ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Переходить границы

Я осталась на ночь. У меня не было другого выбора, кроме как оставить Салли в отключке на полу гостиной в луже собственной блевотины, чего делать не собиралась. Так что я осталась. К счастью, Роуз прекрасно проводила время, заботясь о детях, так что это не было проблемой.

Проблема была в том, что Салли то терял сознание, то приходил в себя каждые пятнадцать-двадцать минут, и чаще всего он думал, что я Магда. Странно, но он не казался таким уж счастливым, что я (она) заботилась о нем.

— Ты сделала свой выбор, Мэгс. Я говорил тебе, что не хочу тебя видеть. Не хочу ничего слышать от тебя. Я... просто оставь меня в покое, черт возьми!

Лихорадка спала в четыре часа утра. Салли был весь в поту, его футболка промокла, поэтому я побежала наверх, чтобы найти ему что-нибудь чистое, чтобы переодеться, и впала в ступор в его спальне в изножье кровати. В его комнате не так уж много мебели: простая двуспальная кровать, смятые и откинутые покрывала (он не был здесь с тех пор, как проснулся и увидел суматоху на пляже в ночь шторма), комод, трехъярусная книжная полка, которая переполнена книгами, и огромная черная пластиковая упаковочная коробка с трафаретной надписью серого цвета с боку: «Капитан С. Флетчер».

Здесь, наверху, пахнет им. От Ронана пахло «Армани код», дезодорантом «Олд Спайс» и стиральным порошком. От Салли пахнет древесной стружкой и виски, и еще чем-то, что я могу описать только как запах Салли. На комоде лежат скомканные носки, а на полу рядом с кроватью — открытая книга. «Дзен и искусство ухода за мотоциклом». Половина книги уже прочтена.

Нахожу его чистые футболки, аккуратно сложенные и разложенные по цветам во втором ящике комода. Схватив одну, отправляюсь на поиски чистых штанов.

Внизу Салли тихо дрожит на диване, натянув одеяло до подбородка. Он удивленно смотрит на меня, стоящую у подножия винтовой лестницы.

— Так ты все еще здесь, Лэнг? — Его голос хриплый, без сомнения, от того, что он так сердито кричал на Кроу (меня) в течение нескольких часов.

— Похоже на то.

Салли, вздрогнув, оглядывает гостиную.

— Черт. Я так понимаю, это я разгромил дом, а не ты?

— Ты бредил. Отказывался сидеть на месте, не говоря уже о том, чтобы лежать. Думаю, что ты серьезно повредил свои ребра.

—Да. — Салли морщится, осторожно прижимая кончики пальцев к грудной клетке поверх одеяла. — Думаю, ты права.

— Хочешь пить? Принести воды?

Салли неуверенно смотрит на меня.

— Да. Если можно, это было бы замечательно. — Его тон такой мягкий и почти... почти раскаивающийся? Возможно ли такое? Никогда бы не подумала, что доживу до того дня, когда Салли Флетчер проявит хоть каплю раскаяния. Или благодарность, если уж на то пошло.

— Без проблем. Сейчас вернусь.

Я так же готовлю ему тосты. Его рвало еще три раза, пока он был в лихорадке, и ему, вероятно, не помешает немного пищи в желудке. Когда предлагаю ему тарелку, то не удивляюсь, что он отказывается.

— Хотя спасибо. Я серьезно. Просто не могу сейчас есть.

— Может хочешь принять что-нибудь от боли?

Тень гнева мелькает в его взгляде.

— Сказал же «нет», Лэнг. Я мог бы быть разорван на куски, истекая кровью на тротуаре, и все же скорее умру, чем приму все это дерьмо. Не спрашивай меня больше. — Похоже, он чувствует себя достаточно хорошо, чтобы отчитывать меня. И это утешает. — Кстати, который час? — спрашивает он, пытаясь отвернуться и посмотреть в окно.

Кладу руку ему на плечо, останавливая.

— Уже пять сорок, — говорю я. — Скоро рассвет. Прошло много времени с тех пор, как я проводила две ночи в неделю вне дома.

— Такая мятежница. — Салли выдавливает улыбку, и на его щеках появляются две глубокие, душераздирающе идеальные ямочки.

— Ну, если ты так говоришь... — Улыбаюсь в ответ, опустив голову. — Мне нужно идти, Салли. Я не могу надолго оставить детей. Но хотела спросить тебя кое о чем, прежде чем уйду.

В чертах его лица появляется настороженность.

— Конечно. Но это не значит, что я отвечу, если мне не понравится вопрос.

— Естественно. — Никакой лжи с Салли. Просто категорический отказ передать информацию, которую вы просите. Звучит примерно так. — Пока у тебя был жар, ты все время на кого-то кричал. Кого-то по имени Кроу. Я просто хотела узнать, кто он такой.

Салли замирает. Какое-то время он молчит, глядя на меня, потом переводит взгляд на потолок и тяжело вздыхает.

— Кроу — это парень, с которым я служил в армии. Он был ничтожеством и трусом. Мы с ним не были друзьями. Тебе этого достаточно, Лэнг?

Нет, не достаточно. Я хотела знать, почему Салли так рассердился на него раньше, когда ругался и кричал о том, что люди в грузовике в опасности, но я знала, что иду по тонкому льду. Он не собирался давать мне больше никакой информации. Во всяком случае, не сегодня.

— Вполне. Что ж. Я зайду позже, чтобы проверить тебя, хорошо? После того, как Роуз закончит работу и сможет снова позаботиться о детях.

— Тебе не нужно этого делать. Теперь я буду в порядке. Думаю, самое худшее уже позади.

— И все же, я вернусь около шести.

Губы Салли вытягиваются в ровную, плотную линию. Знаю, что он хочет поспорить со мной, отстаивать свою точку зрения, но он умный парень. И знает, что ему нужна помощь, хотя и не хочет признавать этого.

Хватаю куртку и направляюсь к двери.

— Эй, Лэнг?

Я оборачиваюсь.

— А они… ну, знаешь. С ними все в порядке? С детьми Ронана?

Я на секунду задумываюсь над этим вопросом, а потом отвечаю:

— Нет. Нет, они не в порядке. Их отец недавно умер.

***

— Если бы ты снова увидел своего отца, Коннор, чтобы ты ему сказал?

Коннор смотрит на свои руки, а затем в окно, где на пляже установлен небольшой кран, чтобы поднять искореженные и потрепанные останки корабля в кузов грузовика.

— Коннор? — голос Доктора Филдинга слышно кристально чисто и очень громко через динамики ноутбука, стоящего на столе перед маленьким мальчиком, хотя Коннор старательно делает вид, что не слышит его.

— Коннор, милый. Почему бы тебе не ответить доктору Филдингу?

Я очень устала. За гранью усталости. Однако, приняла решение, что дети не будут страдать из-за того, что провела всю ночь, ухаживая за их больным, пока еще неизвестным дядей, так что теперь я на четвертой чашке кофе за день.

Коннор откашливается, ковыряя ногти.

— Я бы ему ничего не сказала. Он мертв, — тихо говорит он.

— Коннор…

— Все в порядке, мисс Лэнг. Возможно, Коннор прав. Иногда, на ранних стадиях горя, бывает полезно представить себе эти диалоги, последние слова, если хотите, чтобы завершить разговор и дать детям возможность попрощаться. В других случаях это может иногда привести к путанице ситуации. Коннор, как ты относишься к своей жизни на острове? Тебе там нравится? С Офелией?

Коннор искоса смотрит на меня.

— Все в порядке, — заверяю я его. — Ты можешь говорить все, что хочешь. Я не буду злиться, обещаю.

— Ненавижу это, — выпаливает он. — Я ненавижу этот остров. Ненавижу не ходить в школу. Иногда ненавижу Эми. Она всегда слишком счастлива.

— А Офелия? Ты не возражаешь, что отец оставил ее присматривать за вами?

Коннор очень долго молчит. Я чувствую, что он хочет снова посмотреть на меня, но не позволяет себе этого. И затем, после нескольких секунд нерешительности, он говорит:

— Я не ненавижу Офелию. Сначала так было, но теперь... она нормальная. Я не возражаю, что она здесь главная. Быть здесь с ней лучше, чем в сиротском приюте.

— Почему ты думаешь, что Эми слишком счастлива, Коннор?

— Потому что. Она никогда не выглядит грустной. Она все время играет и смеется. Как будто ей все равно.

— Все равно, что твой отец умер?

Коннор снова отворачивается и, прищурившись, уставился в окно.

— Видишь ли, Коннор, разница между тобой и Эми в том, что она намного моложе тебя. Хотя ей очень грустно, что твой отец умер, ее разум работает иначе, чем твой. Она не чувствует отсутствия твоего отца так сильно, как ты. Но это не значит, что ей все равно, понимаешь? Это просто означает, что она немного лучше справляется с грустью, которую чувствует внутри. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Полагаю, что да.

— Так что, когда в следующий раз увидишь, как Эми смеется и играет, подумай вот о чем. Ты ее старший брат, и она ровняется на тебя и очень тебя любит. Она определенно иногда чувствует себя немного напуганной, так что, возможно, вам было бы неплохо посидеть и поиграть вместе. Дай ей знать, что она может рассчитывать на твое присутствие, если ты ей понадобишься. Как ты думаешь, это хорошая идея?

Коннор поднимает голову и смотрит прямо на Доктора Филдинга на экране впервые с начала сеанса сорок минут назад. Он выглядит так, словно наконец услышал что-то, что имело для него смысл.

— Наверное, — говорит он, и его тон совершенно изменился. — Я имею в виду, может быть. Если она не будет слишком раздражать.

— Это очень любезно с твоей стороны, Коннор.

Филдинг иногда был слишком мягок в своем подходе, на мой взгляд, но опять же он был обученным и прославленным детским психологом, а я была безработной школьной учительницей. У него, вероятно, был огромный опыт работы, и то, как он только что справился с ситуацией с Эми, на самом деле звучит так, как будто это могло бы изменить ситуацию в доме. Если бы Коннор начал больше общаться со своей сестрой вместо того, чтобы огрызаться на нее всякий раз, когда она была весела, он тоже мог бы в конечном итоге преодолеть свое горе. Остается надеется, что так и будет.

— Коннор, спасибо, что уделил мне сегодня немного времени. Мне очень понравилось с тобой разговаривать. Думаю, что мы добились большого прогресса, — говорит Филдинг.

Коннор кажется менее уверенным в том, было или не было достигнуто во время сеанса. Он кривит губы в едва заметное подобие улыбки, хотя на его лице нет и намека на нее. Хватает свою книгу и полосатую шапочку, выходит из комнаты и бесшумно закрывает за собой дверь. Ненавижу эту часть. Теперь настало время, когда мы с Филдингом обсуждаем, как лучше всего я могла бы справиться с детьми на следующей неделе, хотя большую часть времени мне кажется, что Филдинг использует эту возможность, чтобы покопаться в моей голове.