42

Покончив с едой, он почувствовал, как на него снова навалилась тяжесть уныния, но все же добрался до ворот Ники и выехал в зимнюю сельскую местность. Ворота были почти пусты. Все празднества на какое-то время прекратились, и пока он был без сознания, наступила оттепель. Мир льда и снега превратился в бесконечную полосу грязи, которая почти убедила его остаться. Но после некоторого колебания он выехал за город, и Ариадна явно наслаждалась этим упражнением, скача галопом при малейшем изменении веса. Казалось, она твердо решила завоевать его расположение. Он никогда не любил ее так сильно, и он скакал по пастбищам в мягком воздухе, его потрепанный старый полушубок развевался позади него, как знамя. Поскольку ничто не отвлекало его, он слишком много думал о своей жизни, и ему не очень нравилось то, что он видел: Драко, Далия и слишком много борьбы. И никакой Кати.

Почему она ушла? Без единого слова?

Он старался никогда не позволять себе задаваться вопросом, Что же он делает во всех этих железных преисподних. Но езда давала ему слишком много времени для размышлений, и мысли его путались одна за другой, и он обнаружил, что Ариадна утомляет его, потому что она едет очень быстро.

Когда солнце зашло, он вернулся в конюшню и теплой водой с мылом вымыл ей ноги, прежде чем вытереть и причесать. Когда он вышел из конюшни, уже совсем стемнело.

Он опасался возвращаться домой вдоль хребта города. Восточные беженцы выглядели еще более угрожающе, чем прежде, хотя ему не нравилась эта тенденция в его мыслях; если Драко был прав, они были такими же жертвами, как и он сам. Но он спокойно вернулся в свою комнату. Ему не нравилась темнота, и он не мог смотреть на беспорядок, поэтому свернулся калачиком в теплой постели Арно, задернул занавески и заснул. Его сны были темными и злыми.