Несколько раз он артикулировал ей о своей озабоченности этим странным увлечением, но был послан по известному направлению, и пришлось подчиниться.

В глубине души Марченко подозревал, что у благоверной появился любовник — молодой инструктор йоги, которого он однажды разглядел сквозь прозрачное стекло. Мускулистый парень, высокий, стройный, чернявый, умел изгибать своё тело так, будто оно было гуттаперчевым, без костей. Они, его жена и инструктор, смогли бы без проблем заниматься совокуплением в замысловатой асане типа моста или собаки мордой вниз.

Чтобы проверить подозрения, Иван Максимович один раз даже отправился с женой на занятия. Но после первой растяжки, когда он едва возвратил ноги своему телу, от идеи с йогой пришлось отказаться.

Кстати говоря, супруга у него была почти на двадцать лет моложе, как и у других служивых его ранга. Мода на молодых жен тоже достигла их региона, хотя и отдаленного от столицы многими тысячами километров.

А что, он, Марченко, хуже других что ли?

Вообще телевизоры и интернет делали удивительные вещи — они позволяли чиновникам держать тренд, обозначить актуальную тему, как в случае с флэшмобом «челлендж манекен», так и с молодыми женами.

Розовые пятна постепенно расплылись по щекам. Теперь Иван Максимович выглядел покрасневшим, точно был вызван на ковёр в вышестоящий кабинет, где ему вставили хорошую клизму.

«Да, лицо не пойдёт! Надо над ним плотно поработать».

Марченко плеснул в глаза водой из-под крана, ощутив её ледяной холод. Ему стало полегче. Он вспомнил о жене. «Чёрт с ней, пусть делает, что хочет, только бы не приставала со своим Востоком! Совсем свихнулась».

Он отправил её на месяц в Южную Францию, на побережье Атлантики. Жене не мешало проветриться, пожить в коттедже, купленном Иваном Максимовичем, когда он занимался бизнесом до перехода на госслужбу. Пусть освежит мозги своим дзэном, а ему морочить голову не надо.

«Итак, на чём мы остановились?»

— Голова моя машет ушами как крыльями птица! Тьфу, что за бред! И привязался этот Есенин!

Он вспомнил, что в комнате, на столе осталась лежать ещё не правленая речь на предстоящем выступлении перед избирателями. Хотя речь писали спичрайтеры, всё равно почитать не мешает. Хорошо если напишут что-нибудь внятное, а то затолкают в текст всякую ерундятину, потом выкручивайся. Марченко как-то читал, что президенту Клинтону речь писали три спичрайтера: один отвечал за общий текст, другой вставлял идеи, а третий втюхивал байки и анекдоты. Но Клинтону было легче — у него кроме живых помощников, телесуфлеры ещё стояли.

Да, стоило почитать и проверить, чтобы наличествовали простые, незамысловатые словечки, известные поговорки, которые так любят нищеброды. Чем больше, тем лучше. Псевдонародность — важный имиджевый штрих, украшающий физиономию любого избранника.

Пора было заканчивать с тренировкой перед зеркалом.

Иван Максимович улыбнулся во весь рот, поднял руку в приветствии. Укороченная бровь явно была не к месту, смазывала образ, ибо у областного вождя не могло быть только полброви. Он должен быть перед народом весь, единый и неделимый, как Россия, со всеми частями тела в целости.

Он почесал голую грудь. Сколько хренотени с этими выборами, сколько ненужной суеты. И ведь не соскочить никак, раз подписался!

В груди тоскливо заныло.

Успокаивало только, что все они — циники и живут в циничное время. «Я впариваю им лабуду, трахаю мозги, — думал он об электорате, — но ведь они знают, что это кидалово, никаких обещаний никто выполнять не собирается. Ещё они знают, что мы играем в одни ворота и победитель заранее известен. На самом деле, меж нами договор, консенсус — я знаю, кто должен победить. Они знают, кто должен победить. И все знают о знании друг друга. Примерно так».

С другой стороны, они все артисты по жизни, лицедеи. Сейчас он, например, лицедей на политической сцене. Народ тоже лицедей, только играет роль статиста. И каждый из них недалеко отошел друг от друга. Они циничные артисты в циничное время! Впрочем, подобные размышления не пугают Марченко, он давно привык плавать в грязной воде политики.

– Весь мир театр, а люди в нём актёры. У каждого свой выход и уход! — озвучил он цитату из Шекспира, искоса наблюдая за своим лицом.

«Пожалуй, надо морду лица поворачивать чуть-чуть вправо, так лучше смотрится. А то щёки выпирают, как у перекормленного хомячка». Иван Максимович медленно, словно геолог-исследователь, ощупал лицо, щёки, решил, что за оставшееся время надо присесть на диету и попробовать похудеть. Тогда, возможно, обозначатся скулы, которые придают лицу известную мужественность.

Он всматривается в себя.

Зеркало отображает многозначительную физиономию господина, который в табеле о рангах скоро не просто поднимется на несколько ступеней выше, но в своём мнении вырастет на значительную, почти недосягаемую высоту. Теперь всё равно, есть ли у него мешки под глазами или щёки хомячка, есть ли живот, все ли зубы на месте.

Иван Максимович чувствует, как нечто сильное, могущественное, величавое, вливается в него. Он словно пьёт волшебный кубок вина, в котором вместо жидкости плещется власть. И невольно его плечи распрямляются, лицо застывает в торжественной маске, беспокойные руки перестают расчесывать волосатую грудь, и он запахивает белоснежный банный халат, выглядящий важным элементом торжественности.

А что? При хорошем раскладе он бы смог подняться и выше — способностей ему не занимать. Мог бы стать министром в Правительстве, и премьер-министр при встрече с уважением жал бы ему руку, а может и дружески хлопал по плечу. Марченко кажется, что ему всё удастся, что дружески расположенный к нему премьер-министр, уже стоит за его плечом, улыбается.

И точно, лицо премьер-министра выглядывает из-за спины, это реально, это по-настоящему, сейчас он что-то скажет…

И премьер говорит:

— Иван Максимович, пора уже! Сколько можно торчать у зеркала?

Пациент психоневрологической больницы города Новокузнецка Иван Максимович Марченко огладывается и находит подле себя санитара. Санитар одет в синий халат для персонала, он невысокого роста, как и премьер-министр, и возраст у него за сорок. Но лицо у санитара не премьерское, оно не внушает почтения.

Скорее, он мужчина, потрёпанный жизнью, который нашёл здесь хороший заработок и возможность раннего ухода на пенсию. У него недоверчивые глаза и брюзгливое, кислое выражение на физиономии, потому что в прошлом он ничего хорошего от жизни не видел и не ожидает в будущем.

Санитар с нотками раздражения в голосе просит:

— Пойдёмте, уже обед скоро. Как ни привожу вас в туалет, так постоянно про выборы твердите, а ещё Есенина читаете. Ну что за беда! Зеркало что ли тут особенное?

Марченко отвлекается от созерцания собственного лика и задумчиво бормочет:

— Знаете, дорогой мой, у каждого есть момент, когда зеркало показывает перспективу – отражает не только того, кто стоит перед ним, но и того, кто может стоять в будущем. Надо только выбрать правильный ракурс, точный угол зрения и внимательнее присмотреться. И тогда выиграете выборы.

— Какие выборы?

— Губернаторские.

Санитар недоумённо смотрит на Марченко.

— Только зеркало никогда не раскрывает тайну по пустякам, — добавляет тот.

— Да ладно!

Мужчина, потрёпанный жизнью, подходит и следом за Иваном Максимовичем заглядывает в зеркало, но видит в нём лишь обыкновенного, приземлённого человека, который никогда не побеждает на выборах, неважно каких, никогда не выигрывает.

И всё, более никого.

Конечно, чего ждать от простого зеркала? Чего ждать от ушибленного на всю голову дурика, который зависает в отхожем месте каждый день? Наверное, Марченко двинулся еще в детстве, начитавшись Пушкина. «Свет мой, зеркальце скажи! Да всю правду доложи».

Ничего там нет, в этом зеркале — ухмыляется санитар с видом бывалого. Ему всё ясно, уж он-то знает жизнь, и на мякине его не проведешь. Никакой загадки, никаких вопросов. Зеркало — всего лишь кусок стекла, покрытого амальгамой. Кусок блестящего стекла.

Он уже хочет повернуться и пойти следом за Иваном Максимовичем, который направился к выходу из туалета, но в последний момент вновь кидает взгляд на своё отражение.

Не может быть!

На него смотрит шикарный мужчина — брюнет, в тёмном вечернем костюме, ослепительной белоснежной рубашке, он сияет в улыбке белыми зубами. За его спиной маячит молодая ухоженная девушка. Она загадочно молчит и, кажется, готова прикоснуться рукой к его плечу. Кажется, сейчас она приобнимет, шепнёт ласковое слово, увлечёт за собой.

Какая-то мистика. Санитар, чувствуя, как холодок бежит по спине, озадаченно встряхивает головой, чтобы прогнать заманчивое видение и торопливо бросается следом за пациентом.

Наверное, лицо в отражении зеркала — лицо классно одетого мужика рядом с привлекательной девушкой всего лишь ошибка, глупая мистификация, а возможно и просто обман зрения, что тоже не исключается. Хотя зрение ещё никогда не подводило его, человека, знающего жизнь. По крайней мере, пока.

Так можно объяснить себе случившееся и успокоиться на этом.

Но как же хочется оглянуться и снова посмотреть на себя на другого, такого стильного и успешного.

Он открывает дверь, пропуская Марченко вперёд, и замирает в нерешительности. Оглянуться или нет? Оглянуться?..