Маздан сминает своим ртом рот Крууса, сплавляет их губы воедино. Круус бешено бьётся под ним, колотит кулаками, а Маздан глубоко вдыхает, и его грудь расширяется до невероятных размеров. Я видела нечто схожее в день, когда я выпустила Песнь Созидания, когда Синсар Дабх вселилась в тело принцессы Невидимых, чтобы сразиться с нами, сбежав из ловушки в Белом Особняке, и чтобы выиграть мне время, Бэрронс высосал Синсар Дабх из её тела, сомкнув рты с ней в свирепом поцелуе. Маздан убивает Крууса таким же образом, высасывая жизнь как экстрасенсорный вампир. И по какой-то причине он делает это медленнее обычного, позволяя мне смотреть.
Внезапно дверь спальни вновь распахивается, и я бросаю взгляд к входу.
Только что вошёл Бэрронс.
Я разеваю рот.
Или это Маздан?
Я прищуриваюсь. Какого хера тут происходит?
Круус бешено бьётся в хватке Маздана, захваченный глубоким поцелуем, который отнимает его жизнь. Его руки и ноги лихорадочно колотят по кровати, тело дёргается в могучих попытках сопротивления.
Затем он замирает.
Когда Маздан грубо отталкивает его и вытирает рот тыльной стороной ладони, морщась от отвращения, Круус падает на пол, побледнев, его глаза широко раскрыты и лишены цвета. Он утратил половину своего веса, скукожился, превратившись в рассыпающуюся шелуху фейри, его кожа сморщивается у меня на глазах, стремительно старея.
Умирая.
Затем я осознаю, что Бэрронс/Маздан/кто-он-там-чёрт-возьми может контролировать, как именно он убивает. В прошлом, когда Бэрронс убивал фейри, я видела тела впоследствии, хотя он никогда не позволял мне наблюдать за процессом. Они оставались невредимыми, такими же как при жизни, просто мёртвыми. Обычно Бэрронс убивает быстро и милосердно, не нанося урона.
В этот раз он нанёс урон.
Забыв про свою наготу, забыв всё, кроме этого момента, я выбираюсь из-под одеял и подползаю к краю кровати, глядя вниз и не собираясь упускать удовлетворение от наблюдения за смертью Крууса.
— Я отнял твою жизнь медленно, рассчитывая твою смерть, Круус, — холодно говорит Маздан. — Чтобы ты сумел увидеть одну последнюю деталь, — Бэрронс-на-кровати бросает взгляд на Бэрронса-у-двери, и они улыбаются друг другу.
Затем Бэрронс-у-двери встаёт возле Бэрронса-на-кровати и смотрит на Крууса, который в шоке и неверии переводит взгляд между ними.
— Мой принц, — шепчет он. — Как ты мог?
— Никогда не твой принц. Свободный. В тот момент, когда ты создал меня, я уже не был твоим. Проклятый идиот, ты использовал частицу сущности Иерихона Бэрронса, чтобы создать меня. На что ты рассчитывал?
И тут Бэрронс-на-кровати холодно добавляет (и теперь я знаю, что он настоящий Бэрронс и был им всё это время):
— Ты правда думал, что в какой-то реальности, в какой-то вселенной сможешь создать версию меня, которая не будет — первоочерёдно, первостепенно и навеки — верна МакКайле Лейн?
Глава 50
Потерянные мальчики и золотые девочки 65
Кристиан
Лирика разговаривает во сне.
Я сижу возле неё на кровати, глядя на неё, и не могу оторвать глаз.
Она изумительна.
Бесспорно дочь принца Двора Теней и принцессы Двора Света, а именно, если я не ошибаюсь в своей догадке, Лета.
Дочь Войны и Лета разделена посередине чёткой и прямой вертикальной линией. И учитывая её возраст, она была рождена в то время, когда Двор Света ещё не узнал о существовании Двора Теней, и потому самой двойственностью своей внешности она выдавала природу и существование Крууса. Чисто из-за её наружности ублюдок запер её, чтобы использовать там, где её никто не увидит, и где она никогда его не предаст. А когда он закончил использовать её и построил свой новый мир, он похоронил её заживо и обрёк на верную смерть.
Половина её лица и тела — Видимая, а другая половина — Невидимая.
Она обладает грациозностью и находчивым весельем Лета в широко посаженных глазах, курносом носике, забавных губах, на которых мне не терпится увидеть улыбку, но в то же время непоколебимая сила солдат войны марширует по её лбу и придаёт форму широкому, сильному подбородку.
Левая сторона Лирики — это тёплая золотистая кожа с элегантным молочно-белым крылом, которое мерцает в тусклом освещении моей спальни. Правая её часть — смуглая и эбонитовая, совсем как я сам, а плечо переходит в чёрное бархатное крыло, которое тлеет лазурным пламенем. Волосы с левой стороны её лица светлые, а с правой стороны они похожи на шёлк цвета вороного крыла.
От неё у меня перехватывает дыхание.
Две половины — при взгляде на неё любой сразу бы догадался, что она принадлежит и к Двору Света, и к Двору Теней. Она уникальная и выдающаяся, и мне не терпится узнать, какого цвета её глаза.
Внезапно они открываются, и она смотрит на меня.
Левый глаз — тигрово-золотистый, как у меня, с медными пятнышками и лёгким мшисто-зелёным оттенком; её правый глаз — такого глубокого, насыщенного кобальтового цвета, что он кажется почти чёрным.
— Привет, — шепчет она.
— Привет, — глупо шепчу я в ответ.
Она на мгновение всматривается в мои глаза.
— О нет, — несчастно стонет она.
— Ты в безопасности, — заверяю я её. — Ты в Дрохечт, и Круус больше никогда не приблизится к тебе. Обещаю, — я не говорю «Потому что он будет мёртв». Она недавно пережила ещё одну травму вдобавок к сотням тысяч лет травмы, и я не собираюсь добавлять ни унции эмоционального багажа. Крус — её отец, и наши чувства к родителям сложны, даже когда они ведут себя как монстры.
— Дело не в этом, — говорит Лирика, медленно моргая отяжелевшими веками, и она выглядит абсолютно трахабельно, но главным образом так, словно ей сложно держать глаза открытыми.
— Отдыхай. У нас есть всё время в мире, Лирика.
Её глаза закрываются, и она грустно бормочет:
— Да, но ты хочешь дать мне секс прямо сейчас. Я это понимаю. И я не могу оставаться...
Я тихо смеюсь. Она снова отключилась.
— В сознании, — заканчиваю я за неё. И она права. Я очень хочу дать ей секс. И надеюсь, когда она проснётся вновь, она мне позволит. У меня имеются многолетние запасы буйной похоти. И всё же я не такой ожесточённо перевозбуждённый, как тогда, когда впервые осознал, что вновь могу заниматься сексом. Я пылаю желанием, жажду сделать первый раз Лирики всем тем, о чём она когда-либо мечтала. После нежных и медленных занятий любовью мы перейдём к жаркому и грязному траху, пока я буду преданно трудиться над воплощением в жизнь всех её фантазий.
Грёбаный ад, она очаровывает меня. Мне не терпится её узнать, наблюдать, как она будет свободно жить в нашем мире, любимая, принимаемая и получающая те доброту и уважение, которых она всегда заслуживала.
Подоткнув ей одеяло, я легонько провожу рукой по каждому её крылу. Её белое крыло — тёплое, мягкое и приятно шелковистое. Чёрное — холодное, сильное, перья чуточку острые и колючие. Она ходячая двойственность.
Ох, я влюбляюсь. По самые уши.
Но в данный момент кое-какой ублюдочный принц давно заждался встречи лицом к лицу со своим младшим братиком. Смертью.
Когда я поднимаюсь и направляюсь к двери, на мой телефон приходит сообщение, и я вытаскиваю его из джинсов.
«Круус мёртв».
Бл*дь, ну вот! Я сдуваюсь. У меня знатный стояк на убийство этого придурка. Сообщение пришло от Бэрронса. «Воскреси его, — быстро печатаю я, — чтобы я смог ещё раз убить его».
«Заманчиво. Но нет. Возвращаюсь в Честер с Мак».
«Дэни?»
«Риодан пошёл за ней».
«Как?»
«Увидишь. И я не твой бл*дский клан, горец».
«Ещё как мой».
«Нет».
Смеясь, я убираю телефон в карман. Я поворачиваюсь и бросаю взгляд на Лирику, которая опять тихонько бормочет во сне. Я жалею, что не я убил Крууса, но это неважно. Теперь она в безопасности.
Я её защитник, принёсший клятву.
Ей принадлежит моя жизнь, моё горячее сердце горца и ледяная неминуемость моей косы, и всё это встанет щитом между ней и любой опасностью, в любое время.
С Лирикой больше никогда не будут плохо обращаться.
Только не под моим надзором. А мой надзор так же вечен, как и моя клятва.
— Спи сладко, девушка, — бормочу я, направляясь к двери.
Глава 51
Может, я и не спаситель, и никогда не буду королём66
Дэни
Шазам выступает в защиту Й'Рилл, и всё проходит так же ужасно, как я и подозревала.
Когда Охотники вернулись после тет-а-тета, они ни капли не отступились от своей изначальной позиции. Шазам будет говорить от лица Й'Рилл, сообщил нам З'кор, Охотник с шафрановыми глазами, после чего они уберут силовое поле с его клетки, подвергнув моего храброго, плачущего, любящего Адского Кота смертоносной жестокости космоса.
Я знаю, что случается с незащищённым человеком в космосе, и, учитывая биологию Шазама, подозреваю, что он умрёт практически тем же образом, только это может занять больше времени.
Газ в твоих лёгких и пищеварительном тракте стремительно расширяется, что провоцирует разбухание. Если ты как идиот инстинктивно задержишь дыхание, то потеря вечного давления заставит газ в этом задержанном дыхании разорвать твои лёгкие. Если ты умён, то выдохнешь в тот же момент, когда окажешься в открытом космосе.
Температура здесь примерно равняется бодрящим -273° по Цельсию, но ты не замёрзнешь до смерти, потому что тепло твоего тела испаряется недостаточно быстро, чтобы убить тебя наперёд всего остального.
Примерно через десять секунд ты лишишься зрения. Плюс-минус в то же время твоя кожа и плоть разбухают по мере того, как вода в твоём теле превращается в пар из-за отсутствия атмосферного давления. Ты не взорвёшься (фильмы приукрашивают для драматичной картинки), а остановишься, увеличившись в размере примерно вдвое. Кожа довольно эластична. Если тебе повезло, и ты вовремя убрался в укрытие, то разбухание пройдёт. Ты не останешься надутым шариком.
Влага в твоём языке может начать кипеть. Ты можешь получить солнечный ожог от космической радиации и страдать от кессонной болезни67. Через несколько секунд ты милосердно потеряешь сознание из-за понизившегося уровня кислорода в крови. Ты посинеешь, кровообращение прекратится, а ещё через минуту ты погибнешь от асфиксии.