Дом семьи Фуджикава
Киото, Япония
Разобравшись с грязной одеждой Ами, я поднялась в свою спальню.
Моя мама была яростной хранительницей традиций, настаивала на деталях старого мира в нашем доме: татами на полу пахли свежестью, травой. Стены сияли как скорлупа яиц, деревянные балки были потрескавшимися, старыми. Хоть мои родители построили этот дом, они использовали материалы домов, которым уже был век, в Киото, так что все в этом месте обладало длинными воспоминаниями. Этот дом был моим домом всю жизнь, но теперь он ощущался неудобно. Мой мир изменился. Разбился. Старые ступеньки стонали под ногами, но их голоса уже не звучали знакомо. Я добралась до вершины лестницы, я повернула направо и прошла в спальню, которая давно была моей.
Моя комната была простой: паркет и мебель в западном стиле, кровать укрывало синее одеяло. Мой стол скрывался под горой книг. Я делила стену-шоджи с Ами, так что у меня не было уединения. Моя сестра отодвигала те двери, когда хотела.
Но пару минут сестра будет в душе — вода уже шумела в ванной дальше по коридору. Я закрыла дверь спальни, повернулась и прильнула к ней. У меня было хоть немного времени пострадать в уединении, хотя бы немного.
Дрожь начала с пальцев, поднялась по ладоням. Тектонические плиты горя двигались во мне, сотрясали меня. Я была ребенком во время землетрясения Сендай в Киото, но я помнила, как в тот день выглядели дороги — сотни мелких трещин в асфальте от сдвига земли. Дыры выглядели как рты, кричащие без голосов. Тогда я думала, что мир кончался, что земля разорвется и проглотит меня целиком в процессе. Теперь я почти желала, чтобы она это сделала.
Я открыла рот в беззвучном крике, сжалась от веса боли. Даже если бы храм не был разрушен, дедушка всегда был моим домом. В отличие от моих родителей, дедушка понимал, что я страдала не из-за разыгравшегося воображения. Я унаследовала его способность общаться с божествами и демонами, способность передавалась в семье Фуджикава вместе с храмом. Дедушка давал мне направление и советы, какие не могли дать родители, потому что они не видели мир так, как видели мы с ним.
Ёкаи не придут искать нас тут — у нас не было мечей известных богинь в доме — но я не могла сбежать от монстров своего разума. Я никогда не смогу оттереть пятно крови дедушки с кожи, по крайней мере, воспоминание о ней. И я не смогу забыть звуки его последних вдохов.
Тень упала на окно спальни. Я вздрогнула и подняла голову, страх звенел на венах, как колокольчики. Юноша сидел на крыше. Его уши подрагивали от ветра. Его глаза сияли как звезды. Он протянул руку и прижал ладонь к окну. Его ногти скользнули по стеклу.
«Широ… Он жив».
— Впустишь меня? — спросил он сквозь стекло, нервно оглянулся. — Прошу? Ронин послал тех паучих-психопаток за мной.
Я была рада, что хоть кто-то выжил в атаке, особенно тот, кто мог объяснить предательство Ронина. Я встала с пола, вытерла слезы с глаз ладонями. Я прошла по спальне, подняла окно. Широ прошел в комнату, тут же закрыл окно за собой и запер его.
— Слава богам, ты в порядке, — прошептал он. Кровь была на его лбу, левый висок блестел красным. Он прижал ладони к моим щекам. Жар от его тела согревал холодное пространство вокруг нас. Я подняла голову к нему, удивленная нежным трепетом в груди. Я была потрясена тем, как хотелось прильнуть к нему. После всего, что я пережила, я почти желала физического утешения. — Я запаниковал, когда не смог найти тебя или Ами возле храма.
— Мы обе в порядке, — я отошла от него, не готовая к этим чувствам сейчас. — Но дедушка…
— Знаю, — Широ опустил уши. — Мне жаль.
— Почему Ронин так поступил с нами? — спросила я. — Зачем предавать все, что он поклялся защищать?
— Не знаю, — сказал Широ, сунул руки в карманы. — Кусанаги — не обычный меч, и новые «друзья» Ронина — ёкаи, которые верны Шутен-доджи…
— Шутен-доджи? Он должен быть мертв, — я понизила голос, взглянула на дверь спальни. Шутен-доджи был одним из Трех великих зол, король огров, который буйствовал в окрестностях Киото, убивая дев и сея хаос. Герой Йоримицу победил его в первом веке и закопал его голову на горе Ооэяма.
— Он был убит раз или два, да, — Широ протер лоб ладонью, размазывая кровь по коже. — Но убить его тело — мало, он сильнее обычного демона, так что нужно уничтожить и душу. А кто-то явно пытается воскресить его в следующую кровавую луну.
— Думаешь, Ронин пытается вернуть Шутен-доджи? — спросила я.
— Я не знаю, чего хочет Ронин. Это на него не похоже, — сказал Широ. — Но мама может знать. Если я успею на поздний шинкансен до Токио, я смогу попросить аудиенции с ней ночью.
— Тебе нужно просить аудиенцию, — сказала я, надеясь, что сарказм в тоне показывал, что это не вопрос, — с мамой.
— Если у нас с тобой и есть что-то общее, — вздохнул Широ, — то это проблемы с мамой…
Но он притих, направил уши на дверь спальни. Он прижал палец к губам, а мой брат крикнул:
— Кира? — тонкая дверь приглушала голос Ичиго. Все клетки в моем теле напряглись. — С кем ты говоришь?
Махнув Широ молчать, я прошла к двери. Я приоткрыла ее на пару дюймов, посмотрела на Ичиго. По одному взгляду было видно, что я помешала брату учиться, и он не был рад.
— Родители едут домой, — Ичиго окинул меня взглядом. Он нахмурился. — Это кровь?
— Я зашла за пижамой для Ами, — я легко соврала, словно Широ помогал мне. — Наверное, говорила вслух. Прости, что побеспокоила, брат.
Ичиго поморщился, глядя на красные пятна на моем кимоно.
— Я думал, ты хотела проверить дедушку в храме?
— Я скоро отправлюсь, — сказала я.
— Ладно, — сказал он, будто прощаясь.
Я закрыла дверь спальни, выдохнула, и не понимая, что задерживала дыхание. Шаги Ичиго ударились, Широ вышел из теней комнаты.
— И я думал, что у меня ужасные отношения с братом, — прошептал он.
— Ты все еще побеждаешь в этом, — сказала я.
— Да, ты, пожалуй, права, — Широ неловко попытался улыбнуться, но выглядело и ощущалось это фальшиво. Улыбка пропала с его лица. — Ты не можешь вернуться в храм, Кира. Не этой ночью.
— Знаю, — я покачала головой и отошла от двери. — Но это лучшее место для начала поисков ответа.
— Ну… ты могла бы пойти со мной, — сказал Широ.
— В Токио? — я сморщила нос. — Я не могу так просто убежать. Что подумают родители?
— Храм твоих предков был уничтожен древними врагами семьи, а ты переживаешь, что подумают родители? — Широ нахмурился.
— Ты не знаешь моих родителей.
— Да, но они не могут быть страшнее ёкаев.
Он не знал моих родителей.
— Думаю, последний страж-кицунэ храма Фуджикава был отправлен в Токио, — медленно сказала я, обдумывая идею. — Он может нам помочь. И мои родители доверяют ему.
— Я помню встречу с ним. Пожилой, девять хвостов, хорошее чувство юмора? — спросил Широ.
— Горо. Он охранял храм почти семьдесят лет, — тень Горо была большой, как у дедушки — он был моим защитником и другом. Я ужасно скучала его, когда дедушка заменил его братьями Окамото.
— Тогда мы найдем и его, — сказал Широ. — Хотя у мамы может не быть ответов. Она не любит… твой вид.
Я приподняла бровь.
— Мой вид?
— Людей, — сказал Широ. — Особенно тех, кто видит наш мир, какой он есть, как ты.
— Добрые кицунэ не должны иметь проблем с жрицами синто, — сказала я.
— Это правдивое заявление, основанное на ошибке, — Широ мрачно улыбнулся. — Моя мать — не кицунэ, и ее вряд ли можно назвать доброй. Она родилась леди, но она родилась и ведьмой. Она усыновила меня, когда я был ребенком. Увидишь.
«Звучит чудесно», — я нахмурилась.
— Наверное, это глупая идея…
— Такие идеи лучшие, — Широ открыл мое окно, глубоко вдохнул носом.
«Уверена в этом?».
— Идем со мной, — он протянул руку. — Я не обещаю ответы, но это будет приключение.
Если я хотела понять, что случилось в храме этой ночью — и, что важнее, почему — тогда нужно было выйти в мир и отыскать ответы самой.
Я сжала его ладонь.
— В Токио, — сказала я.
Он улыбнулся.
— В Токио.
Шесть
Шинкансен в Токио
Япония
Два часа спустя наш поезд уехал из города, огни Киото остались позади. Напряжение в моей спине ослабело. Я сидела у окна, Широ — посередине сидения рядом со мной. Как многие поезда в Японии, шинкансен был чистым и тихим, только шорох движения мешал моим мыслям. Я отклонилась на спинку, вздохнув, глядя на темный пейзаж за окном.
В окне на меня смотрела тень девушки не в хакама и кимоно жрицы, а в узких джинсах, балетках цвета мяты и облегающей толстовке с кошачьими ушами на капюшоне. Мы с Широ добрались до станции Киото, купили новую одежду в магазине внутри, переоделись в общественном туалете и бросили окровавленную форму храма в разных шкафчиках. Я позвонила маме с телефона Широ, пока мы ждали поезд, читала ложь по губам Широ. Я убедила ее, что была в порядке, но у меня было срочное дело с Горо в Токио. Моя маленькая ложь скрывала пугающую правду.
Мы с Широ не убегали. Нет. Но мама не была рада слышать, что я отправилась в Токио.
И я ускользнула от нее.
— Ты в порядке? — спросил Широ.
«Я выгляжу так, будто я в порядке?» — я издала смешок и покачала головой.
— Нет. Сто раз нет.
— Да, и я, — он опустил ладонь поверх моей. Я взглянула на него, удивилась честной боли в его глазах. — С твоим дедушкой я ощущал, что у меня есть место. Я давно не ощущал себя так, словно у меня есть дом.
— Дедушка хорош в этом, — сказала я, притихла и отвернулась, глядя на свое отражение в темных окнах поезда. — Дедушка… был хорош в этом.
Широ сжал мою ладонь и отпустил. Поезд несся во тьме, оставляя то, что дедушка «был» еще дальше в прошлом. Он не будет ждать нас, когда мы вернемся в Киото. Я не найду его в саду весной, он не отругает меня за то, что я забыла храм камидана моей семьи. Я не увижу, как он пил сакэ и смеялся от старой манги ленивым летним вечером, не увижу редкую улыбку на его лице во время фестиваля Шичи-Го-Сан для соседских детей.
Он умер.
Призрак девушки в окне заплакал. Тихие слезы лились по ее щекам. Я отвернулась от Широ, желая сказать девушке, что потерю дедушки можно было пережить. Я хотела сказать ей, что дыра, оставленная им в ее жизни, не заберет весь свет из ее вселенной.