Возможно, он солгал и в этот раз: Нелли могла находиться в подвале и не услышать оттуда его криков. Но спорить было бесполезно.

Мистер Ловетт не скрывал своей ненависти к Баркерам, чьи беды столь заметно отразились на его делах. Особенно к жене цирюльника, из-за которой, собственно, все и началось. А то, что Торпин взял к себе ребенка Люси, неоспоримо доказывало Альберту ее вину. Сейчас он явно упивался ее страданиями и унижением.

– Чего уставилась? Пошла отсюда! Или полицию позвать?

Закашлявшись, он злобно сплюнул на тротуар и скрылся в доме, хлопнув дверью так, что задрожали стекла.

Люси машинально прижала к себе узел. Месяц назад она ушла отсюда, не взяв с собою ничего. И вот сегодня, как в ту ночь, ей снова предстояла дорога в никуда. Что ждет ее в конце пути, и будет ли конец?.. Всего за несколько минут она успела умереть десятки раз и с ужасом понять, что до сих пор жива. Когда она пыталась отравиться, Господь внезапно отобрал у нее смерть, словно игрушку у несмышленого младенца. Значит, она не заслужила избавления. Для чего же тогда Он вернул ей свободу? Люси покорно подчинилась Его воле, так и не найдя ответа на вопрос. Жить – из последних сил, не смея больше верить и надеяться; смириться с тяжким приговором: жить! Поднявшись на ноги она, не оборачиваясь, побрела по улице.

Над городом дымились трубы множества заводов. С утра до ночи тысячи людей не покладая рук работали за жалкие гроши. Каким трудом смогла бы зарабатывать она? И где найти приют?

Ей нужно было поскорее где-нибудь переодеться, чтобы не вызывать опасных подозрений. Люси свернула в переулок, осторожно пробралась в какой-то двор и торопливо развязала узел. Конечно, Альберт вернул ей далеко не все, – чудо, что вообще вернул! – но, кроме пары платьев, в свертке оказалось теплое пальто. Что-то тяжелое вдруг выпало и глухо ударилось о землю. Люси готова была расплакаться: ботинки! На обуви, в которой она была, едва держалась тонкая подошва. Там же нашелся капор, и Люси прикрыла им свои короткие растрепанные волосы. Теперь ее хотя бы не примут за бродяжку и не прогонят, как собаку, когда она пойдет искать работу. Но сначала…

Напротив парка, над широкой улицей величественно возвышается роскошный особняк из тесаного камня. Серый, как пасмурное небо, и неприступный, как утес над пропастью. Люси с закрытыми глазами нашла бы сюда дорогу, и снова роковая неизбежность привела ее в это проклятое место, откуда ей неудержимо хотелось убежать. Страх, как зазубренная на конце стрела, засел в ее груди, а боль воспоминаний все глубже загоняла его в тело.

Люси ни за что бы не решилась постучать. Остановившись возле самого угла, она, не отрываясь, следила за задним входом в надежде, что оттуда выйдет кто-нибудь из слуг. Так продолжалось несколько часов. Она уже совсем отчаялась, когда вдруг пожилая женщина, скромно и опрятно одетая, пройдя мимо нее, направилась к заветной двери.

Люси, запыхавшись, подбежала к ней:

– Простите, мэм, вы здесь работаете?

– Да, – отвечала женщина спокойно и с достоинством, повернувшись к незнакомке.

– Позвольте вам задать один вопрос?

– Позволю, только побыстрее: я спешу.

– Скажите, правда ли, – заговорила Люси, едва переводя дыханье, – что мистер Торпин взял в дом маленькую девочку?

– А кто вы, собственно? – последовал осторожный вопрос.

– Я… знала ее мать.

– Тогда вы знаете, что девочка – все равно, что сирота. Отец – на каторге. Судья-то даже приговор ему смягчил, я слышала, – великодушный человек. А мать… – Женщина со вздохом перекрестилась. – Одному Богу известно, где она. Хозяин девочку сначала забрал к себе на время, да так и оставил. Господь вознаградит его за благое дело… Простите, я должна идти. – С этими словами, она поспешно скрылась за низкой дверью, и ключ, слабо звякнув, повернулся в замке изнутри.

Вот и все! Люси в отчаянии опустила руки. Больше она ничего не может сделать, не сможет позаботиться о дочери без денег и без крыши над головой! Ей даже не удастся ее увидеть. «Все равно, что сирота…»

Слушая, как добропорядочная женщина в наивном неведении или считая это своим долгом по отношению к хозяину, превозносила самого безжалостного и бесчестного преступника, Люси дрожала с головы до ног. Раскаяние, сожаление? Торпину не знакомы эти чувства! О, Боже, неужели, воспользовавшись маленькой Джоанной, он снова хочет заманить ее к себе? Гнетущее предположение закралось в ее душу, но тут же полностью разбилось о вопрос: не проще ли похитить женщину, которую преследуешь, вместо того, чтобы забрать ее ребенка? А может быть, после всего случившегося, ей и вправду следует благодарить его за доброту?! Но, так или иначе, она вернет свое дитя! Для этого ей нужно поскорей найти работу. «Сначала он забрал ее к себе на время…» А вдруг потом судья отдаст Джоанну в какой-нибудь приют? О, только бы не опоздать!..

Люси стояла на пороге небольшой, но респектабельной гостиницы. На улице уже темнело, и зажигались первые фонари.

– Желаете снять комнату? – любезно обратился к ней хозяин. Приятная наружность джентльмена средних лет, одетого хотя и строго, но со вкусом, невольно вызывала доверие и симпатию.

– Нет, я ищу работу, – поспешно ответила она.

Тот с интересом пригляделся к незнакомой женщине. Ее болезненная бледность и худое истощенное лицо не сразу бросились ему в глаза. Когда же он заметил эти признаки, которые, к несчастью, неизменно сопутствуют нужде, его любезность испарилась в один миг. Обманутый в своей надежде сдать очередную комнату, хозяин отошел за стойку и принялся перебирать какие-то бумаги.

– Какого рода мм… работу? – поинтересовался он, на этот раз довольно сухо.

– Хотя бы горничной, – проговорила Люси и пошатнулась. – Простите, сэр, вы не позволите мне сесть?

Она на ела уже сутки и едва держалась на ногах.

– А есть у вас рекомендательные письма? – Голос хозяина гостиницы звучал отрывисто и холодно. Больная и голодная – только этого ему не доставало!

– Нет, сэр, я не работала ни разу… – Так и не дождавшись разрешения, Люси присела на табурет.

– Сожалею, ничем не могу вам помочь.

Ответ был равносилен требованию немедленно уйти. Предвидя, что через минуту ее с презрением прогонят, Люси, пошатываясь, направилась к дверям. Черные точки кружились у нее перед глазами. Едва она успела выйти, как слабость охватила все ее тело. Выронив узел с единственным оставшемся в нем платьем и плащом, Люси наощупь дотянулась до стены и без сознания соскользнула вниз...

Она не помнила, как долго пролежала в забытьи. На улице совсем стемнело. Очнувшись, Люси огляделась вокруг себя. Весь подол ее платья оказался забрызганным грязью, а сверток бесследно исчез. Теперь у нее снова не осталось ничего.

Когда, мы, сидя в кресле у горящего камина, читаем на досуге роман о чьих-то злоключениях, и вдруг невольно представляем себя – на улице, голодными, раздетыми, без средств к существованию, это приводит нас в невыразимый ужас. На самом деле мы просто не способны себе этого представить!

Бедность похожа на клеймо, а обеспеченные люди отшатываются от бедности, как от чумы. Найти приличную работу бедняку во много раз сложнее, чем человеку среднего достатка. Не каждый лавочник доверит уличному бродяге даже мытье полов. Доверие не так-то просто заслужить. Если бедняга неделю не ел, значит, он может украсть, пойманный на горячем – явно способен убить. Такими общество воспринимает нищих, такими ежедневно вынуждает их становиться. Когда за кражу и убийство один и тот же приговор – повешенье*, им нечего терять.

Люси могла продать старьевщику на рынке вещи из своего свертка, чтобы купить еды, но не успела. Боясь лишиться и той одежды, что была на ней, она искала закуток, в котором можно было бы укрыться на ночлег. Невзгоды научили ее остерегаться подобных себе существ, особенно во мраке. Ни у кого при виде одинокой женщины, бредущей наугад по незнакомым ей улицам и переулкам, не пробудится ни сочувствия, ни доброй мысли. Сама она уже не думала, не размышляла – только прислушивалась, всматривалась в темные провалы поворотов и трепетала, уловив отрывистые звуки приближающихся шагов.

Люси нашла себе убежище в сарае, где хранили уголь и дрова. Уже отчаявшись, она случайно завернула в чей-то двор и, прислонившись к деревянной стенке, почувствовала, как со скрипом подалась одна из досок. Собрав остаток сил и сдвинув ее в сторону, Люси с трудом протиснулась в образовавшуюся щель. Внутри пахло сыростью, плесенью и мышами. Пускай! – только бы не было людей. Хотя бы до утра. Пробравшись в глубину сарая, она в изнеможении прилегла на кучу дров и вскоре погрузилась в тяжелый, глубокий сон.

Люси разбудило чье-то учащенное горячее дыханье – у самой ее щеки. И, не успев еще открыть глаза, она почувствовала резкий запах алкоголя: кто-то обнаружил ее здесь! Схватив попавшуюся под руку доску, Люси порывисто отпрянула назад. При слабом свете, пробивавшемся сквозь щели в деревянных стенах, она увидела… Но что это? Рука ее сама собою опустилась: перед ней стоял ребенок – подросток лет двенадцати-тринадцати на вид. Огромные, блестящие во тьме глаза с опаской, не моргая, смотрели на нее из-под густых взъерошенных волос.

– Откуда ты взялась? – проговорил он изумленно, и, осмелев, добавил: – Чего так испугалась?

– Ты… здесь живешь? – спросила Люси в замешательстве, разглядывая худенькую, невысокую фигурку в потрепанной одежде.

– Да, это мой сарай, – ответил мальчик с ноткой гордости. – С сегодняшнего дня! Вернее, с этой ночи.

Пошатываясь, он прошелся между бревен и по-хозяйски деловито осмотрелся.

– Эх, сколько топлива! Жаль, негде будет развести огонь! Зато, по крайней мере, есть, где спать.

Мальчик уселся на мешок с углем и снова перевел глаза на Люси, как будто ожидая ее ответа. Оба молчали. В тишине отчетливо послышались удары падающих капель по железной крыше: начинался дождь.