ГЛАВА 19
"Это мог быть любой мужчина в таком же наряде, что и мой преследователь в городе", — рассуждала я сама с собой, пока следовала за мистером Беллоуз и моими соседками по комнате, лавируя по жилым улицам Райнбека.
Большинство мужчин, без сомнений, носили накидку, их стиль вошёл в моду благодаря иллюстрациям к детективным историям мистера Конана Дойла. Да и не моё это было дело, что мисс Фрост решила встретиться с одним из них в таверне средь бела дня. Что касается присутствия там Натана... несмотря на моё желание спросить, обратил ли он внимание на мужчину, выпивавшего в компании мисс Фрост, вероятней всего, он истолкует мой вопрос как критику — и к тому же спросит меня, что я делала в деревне вместо того, чтобы учиться.
Стряхнув с себя уныние, в которое меня вверг вид этой накидки, я сосредоточилась на окрестностях. Вдоль улочек деревни Райнбек росли королевские кленовые деревья, оставшиеся на них красные и золотистые листья падали в сады красивых викторианских домиков, окрашенных в яркие цвета. Также я заметила, что у многих домов были свои собственные стеклянные оранжереи. Столь много сверкающих стеклянных крыш сделали деревню похожей на кристальную сказочную страну.
— Многие из жителей заняты выращиванием фиалок, — я услышала, как мистер Беллоуз объяснял Хелен с Дейзи, — но никто так не увлекается этим, как барышни Шарп.
— Шарп? — спросила я, догнав своих спутников. — Они имеют какое-то отношение к нашей мисс Шарп?
— Это её тёти. Вот к ним-то меня и пригласили на чай... ах, и мы уже на месте. Как вы можете видеть, они настолько влюблены в Viola odorata, общеизвестную как фиалка душистая, что покрасили свой дом в её цвета.
Мистер Беллоуз взмахом руки указал на дом в итальянском стиле со щипцовой крышей, окрашенный в яркий фиолетовый цвет, его лепнина и наличник были украшены белыми и жёлтыми оттенками, как сердцевина фиалки. Две чёрные чугунные урны, изобиловавшие не по сезону цветущими фиалками, стояли по обе стороны от главного входа. Стеклянная оранжерея сбоку от дома сверкала в солнечном свете.
— Пойдёмте, — сказал мистер Беллоуз, открыл главные ворота и повёл нас по тропинке, по обе стороны от которой тянулись ряды интенсивно цветущих фиалок. — Чай в Доме Фиалок обычно подают около четырёх часов.
— Не будут ли тёти мисс Шарп возражать против нежданных гостей? — спросила Хелен обеспокоенным тоном, что, как я полагала, скорее всего, было связано с тем фактом, что мисс Шарп сделает нам выговор за уход из школы, нежели с неприличным появлением на чай без предварительного приглашения.
Я заметила, что мисс Шарп была единственным учителем, чьё мнение было важным для Хелен.
— Я так не думаю, — сказал мистер Беллоуз, обернувшись и нахмурившись в адрес Хелен. — Мне скорее кажется, что домочадцы держаться за... предпочтительно спонтанные принципы.
Как будто, чтобы продемонстрировать данную точку зрения, в этот момент из расположенного за домом сада, петляя, вышел джентльмен в мятом кремового цвета льняном костюме и широкополой шляпе, держа в одной руке книгу и украшенную узором с фиалками чайную чашку в другой руке.
— Время пить чай? — спросил он у мистера Беллоуза. — Боюсь, мои часы остановились, — он отцепил маленькие покрытые латунью часы от кармана своего жакета и потряс ими. — Проклятая штуковина! Я ждал колокольного звона, чтобы подвести их... — именно тогда церковные колокола начали отбивать час. — Ах, вот и он! Вы знаете рифму?
— "Апельсины и лимоны",
Клемента бьют колокола.
— "Но ты мне должен пять фартингов",
Набатом волхвует Мартин.
— "Когда же ты заплатишь?"
Заводит колокол Олд Бейли.
Мистер Беллоуз с рвением присоединился. Оба мужчины поднялись по ступенькам крыльца, обмениваясь строфами куплета, пока благовестил церковный звон.
— "Когда разбогатею",
В ответ им отзвенел Шордитч.
— "Когда же этого нам ждать?"
звонят колокола Степни.
— "Кто ж знает",
У Боу молвит колокол большой.
— "Вот свечка, осветить путь в почивальню..."
— "А вот топор, чтоб голову снести!" — джентльмен в белом ликующе завершил именно в тот момент, когда Вионетта Шарп открыла главную дверь.
— Дядя всегда должен произнести последнюю реплику, — сказала мисс Шарп. — Не так ли, дядя Тедди? — она одарила его отчасти снисходительной улыбкой, такой которую могут послать ребенку.
— Я принёс свою чашку, — сказал дядя Тедди, подав мисс Шарп чашку с узором из фиалок. — Эмми говорит, что чай мне больше не нальют, если я не буду приносить обратно чашки.
— Совершенно верно, дядя Тедди, поскольку мы скоро израсходуем все чашки, если они будут оставаться у тебя в башне, и тогда мы не сможем пригласить этих красивых молодых дам на чай.
— Я повстречал этих троих, бродившими по улицам деревни, и к ним приставали пьяные матросы, — заявил достаточно громко мистер Беллоуз. Я предположила, что пока мы шли сюда, он готовил речь. — Я посчитал, что лучше взять их с собой. Я купил это, тоже, — добавил он тихим голосом, протянув букет фиалок мисс Шарп.
— Прямо как принести уголь в Ньюкасл, — подметил женский голос.
Дверь открылась шире и появилась мисс Кори. На ней было надето белое кружевное платье, а не её завсегдашние одноцветные блузка и юбка, и соломенная шляпа, вместо тяжёлой шляпы-колокол, которую она обычно носила. Хотя у неё всё так же была надета вуаль, она была лёгкой из розового сетчатого материала, который отбрасывал лишь слабую тень на её лицо.
— Ох, мисс Кори, — подавленным тоном произнёс мистер Беллоуз, — не знал, что вы будете здесь.
— Как и я не знала, что будете вы, — чопорно ответила мисс Кори. — И я определенно не ожидала увидеть девушек из Блитвуда. Им не положено покидать школьные земли без разрешения, и я более чем уверена, что в Хэллоуин никто не давал им разрешения.
— Ну, теперь, когда они тут, они с таким же успехом могут выпить чай, — сказала мисс Шарп, улыбнувшись, и затем тихим, более зловещим тоном добавила: — будет лучше, если мы отведём их назад.
Потом, когда мы шагнули в фойе, выложенное сиреневой и бледно-жёлтой плиткой, и где главенствующее место занимали громадные высокие напольные часы в деревянном корпусе, она взяла у мистера Беллоуза букет. Она поднесла цветы к носу и глубоко вдохнула.
— Ах, пармская фиалка, моя самая любимая. Тётя Эммалайн не выращивает их из-за неприятнейшего случая с итальянским принцем, который произошёл в Неаполе во время её поездки по Европе. Мне придётся запрятать их подальше, пока не наступит время уходить, — она запихнула фиалки в саквояж, стоявший на столике с мраморным верхом. — Пойдёмте. Чай подали в оранжереи.
Мисс Шарп повела нас к комнате со стеклянной крышей, расположенной сбоку дома. Несмотря на то, что на улице стоял бодрящий осенний день, в комнате было тепло как в тропиках. Посаженные в горшки пальмы и фикусы занимали углы комнаты, папоротники тянулись из корзин, свисавших со стеклянного потолка, горшки с фиалками стояли на каждой свободной поверхности, наряду с огромным ассортиментом картин в рамах и часов. Ярко окрашенные птицы порхали в широких клетках или свободно летали среди папоротников и пальмовых деревьев. Хотя комната и была загромождена, как и гостиная моей бабушки в Нью-Йорке, она была намного радостней — и полная женщина в шёлке цвета лаванды и розово-лиловом кружеве, сидевшая в плетеном кресле с высокой спинкой, хотя и была примерно одного возраста с моей бабушкой, оказалась гораздо более приветливой.
— Я знала, что будут нечаянные гости на чай, — воскликнула она, увидев нас. — Разве я так не говорила, Хетти? — спросила она у крохотной, похожей на птичку, женщины, сидевшей на скамеечке справа от неё.
Крохотная женщина — она была настолько маленькой, что я стала гадать: а не была ли она разновидностью фейри — оторвала взгляд от вышивки и кивнула.
— Говорила, и я безотлагательно сказала кухарке приготовить дополнительные бутерброды и бисквиты Королевы Виктории, поскольку в таких делах ты всегда права, — она повернулась и посмотрела на нас поверх своего, подобного клюву, носа.
— Моя сестра Эммалайн предсказала крушение фондовой биржи в девяносто третьем и заставила отца перевести все наши вклады в золото. Присаживайтесь, дети. Дорис вот-вот начнёт подавать чай. Мы всегда пьём чай в четыре часа.
Она взглянула на внушительные, высокие, напольные часы в деревянном корпусе, из тех, что имели солнце и луну, которые перемещались по кругу с течением часа. Эти часы также имели циферблат с росписью в виде яблони с различными стадиями облиственности — без листвы, с распускающимися почками, вся в листве и с ярко красной кроной — что символизировало времена года. Согласно часам, было пятнадцать минут третьего, середина ночи в летнее время года.
— Ох, дорогая, эти часы неисправны, — сказала тётя Хариет, мельком взглянув на более маленькие часы на полке камина, которые показывали, что было половина седьмого. — Наш папа был часовых дел мастером, как видишь. Он создавал красивые, весьма сложные часы, но со времени как он скончался, мы так и не смогли разобраться, как сохранить верный ход часов. Но ничего — колокольный звон церкви только что отбил четыре часа. Вскоре появится Дорис.
Мы сели и представились обеим тётям мисс Шарп.
— Полагаю, мы все родственницы пятого колена по материнской линии с твоим дядей Гектором, — тётя Хариет высказалась в адрес Хелен.
Что касается меня, тётя Эммалайн упомянула, что она училась в Блитвуде с моей бабушкой.
— Она была великолепным стрелком из лука.
К этому времени, сервировочный столик на колесиках вкатила в комнату Дорис — старая женщина, даже старше обеих сестёр — было очевидно, что сёстры Шарп были хорошо знакомы с секретом Блитвуда, за исключением того, что их брат Тадеуш не был. Или как минимум сёстры предпочитали считать, что он не был осведомлён. Всякий раз, когда поднималась какая-либо подробность о школе, сёстры понижали голоса до заговорщического шёпота и обе склоняли головы, но поскольку они обе были немного глуховаты, говорили они так громко, что каждый мог их услышать.