Он поделился планами Стоуна по дороге домой, после того как высадил женщин на маяке и забрал Полночь.

Теперь они были на кухне, а Кэди, даже не успев снять пальто, потеряла рассудок.

— Кэди, я же тебе говорил, что он настоящий мудак.

Она бросила сумочку на кухонный островок и начала расстегивать пальто, отвечая:

— Да, ты мне говорил, что он настоящий мудак. Но ты не уточнил, что он — версия антихриста Магдалены. Ты в курсе как он поступил с Джози?

— Джейк меня просветил, — пробормотал Курт. — И я в некотором роде был вовлечен в это, так как арестовывал этого придурка, ее дядю, которого Стоун где-то откопал, чтобы тот ее изводил.

Она сбросила пальто.

— Сразу после смерти ее бабушки.

— Кэди…

— И он пытался урезать финансирование пожарной части только потому, что Эми не отвечала на его телефонные звонки, — отрезала она.

Полночь снова зарычала, как хорошая собака, разделяя раздражение Кэди, даже если не имела ни малейшего представления, о чем идет речь.

Курт повесил пальто на крючок у двери в прачечную, где все еще находился, и подошел к ней.

— Джейк собирается поговорить с городским адвокатом. Мы свяжемся с Джеки. И вы с Джеки можете поговорить с советом, чтобы те любыми путями сдвинули дело с мертвой точки.

Он забрал у нее пальто и вернулся к крючкам, чтобы его повесить, когда за его спиной раздался ответ Кэди:

— Курт, перераспределение земли могло быть одобрено по ряду причин. Строительство такого масштаба создает рабочие места. Отель может вместить больше туристов, а город существует в основном благодаря им. Больше туристов, больше людей, больше денег. Возможно, люди не захотят аннулировать этот референдум. И если мы не найдем поддержки в нашей борьбе, все будет потеряно.

Курт подошел к ней и коснулся ладонями ее шеи.

— Во-первых, им пришлось бы проделать адскую работу, чтобы получить поддержку, потому что референдум едва прошел в первый раз, когда был вынесен на голосование, и тогда люди точно не знали в чем причина. А теперь они узнают. И этот город живет за счет туризма, потому что, оказавшись в нем, ты словно возвращаешься во времени на двести лет назад. А еще потому, что с любого места, куда ни посмотришь, открывается прекрасный вид на маяк. Может, есть те, кто не понимает, в чем заключается привлекательность города, и что, если ее не поддерживать, то, как и любой другой чрезмерно разросшийся городок, превращенный в дойную корову, из которой выкачивают все до последней капли, — эта дойная корова просто на просто умрет, и Магдалена наполнится дерьмовыми забегаловками быстрого питания и потеряет свое очарование, которое в первую очередь притягивает туристов. Но, я полагаю, большинство понимает, что эти люди получат быструю прибыль, свернут лавочку и сбегут, безбедно доживая дни в своих пляжных домиках во Флориде, пока все остальные будут разбираться с последствиями своей жадности. Поэтому, думаю, если люди узнают их истинные планы, то аннулируют решение о перераспределении земли.

— Жадность порождает жадность, — ответила она.

— Никто не имел ни малейшего представления, почему референдум о перераспределении этой земли был внесен в бюллетень, и пока это их не касалось, им было бы все равно. Теперь, когда всплывают истинные причины, то, что не имело значения, станет значимым.

— Курт, люди не загадывают наперед. Они думают о том, чтобы на их столах была еда. Не о том, как изменится их мир, когда весной сюда перестанут приезжать туристы из Северной Каролины, чтобы посмотреть на маяк, потому что вид будет уже не тем, что раньше, — ответила она.

— Люди ненавидят перемены, Кэди. Одно дело голосовать или воздерживаться от голосования, потому что тебе все равно, так как ты не думаешь, что что-то изменится, и совсем другое — понимать, почему это было вынесено на голосование, и быть в состоянии принять обоснованное решение. Нам просто нужно положить конец всему, что сейчас происходит, чтобы люди смогли получить правдивую информацию, а затем принять решение.

Он понял, что с ее стороны возражений не последует, когда она резко спросила:

— Почему этого человека не выгнали взашей из города?

Он усмехнулся.

— Потому что быть мудаком — не противозаконно, но противозаконно — гнать кого-то взашей из города.

— Не вижу ничего смешного, Курт. Не только потому, что я очень волнуюсь, а потому, что я даже никогда не встречала этого человека, а он уже портит мне прекрасный вечер. Ужин был очень вкусный. Компания — и того лучше. А какой-то Бостон Стоун бросил тень на все это.

Курт провел пальцем по ее обнаженному плечу, не отрывая от нее взгляда, и пробормотал:

— Тогда давай прекратим говорить о нем и вернемся к прекрасному вечеру.

Он не высказался прямо, но, увидев ее пылающий взгляд, знал, что она его поняла. Подойдя ближе, он произнес низким голосом:

— Я тебе говорил, как мне нравится твое платье?

— На словах — нет, — ответила она. — Но взгляд, которым ты меня одарил, когда пришел на маяк, и поцелуй, которым наградил перед отъездом, — сказали все.

Он склонился к ее лицу.

— Рад, что сообщение было передано, детка.

— Не уверена, что говорила тебе, как сильно ты мне нравишься в этом костюме, — поделилась она.

— Я почти уверен, что ты нравишься мне в этом платье больше, чем я тебе в своем костюме, — парировал он, ставшим хриплым голосом.

По ее слегка расширившимся глазам и языку тела, он понял, что донес свою точку зрения.

— Мы не будем торопиться? Я в настроении сделать все не спеша, — сказала она, пытаясь говорить властно, как Кэт, и потерпела неудачу, потому что слова вышли с придыханием. — Прошла целая неделя, и, полагаю, ты не сможешь действовать медленно.

Теперь она бросала ему вызов.

— Мы будем двигаться очень медленно, — пообещал он, ведя пальцем вверх, продолжая путешествие вдоль ее шеи.

— Ты все время так говоришь, а потом все происходит быстро, — ответила она.

Курт прижался губами к ее губам, но не поцеловал и не отвел взгляда.

— На этот раз ты будешь привязана к кровати, дорогая. Так что мы будем двигаться очень медленно.

Он почувствовал, как участилось ее дыхание у его губ.

— У нас есть только шерстяные шарфы. Мужчину можно привязывать шерстяными шарфами. Когда речь идет о женщине, здесь должно быть нечто другое, — сообщила она ему едва слышным шепотом.

— Если думаешь, что после того, что мы устроили, — а я знал, придет и моя очередь, — я не отправился в магазин на пристани, где продают женскую одежду, то ты ошибаешься.

— Ты купил шейные платки? — выдохнула она, наклоняясь к нему, но Курт отстранился, просто чтобы подразнить.

— Мм-хм, — пробормотал он.

— Когда ты был привязан, я случайно поспешила, — напомнила она.

Случайно?

Курт подавил смех и провел пальцем по ее подбородку.

— Когда будешь связана ты, я ничего не сделаю случайно, — ответил он.

— Ты меня поцелуешь? — прошептала она, переводя взгляд на его губы.

— О, да, — прошептал он в ответ.

Он провел пальцем по ее шее к своему бриллианту, лежавшему в ложбинке.

Всегда там.

Она никогда его не снимала.

Она встала на цыпочки, а он попятился назад.

Она подняла на него взгляд.

— Так... сейчас? — мягко подтолкнула она.

— Мм-хм, — пробормотал он, проводя пальцем по косому вырезу ее платья.

— Курт, — взмолилась она.

— Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? — спросил он.

Наконец, она дотронулась до него, ее руки легли ему на талию, впиваясь в нее пальцами.

— Я люблю тебя больше, — ответила она.

Он положил руку ей на грудь, повел ею вверх и обхватил шею.

Кэди ахнула.

— Даже близко нет, — прорычал он.

А потом он ее поцеловал.

На следующее утро зеленое платье Кэди все еще лежало на полу кухни.

Черные шелковые шарфы все также были привязаны к спинке кровати.

И важно отметить, независимо от переполняющей потребности поступить иначе...

Курт двигался медленно.