Часть IV

Когда я была маленькой, папа много читал, и иногда он зачитывал вслух отрывки, которые имели для него большое значение. Одна из его любимых цитат (клянусь, он зачитывал её мне сто раз) была из собрания сочинений Халиля Джебрана.

Ваши дети – это не ваши дети.

Они сыновья и дочери Жизни, заботящейся о самой себе.

Они появляются через вас, но не из вас,

И, хотя они принадлежат вам, вы не хозяева им.

Вы можете подарить им вашу любовь, но не ваши думы,

Вы можете дать дом их телам, но не их душам,

Ведь их души живут в доме Завтра,

Который вам не посетить, даже в ваших мечтах.

Это всегда казалось мне ужасно грустным, и я спешила заверить его: «Но папочка, мы с Алиной появились из тебя (это было до того, как я обнаружила, что биологически это не так), и мы вечно будем твоими, и мы не хотим быть в каком-то другом месте, и ты всегда будешь в каждом нашем завтрашнем дне».

Как и многие другие осторожные семена, которые он посеял, теперь я понимаю. Я и Алина, новый Двор Невидимых, отпрыски Охотников, они обитают в доме Завтра, и любой родитель, любой правитель должен понимать свою позицию как пастуха перехода, не более, не менее, в тот период, когда ученик становится мастером.

Надо знать, когда действовать, а когда отступить.

Из дневников МакКайлы Лейн-О'Коннор,

Верховной Королевы Фейри

СОН ТЕНЕЙ

У тебя было всё, но ты беспечно позволила всему пропасть⁶²

Я стою на могиле своего отца, под серым небом и легонько моросящим дождём, и огромные чёрные крылья достают до земли.

В мокром состоянии эти величественные оперённые придатки пахнут шёлком, тонкой кожей и свечами с ароматом персика со сливками, что мне кажется невыразимо странным.

Я похоронила Джека Лейна на кладбище в аббатстве, оставив рядом свободное место для мамы. Я бы с надеждой сказала «для одного дня в далёком будущем», но я не уверена, что для мамы это лучший вариант. Папина смерть погрузила её в ту же чёрную депрессию, от которой она страдала, когда умерла Алина, и она даже не может смотреть на меня. Она не пришла на похоронную службу. Мама отказалась покидать городской дом, который она делила с папой. Она сказала мне, что уже попрощалась с ним, но я знаю правду. Ей невыносимо смотреть на меня.

Если бы папочка был здесь, он сказал бы мне что-то вроде: «Твоя мать любит тебя всем сердцем, Мак, и она знает, что моя смерть — это не твоя вина, и однажды вы вновь будете близки; дай ей время. Оно залечивает все раны, детка».

На что я бы сказала: «Нет, не залечивает. Время — в лучшем случае великий уравнитель, смахивающий нас всех в гробы, за исключением меня, только не меня, никогда не меня. На этом кладбище не будет могилы с моим именем, потому что я не могу умереть. Но все мои близкие умрут, и лучшее, на что мы можем надеяться — это найти способы отвлечь себя от боли. Время — это ни скальпель, ни повязка на рану. Шрамы — это всего лишь другое лицо раны».

На что он бы сказал: «Мак, стены всё равно однажды пали бы, вне зависимости от того, приехали бы вы с сестрой в Ирландию или нет. Всё это произошло бы, хоть с вами, хоть без вас. Кто сказал, что если бы вы с сестрой не отправились в Дублин, мы бы вчетвером не умерли от Теней через несколько лет? Кто сказал, что мы не очутились бы в числе миллиардов погибших? Ты не можешь подвергать сомнению каждое действие. Ты можешь лишь встречать каждый день с любящим, верным сердцем — и детка, ты именно так и делаешь».

Забавно, как ясно я до сих пор слышу его голос.

На что я бы горько ответила: «Нет, это не так. В решающий момент моё сердце сделалось тёмным. Вот как я очутилась здесь».

И он бы сказал что-нибудь, что угодно, что сделало бы моё горе более терпимым, например, «Но если выждать ещё секунду, тёмный момент миновал бы. Это была полная катастрофа, детка. У всех у нас есть тёмные моменты. Мы проживаем их». И он бы напомнил мне, что иметь возможность любить в принципе, пусть даже на протяжении кратчайших часов — это величайший дар жизни, и задним умом все крепки (но не в тот ужасный человеческий год, который пережили многие из нас). Он сказал бы мне, что Бэрронс и Девятка это знают, и мне тоже надо об этом помнить. Учиться на их примере. Учиться жить с горем.

И я со временем научилась бы.

Но мне не дали этого времени.

И папочки здесь нет. В этом и проблема.

Это также благословение. Я не хочу, чтобы он видел меня такой.

Я не сомневаюсь, что Джек Лейн в раю. Но я не хочу, чтобы он смотрел на Землю. Я не хочу, чтобы он видел, что я сделала. Кем я стала.

Его медленная, мучительная смерть разрушила и меня тоже, но я не погружаюсь в депрессию, когда теряю людей, которых люблю всем сердцем.

Я погружаюсь в злость.

Ярость.

Месть.

Это случилось, когда погибла Алина, это случилось, когда я думала, что Бэрронс мёртв, и это случилось опять, когда мой отец наконец-то, с достоинством и приличием запросил двойное милосердие ативана и морфия, лёжа с синими ногами и потемневшими пальцами, силясь дышать вопреки сердцу, которое уже не могло нормально гонять кровь.

В свою защиту скажу, что я пыталась. Он умер всего три дня назад. Я пыталась убедить себя, что его смерть — не моя вина, и даже если так, то я ничего не добьюсь, обрушив убийственную ярость на мир, но горе странно влияет на твой мозг. Типа, он просто отключается, оставляя один большой тупой синяк раскалённой боли и смятения, который не способен принять даже простейшее решение.

Ты бредёшь изо дня в день в сером тумане, а в те исключительные дни, когда ты действительно умудряешься принять душ и покормить себя перед тем, как отправиться прямиком в кровать, ты считаешь это крупным достижением.

Я уничтожила Видимых.

Всех их, даже спирсидхов.

Я не намеревалась это делать. Я вообще не находилась в Фейри, когда это случилось. Я была в книжном магазине, свернулась клубочком в моей кровати, и грибовидное облако боли и ярости становилось слишком крупным, чтобы умещаться в моём теле.

Пока я бушевала и плакала, огромное, тёмное пятно силы короля Невидимых просочилось в мою комнату, повиснув над кроватью и изучая меня.

Я перекатилась на спину с лицом, мокрым от слёз, обнажила зубы и прорычала: «Я хочу твою силу, я хочу всю твою силу, каждую её частицу, потому что я не желаю, чтобы хоть одна её унция оказалась у какого-то фейри, и Круус всё ещё где-то там, играет с нашими жизнями, планирует какое-то другое ужасное разрушение, которое убьёт кого-то ещё из моих близких, и Богом клянусь, он не получит твою силу, а если она будет у меня, я смогу уничтожить его навсегда, уничтожить всех фейри, и наш мир будет таким, каким должен быть — лишь человеческая жизнь на этой планете. Я убью и старых богов тоже. Это наш мир. Дай мне твою силу!»

В ту крупицу времени и боли, вместившую в себя все мои глубочайшие недостатки (момент, который прошёл бы со временем, нужно помнить, такие моменты проходят), я переступила черту к «Упс, чёрт, слишком поздно».

Одно мгновение. Вот что обрекло меня. Мгновение, в которое я всем сердцем жаждала силы, в сочетании с мимолётным желанием сокрушить всех моих врагов.

Я не идеальна. Никто из нас не идеален. Как я и сказала, к счастью, не все мы могущественны, и такие моменты проходят. За эту мысль нужно держаться.

Но моя жизнь устроена немного иначе.

Надо быть осторожнее с каждым желанием, с тем, куда и как ты направляешь свою силу воли. Я обладаю великой мощью; потому и моя ответственность велика.

Моё желание, все мои желания были исполнены в ту единственную секунду.

Тьма короля хлынула в меня и, набив мою крохотную сущность большим содержимым, чем я могла вместить, сила взрывом вырвалась обратно и, потому что в моём мозгу были мысли, а в сердце — желания, я уничтожила всех Невидимых и старых богов.

Я очистила планету от всего, кроме человеческой жизни. Сделала так, чтобы мир был в безопасности от фейри.

Я помню выражение на лице Бэрронса, когда я в ужасе спустилась по лестнице, пошатываясь, и огромные чёрные крылья волочились по ступеням, и должно быть, он почувствовал, что случилось, потому что бежал вверх, чтобы найти меня.

Мы встретились на лестничной площадке.

Я немедленно просеялась, оставив его реветь в пустое пространство, и пришла сюда, на кладбище, где я не смею оставаться надолго, потому что он найдёт меня. Он пойдёт во все места, в которые я пойду, потому что он знает. Он без устали будет преследовать меня, пока не найдёт. Он попытается «успокоить» меня словами. Но от этого нельзя вернуться или пойти вспять. Я никогда не прощу себя за содеянное, а когда ты не можешь простить себя, ты не в силах ни любить, ни быть любимой. Ты продолжаешь раз за разом совершать одни и те же ошибки. Совсем как король.

— Прощай, папочка, — шепчу я, стирая слёзы со щёк. — Я люблю тебя. До луны и обратно.

Затем я запрокидываю голову и смотрю в небо, созерцая мой новый дом.

Там, среди звёзд. Избегая Дэни, потому что ей я тоже не могу посмотреть в глаза.

Я гадаю, не поэтому ли король делал так: создавал, постоянно создавал. Акт искупления вины не только перед его возлюбленной, но и вины за само его существование.

Потому что однажды (совсем как я) он разрушил прекрасных существ, доверенных ему на попечение.

Глава 48

И она побежала к нему, и они полетели⁶³

Кристиан

Мы разделились в тюрьме Невидимых, Бэрронс, Риодан и я.

Я припоминаю клятву крови, которую мы принесли под Честером, когда они показали мне, кто они такие, и что они сделали с моим дядей Дэйгисом. Теперь я храню ещё один секрет.

Глубоко под гаражом за «Книгами и Сувенирами Бэрронса» у Бэрронса имеется тщательно охраняемая комната Зеркал, которая содержит больше сотни зеркал всех форм, цветов и размеров, и одно из их привело нас прямиком в тюрьму Невидимых. Я не смог различить, куда вели остальные; он протащил меня мимо них со скоростью, совсем немного уступающей скорости света. Но я видел одно с постоянно меняющимися сценами, и некоторые я узнал по историческим книгам.