдем, чикита, мне нужно убить букмекера. Ты же не хочешь пропустить шоу сейчас?

Он хочет, чтобы я смотрела, как он убивает Джуда? Я не могу. Он сует руку в карман и вытаскивает кусок ткани.

– Повернись, – говорит он. У меня нет выбора, кроме как подчиняться, и я подчиняюсь. Он накидывает кусок мягкой ткани мне на рот, так туго завязав его вокруг моего затылка, что зубы врезаются в губы, и во рту наполняется горький привкус крови. Я бормочу в кляп.

– Шшш, Виктория, – он нежно проводит большим пальцем по моему подбородку. – Скоро все это закончится. – А затем он поворачивается и направляется к двери. – Идем.

Сколько еще я могу выдержать? Он хочет, чтобы я потеряла Кайлу и Джуда в один день? Я думаю, он полагает, что с таким же успехом он мог бы все разорвать сразу, но я должна задаться вопросом, есть ли точка, в которой кто-то слишком сломлен, точка невозврата. Если так, то я наверняка нахожусь на пути к столкновению с нею.

Я иду за ним через дом к подъездной дорожке, где ждет очередь черных внедорожников. У второго в очереди задние двери широко распахнуты. Хесус указывает на машину, и я подхожу к ней, забираясь на заднее сиденье. Хесус садится рядом со мной, кладя винтовку себе на колени. Меня охватывает тошнота, и я тяжело сглатываю. Кайла в безопасности, и пока это так, я могу делать все, что угодно. Я тянусь за своим ожерельем так же, как всегда, когда беспокоюсь, но его больше нет. Я закрываю глаза и представляю Кайлу: взрослую, счастливую и красивую с колибри на шее. Возможно, она никогда по-настоящему не узнает, что означает это ожерелье, но меня утешает знание того, что оно у нее.

Хесус скользит пальцами по моей щеке, и у меня ьегут мурашки по коже. Я отворачиваюсь в окно, наблюдая, как пролетает бесплодная пустыня. Все выглядит так же. Песок и небо. В конце концов, машина замедляется, уходя на песок.

Хесус толкает меня вперед.

– На всякий случай, чикита, – говорит он, хватая мои руки и таща их за мою спину.

Я слышу щелчок застегиваемого галстука, прежде чем я чувствую, как пластик вонзается в мою кожу. Собравшись с силами, я смотрю в лобовое стекло. Одинокий Хаммер стоит ярдах в пятидесяти перед нашим конвоем, и, прислонившись к его передней части, Джуд выглядит таким мрачным и смертоносным. Готов заставить весь мир истекать кровью, если ему нужно. Габриэль стоит рядом с ним с пистолетом в каждой руке. Мое сердце болезненно сжимается. Он пришел. Я очень надеялась, что он этого не сделает. А теперь... теперь мне придется смотреть, как он умирает, потому что даже Джуд и Гейб не могут справиться со всеми парнями Хесуса.

41

Джуд

Я слышу, как Габриэль разговаривает с Дэвидом, хватаю рубашку с края койки и вскакиваю, иду прямо к решетке и сжимаю ее. Дэвид усмехается, вставляя ключи в замок. Дверь со стоном распахивается, и я выскакиваю, подходя прямо к Габриэлю и пристально глядя на него.

– Я не могу тебе доверять, – говорю я, указывая на него, прежде чем натянуть рубашку через голову.

Он пожимает плечами.

– Эх, я сделал то, что должен был сделать, чтобы убедиться, что твоя сумасшедшая задница не убьет нас всех. Я же сказал тебе, эсэ, у тебя плохой характер. – Он смеется. – Стрельба по гребаному русскому. – Он качает головой и делает шаг в сторону, позволяя мне выйти из камеры. – Они прислали мне долбаного Бориса номер два. Он мне не нравится еще больше.

Я смотрю на него, вытирая пот со лба, и следую за ним через маленькую дерьмовую тюрьму. Я хочу выругать его. Ударить его. Но в этом нет смысла, этот гнев нужно направить на Хесуса.

– Нам лучше забрать моих девочек, – говорю я, когда мы выходим на улицу под ярким солнцем, дверь за нами захлопывается.