Я делаю глубокий вдох и проскальзываю через сиденье, чтобы выйти из машины. У меня под ногами словно дрожит земля. В следующий момент дверь за мной закрывается и на меня направляется несколько пушек. Я слышу, как автомобиль трогается с места. Шины визжат при движении. Теперь я сама по себе. Абсолютно, полностью сама по себе.

Я поднимаю руки в знак капитуляции и осторожно иду к воротам.

– Мне нужно поговорить с Лопесом, – говорю я. Охранники стоят на месте. Их ружья остаются поднятыми. – У него моя дочь.

Один из мужчин, наконец, выходит вперед и движется позади меня.

– Андейл, – кричит он, вонзая дуло пистолета мне в спину. – Иди.

Массивные железные ворота распахиваются, и меня проводят к вилле, где меня ждет неизвестная судьба. Яркие огни светят вдоль подъездной дорожки, и вся территория вокруг дома освещена, словно на день Независимости США. Оливковые деревья усеивают дорожку, ведущую к большой деревянной входной двери, а множество быстрых автомобилей украшают подъездную дорожку из белого гравия. Крыша облицована каменным уступом, по которому патрулируют вооруженные люди, выглядящие смертоносными и бдительными. Может, мне стоит бояться, но это не так. Я могу думать только о том, что Кайла здесь. Я так близка к своему ребенку.

Входная дверь со скрипом открывается, и другие вооруженные люди отступают назад, стоя по обе стороны от дверного проема, пока меня толкают вперед. Сразу за дверью фойе мраморный пол и люстры, свисающие с потолка. Дом прекрасен, словно мексиканский дворец – красивые вещи куплены за уродливые дела. Меня проводят через дом, по коридору и к двери. Один из охранников открывает ее, и парень позади меня вонзает пистолет мне в спину, толкая меня внутрь. Я падаю на колени. Не успеваю я встать, как дверь закрывается, за мной и щелкает замок. Поднимаясь на ноги, я оглядываю большую комнату. Посередине кровать, комод и открытый шкаф, набитый длинными белыми платьями. Я поворачиваюсь и проверяю дверную ручку, вздыхая, когда обнаруживаю, что она заперта. Спальня или тюремная камера?

– Эй? – кричу я. – Я хочу увидеть Лопеса. – Тишина. – Мне нужно увидеть мою дочь. – Нет ответа. Я закрываю глаза и вздыхаю.

Ладно, мне нужно просто успокоиться. Я пришла сюда за Кайлой, но это вражеская территория. Я должна набраться терпения и ждать. Я должна играть по их правилам, потому что, честно говоря, какой у меня еще есть выбор? Это не то же самое, когда я оказалась в плену у Джуда. Я могу смело сказать, что Джуд на самом деле не причинил мне вреда, или Калеб... Я всегда знала, что Калеб был его моральным компасом. Но это другое. У этих мужчин нет морали. Ради бога, они похищают детей, и я не сомневаюсь, что они убили бы Кайлу, если бы это соответствовало их потребностям.

Я сажусь на край кровати, подпирая голову руками. Это болезненное чувство в моем кишечнике подсказывает мне, что я совершила серьезную ошибку, приехав сюда, но как это может быть неправильно? Кайла здесь, мертвая или живая, опасность или нет, я буду с ней. Я бы никогда ее не бросила.

Слова Ронана звенят у меня в ушах, когда я думаю о том, что мне нужно сделать. Мое сердце болезненно сжимается, но я отталкиваю боль. Я делаю то, что должна… единственное, что могу сделать для своей дочери. Я не дура, это картель. Тебе не выжить в картеле, поэтому я должна купить нашу свободу единственным, что я могу предложить.

33

Джуд

Теплое солнце струится в окно, и я перекатываюсь на бок, чтобы укрыться от него. Я тянусь к Тор, но чувствую только холодные простыни. Я открываю глаза и смотрю в пустое пространство, неуверенно сажусь и свешиваю ноги с края кровати. Я, спотыкаясь, иду в ванную, опершись рукой о стену, чтобы не упасть, чтобы пописать.

– Чертова фигня! – Я слышу крик Габриэля в коридоре. – Чертова фигня.

Я заканчиваю писать и выбегаю из комнаты через дом в гостиную. Отсюда я вижу Габриэля и Марни, стоящих над двумя мужчинами. Их тела растянулись на полу у двери, а на ковре – лужа засохшей крови.

– Где Тор? – Я говорю с глубоким рычанием, мое кровяное давление повышается с каждым вдохом. Габриэль смотрит на меня, и я вижу это по его лицу. – Она… – Я провожу рукой по подбородку, прежде чем указать на мертвецов. – Она, блядь, это сделала?

Какого черта она могла это сделать? Зачем ей... Вдыхая, я сжимаю кулаки и иду через кухню в кабинет.

– Тор! – кричу. – Черт, Тор?

Я распахиваю французские двери во внутренний дворик, и внезапное волнение заставляет птиц взлететь.

– Тор! – кричу я, но меня встречает лишь оглушительная тишина. – Дерьмо. – Я бью кулаком по лепной стене, боль пронзает мои суставы. Она, блять, ушла. Вот о чем это дерьмо вчера вечером. – Черт побери, – выдыхаю я, поворачиваюсь и врываюсь в дом. – Гейб! – кричу я, идя по коридору. – Я знаю, что она пошла в этот гребаный картель, чтобы попытаться забрать Кайлу.

Габриэль выходит в холл, стонет и запрокидывает голову. Марни крадется по коридору.

– Я должен был предугадать, что она проделает такой трюк, – говорит он. – Она полна решимости вернуть своего ребенка.

– Он убьет их обоих, черт возьми, – кричу я, когда в дверях появляется Борис с двумя мужчинами по бокам от него. На его лице лукавая ухмылка. Это был он. – Ты, мать твою… – Я бросаюсь на него, упираясь ладонями в его грудь, а он – в стену, прежде чем ударить кулаком по его лицу. Губа мужчины лопает. Кровь течет из свежей раны и катится по бледному подбородку. Я вытаскиваю пистолет из-за пояса джинсов и тычу в него, целясь в круглую голову Бориса.

Люди Бориса наводят на меня ружья. Мой палец чешется на спусковом крючке.

– Скажи мне, почему? – требую я.

Он холодно смотрит на меня. Я слышу щелчок взведения другого пистолета. Теперь Габриэль тоже целиться в него.

– Ты убил моих гребаных мальчиков. – Взгляд Габриэля переводится с Бориса на меня, когда он показывает пальцем. – Я же говорил тебе, что не хочу работать с русским, и вот почему. – Габриэль выходит вперед, приставляя пистолет к виску Бориса.

– Было бы неразумно стрелять в меня. – Борис вздыхает. – Это все часть плана.

– Часть... – Я вскидываю руки и хватаюсь за голову, холодный металл пистолета, который я сжимаю, прожигает мою плоть. – Какой, блядь, нафиг план, Борис? – Я смотрю на его людей, у которых все еще подняты ружья.

– План Ронана, – говорит Борис. Я смотрю на него, Габриэль тихо ругается, пиная стену и роняя пистолет. Мужчины Бориса до сих пор не опускают пистолеты. – Он знал, что ты с этим не согласишься.

– Да неужели? – фыркаю я. – Как он чертовски гениален, что осознал, что я не позволю своей женщине по своей воле войти в картель. – Я оборачиваюсь к Габриэлю. – Отведи меня к Хесусу.

– Черт возьми, ты сошел с ума, эсе.

Я снова нацеливаю пистолет, на этот раз на Габриэля.

– Отведи меня к гребаному Хесусу. – Я сжимаю челюсть, когда гнев овладевает мной, уничтожая все оставшиеся у меня рациональные доводы. Я бы сразу пустил пулю в голову каждому ублюдку, который сейчас находится в этой комнате.

– Джуд... – раздается голос Марни позади меня. Я подпрыгиваю, когда чувствую, как его холодная большая рука приземляется на мою руку, медленно опуская пистолет. – Это не принесет тебе никакой пользы.

Борис прочищает горло и отворачивается, когда в комнату входит еще один русский с открытым ноутбуком. Борис с благодарностью кивает ему и берет ноут в руки. Там, на экране, чертов Ронан.

– А, американец… и мексиканец, – говорит Ронан, – все здесь. – Он усмехается, засовывая сигару в губы.

– Пошел ты! – кричу я, слюна вылетает изо рта. Это все, что я могу сказать гребаной киске, сидящей всю дорогу в России.

– Мне очень жаль, – вздыхает он. – Но я сделал то, что никто из вас не смог сделать. Я составил план. Виктория понимает, что жертвы необходимо приносить.

– Ты собираешься рассказать нам этот гребаный план? – спрашиваю. Все, что я слышу, – это кровь, пульсирующая в моих ушах, когда меня поглощает дикая жара.

– Все просто, Виктория приведет Хесуса к тебе в согласованное место. Мы сделаем засаду и убьём их всех. – Он пожимает плечами. – Все, что тебе нужно сделать, это дождаться ее звонка.

Мои ноздри раздуваются.

– Какого хрена ты послал ее? Из всех, кто здесь есть, ты посылаешь мою женщину, ты больной ублюдок. Клянусь богом, если я когда-нибудь увижу тебя снова, я перережу тебе гребаное горло.

– Американцы такие злюки. – Он ухмыляется. – Я послал ее, потому что у нее есть самая убедительная причина: материнская любовь.

Сглотнув, я смотрю на экран.

– Ты долбаный идиот, – бормочет Габриэль. – Картелю наплевать на материнскую любовь.

Ронан смеется.

– Ах, мой друг. Может и да, но они купятся на тот факт, что Виктория готова предать своего любимого в обмен на свою милую дочь. – Он улыбается, как больной ублюдок. – Ты же знаешь, что они убьют всех вас, если вы не убьете их. Это единственный способ. – В его глазах мерцает безумие, которого я никогда раньше не видел. – Засада, – смеется он.

– Он, блядь, больной, – шепчет Габриэль. Тишина. Я не сомневаюсь, что Тор согласится с этим планом, и я не сомневаюсь, что она будет убедительной. Я видел, как она это делала раньше, но ... – Что, если они поймут все? – спрашиваю я.

– Они бы заметили, если бы это была ложь... – Это слово повисает в воздухе. – Но твоя женщина не думает, что это ложь. Она действительно сделает все для твоей дочери, американец. Даже продаст свою единственную, настоящую любовь. – Он приподнимает бровь и выпускает струю дыма через губы.

Я борюсь с ощущением удушья, проникающим в горло. Я борюсь с болью, которая угрожает поглотить меня. Я хочу убить их всех – Ронана, Бориса, Хесуса... Я сжимаю пистолет. Мой палец играет на спусковом крючке. Часть меня раздавлена ​​тем, что Тор продала меня, но большая часть меня, чертовски гордилась этим. Для меня важны только она и Кайла. Я знаю, что она сделала это, чтобы спасти Кайлу, я просто хочу, чтобы она мне рассказывала о планах. Мое сердце бешено колотится в груди, по лбу стекает пот, и я глубоко задерживаю дыхание.