Помощника менеджера в «Сип энд Сейф» вряд ли можно было назвать «большой должностью».

Опять же, у Лонни не было работы, о которой я бы знала, и понятия не имела, откуда у них с Марией появлялись деньги, и в тот самый момент я поняла, что это не потому что я была бестолковой.

А потому, что мне не хотелось ничего знать.

— Лонни, — я стала отталкивать его руку, сжимавшую мою шею, — отпусти.

Он не отпустил, а сжал сильнее, и я почувствовала боль.

— Кэди, я задал тебе гребаный вопрос.

— Ты делаешь мне больно, — сказала я ему. — Пожалуйста, отпусти.

— Отпущу, когда ответишь на мой гребаный вопрос, — ответил Лонни.

Я открыла рот, но не успела ничего сказать.

— Она сказала, отпусти.

О боже.

Это сказал Тони, и я видела, что Лонни не был этому рад, но теперь я слышала, что и Тони тоже.

Дерьмо!

Взгляд Лонни скользнул в сторону, опережая мой, и мы увидели стоящего рядом Тони.

Его взгляд не отрывался от Лонни, и да...

Он абсолютно был не рад.

— Ты здесь ни при чем, — заявил Лонни.

— Она сказала, отпусти, — повторил Тони.

— Мужик, я сказал, что ты здесь ни при чем, — повторил Лонни, крепче прижимая меня к себе.

Может, несколько месяцев назад на том заднем дворе он и отступил, но когда я пришла, держась за руки с Тони, и пила пиво, принесенное им, Лонни уже не собирался отступать. Лонни сделал заявление, которое не должен был делать никогда, но особенно на вечеринке, где присутствовала Мария.

— Лонни, — прошептала я успокаивающе.

— Отпусти ее, — потребовал Тони.

— Отвали, Уилсон. Мы с Кэди немного поболтаем.

— Больше я повторять не буду, — предупредил Тони.

— Да плевать, что ты там... — начал было Лонни.

Он не договорил, потому что Тони сделал движение, и внезапно хватка Лонни с моей шеи исчезла.

Тони оттолкнул меня, одновременно заламывая руку Лонни ему за спину, и не остановился на этом.

Лонни застонал от боли, и я почувствовала эту боль еще до того, как его колени подогнулись и он упал, распластавшись на животе, с заведенной за спину рукой, уткнувшись щекой в ковер. Тони стоял, расставив ноги по сторонам, но склонившись над ним и используя себя, как рычаг, чтобы продолжать причинять боль Лонни.

Лонни было так больно, что я испугалась, как бы Тони не вывихнул ему плечо или не сломал что-нибудь.

У меня не было возможности оправиться от шока, вызванного всем этим, и сказать Тони отойти, потому что он заговорил.

— Я появляюсь в доме за руку с женщиной, и ты ее не трогаешь. Если ты достаточно глуп, чтобы тронуть, я говорю тебе прекратить, и ты, мать твою, должен прекратить. Но, если она говорит тебе прекратить, ты... мать твою... прекращаешь.

— Понял, чувак, твою мать, понял. А теперь слезь с меня! — захныкал Лонни, боль, что он чувствовал, отразилась в его словах.

Он просунул под себя вторую руку и, отталкиваясь, начал приподниматься, но, судя по тому, как исказилось его лицо, я не думала, что это поможет делу, совершенно.

— Нет, — ответил Тони. — Раз уж я привлек твое внимание, то скажу, что у тебя есть кое-кто, и она не рыжая. Рыжая моя. Твоя брюнетка. Совет, мужик, береги то, что у тебя есть, а то потеряешь.

— Отвали! — огрызнулся Лонни.

— Ты оставишь Кэди в покое? — не отступал Тони.

— Да, мать твою! А теперь отвали!

— Хорошо, — отрезал Тони, и было похоже, что он вывернул запястье Лонни только для того, чтобы подчеркнуть то, что уже и так было выделено жирным шрифтом и курсивом, а затем вжал его сильнее в пол и выпрямился.

Он отошел от него, схватил меня за руку, но не взглянул в мою сторону.

Он смотрел куда-то мимо меня, и когда я смутно проследила за его взглядом, то увидела, что за ним внимательно наблюдает Ларс.

— Если у тебя такая команда, приятель, может, это я не захочу сделать шаг, — заявил Тони и притянул меня за руку ближе к себе.

Я запрокинула голову, чтобы посмотреть на него, и увидела, что его внимание теперь сосредоточено на мне.

— Где твоя сумочка? — спросил он.

— Я…

— Возьми ее, — приказал он.

Мне и в голову не пришло сделать что-нибудь еще, кроме как поскорее добраться до дивана, где на тумбочке я оставила сумочку и куртку.

Я схватила их, накинула куртку, вернулась к Тони, его пальцы снова сомкнулись вокруг моих, и он, выведя меня за дверь, потащил вниз по дорожке к своему грузовику. Он отпер и открыл пассажирскую дверцу, и я бы не удивилась, если бы он поднял меня и бросил на сиденье.

К счастью, он этого не сделал, но, забираясь внутрь, я чувствовала, как от него исходит нетерпение, даже если делала это поспешно.

Он захлопнул за мной дверцу, которая громко скрипнула, и обошел грузовик спереди.

Он сел в машину, завел мотор, и мы выехали на дорогу.

Я сидела молча, и не потому, что он не скрывал, что по-прежнему злится, а он выглядел немного пугающе, когда злился.

Я сидела молча, потому что он уложил Лонни, который был моим другом. Возможно, это не самый умный выбор с моей стороны, но это не отменяло того факта, что он все же был им, а Тони причинил ему боль и унизил перед домом полным людей, которые, возможно, и не были хорошими людьми, но они были теми, с кем Лонни хотел сблизиться.

Не говоря уже о том, как мастерски и не задумываясь, Тони управился с двумя парнями, приставшими ко мне на поле.

Это говорило мне, что Тони не чужд насилия. Он не только не избегал его, но и являлся инициатором, чтобы донести свою точку зрения и добиться желаемого.

Тони припарковался во дворе, но я была так поглощена всеми этими мыслями, что только сейчас поняла, что всю дорогу домой он также молчал.

Он вышел, и я быстро сделала то же самое, но он уже стоял рядом, с очередным громким скрипом петель захлопывая мою дверцу.

Когда мы шли к входной двери, он не держал меня за руку.

Нет.

Он приподнял сзади край моей куртки и твердой рукой, придерживая меня за поясницу, вел к двери.

Это было не по-братски. Даже не по-дружески.

Так бы повел себя парень со своей девушкой.

Пытаясь вытащить ключи из сумочки, я боролась с дрожью по разным причинам, но когда мне это удалось, я даже не успела отделить ключ от дома от всех остальных, как Тони выхватил их у меня из рук, нашел нужный ключ и отпер дверь.

Он толкнул дверь, повернулся ко мне, втиснул меня внутрь и вошел следом, прежде чем я успела открыть рот, чтобы сказать что-то вроде: «может, мне понадобится несколько дней (или год, или вечность), чтобы подумать о том, куда движется моя жизнь и с кем я ее провожу, так что мне, вероятно, нужно немного пространства».

Он захлопнул за собой дверь, и от этого яростного звука я подпрыгнула.

Теперь, когда я находилась одна в доме с рассерженным Тони, который был немного пугающим, я стояла неподвижно в дверях и смотрела, как его тень движется к настольной лампе рядом с диваном его друга.

Он включил ее, в раздражении бросил ключи на тумбочку и повернулся ко мне.

— Кэди, парень вытворяет такое дерьмо, ты не хочешь этого, так что никогда, мать твою, не смей умолять, чтобы он тебя отпустил, — выдавил он.

Я моргнула, глядя ему в лицо, понимая, что может он и злится на Лонни.

Но еще он злился и на меня.

— Чтобы… — попыталась начать я.

— Я уже дважды видел, как этот парень прикасался к тебе. Дважды видел, что тебе это не нравится. И дважды ты ни хрена с этим не делала.

— Я делала.

— Ты не делала.

— Я же сказала…

— Ты несла чушь. Если мужик тебя лапает, а ты этого не хочешь, врежешь ему в гребаное горло или коленом по яйцам.

— Он мой друг, — тихо сказала я.

— Он тебе не друг, — огрызнулся он. — Это парень твоей подруги, который хочет к тебе подкатить. Он не друг.

Можно сказать, в этом вопросе он прав.

— А еще он кретин, и не только из-за его поступка, — продолжал Тони. — Тебе нужно держаться от него подальше. А ты этого не делаешь, когда он облажается... а он облажается, Кэди, вот такой он парень, просто нужно подождать и увидеть, насколько серьезно это будет... он потащит за собой всех, кто окажется рядом.

И вот она.

Суть проблемы.

Поэтому, когда я заговорила снова, это был шепот.

— Ты зависаешь с его людьми.

Можно сказать, что, возможно, всю свою жизнь я много чего не понимала.

Но в этот момент я не упустила, как Тони закрылся от меня.

— Ты с ними общаешься, — осторожно напирала я.

— У меня есть на то причины.

— Ладно, что же... ладно, — сказала я, все еще не в состоянии вникнуть, в основном потому, что не хотела этого делать, может быть, никогда. — Но это... это...— Я посмотрела на дверь, неопределенно махнув рукой в том направлении, прежде чем снова перевести взгляд на него. — Мы знаем друг друга не так уж давно, Тони, пересекались с тобой, вероятно, раз пять, но дважды за это время ты прямо у меня на глазах прибегал к насилию.

Его голова дернулась назад, брови взлетели вверх, и он выпалил:

— Ты сейчас серьезно?

Я стояла на своем.

— Ты делал это.

— Ты хотела, чтобы я похлопал по плечу одного из тех парней, что терлись о тебя на поле, и сказал: «Извини, не против вести себя не как долбаный мудак?»

И снова он прав.

— Ладно, может, парни на поле не в счет, — пробормотала я.

— Думаешь? — саркастически спросил он.

Я решила отойти от этого.

— Но ты мог бы по-другому повести себя с Лонни или, может, позволить мне справиться с ним.

И, скажем, позволить самой открыть замок на входной двери.

— Ты не справлялась с этим.

— Я знаю Лонни дольше, чем ты.

— И ты не справлялась все это время.

Дерьмо.

И снова в точку.

— Тони…

Дальше я не продвинулась.

— Ты понимаешь, что здесь происходит? — требовательно спросил он.

Уже начала понимать.

Я просто не понимала, как мне со всем этим поступить.

Нет, неправда.

На самом деле, я не хотела совершать умный, здравомыслящий и ответственный поступок, который бы увел меня оттуда, где Тони держал меня за руку, протягивал пиво, без слов заявляя, что он не доверяет придуркам, которые могли туда что-то подсыпать, чтобы потом меня изнасиловать, и такого в его смену не произойдет, и касался моей щеки в своей милой манере.

Я также не хотела остаться без Лонни и Марии, без истории, что у нас была, без воспоминаний, которые мы создали, положить конец хорошим временам, возможности веселиться, быть свободными, сумасшедшими и глупыми, потому что мы молоды, а это единственное время, когда вы могли себе это позволить.