Зеркало

— Чёрный человек! Я чёрный человек! Чёрный, чёрный…

Мужчина, стоящий у зеркала, сдвинул брови к переносице, наклонил голову и набычился, сделав вид, что смотрит исподлобья. Самому себе он теперь казался грозным и крутым, способным разделаться с любым соперником.

Человек у зеркала готовился к губернаторским выборам. Он был недоволен. Ему не нравилась собственная артикуляция — всё слышалось непонятное шипенье изо рта, словно вырвали пару зубов, отвечающих за чёткое произношение и теперь он, как старая бабка шамкал, стоя в очереди. Только бабки обычно стоят в очереди за пенсией или в магазине к кассе, а он стоял в очереди за более существенным — за властью.

«А может ну его нафиг, бросить эту затею?» — появилась в голове предательская мысль. С этими выборами один ненужный тремор и сплошной геморрой. Бодаешься с кем-то, толкаешься локтями, пинаешь, а у финиша? У финиша ждут спонсоры, которым придётся отдавать бабло.

Спонсоры… Деликатная тема. Они ведь как собаки, как бультерьеры, вцепятся в глотку и не отстанут, пока не отгрызут своё. И не только своё. За одно, могут и требуху из пуза вырвать.

Мужчина, которого звали Иван Максимович Марченко, опять посмотрел на себя в зеркало. Он был в махровом банном халате, недовязанном, распавшимся на две половинки. Густые волосы кучерявились на груди.

Эх, и почему он не гей. Говорят, у них все схвачено и сейчас не нужно было бы париться. Неожиданно на ум пришел юношеский озорной стишок, перебивший Есенина.

Я гляжу в унитаз хохоча,

Я гляжу и доволен собой,

У меня голубая моча,

И вообще я весь голубой!

Да, это не Есенин!

— Чёрный человек! О тебе дурная слава носится, — вернулся он к лирическому поэту, которого помнил со школы. «Тьфу, блин, и чё привязался!»

— Папа с тобой всё в порядке?

В дверь ванной постучала старшая дочь. Она услышала громкий голос отца и поспешила на помощь. Вообще, у двух его дочерей были свои отдельные ванные и спальни.

Иван Максимович жил неподалеку от города в элитном коттеджном посёлке, где обретались такие же, как и он, чиновники областной администрации, крупные бизнесмены, известные люди области. Среди последних, например, был глава писательской организации Челдомцев, в прошлом, властитель высоких дум жителей региона, неподкупная совесть интеллигенции и просто честный человек. Теперь он жил бок о бок с Марченко и был его соседом. Кстати говоря, коттедж писателя смотрелся ничуть не хуже коттеджа его, чиновника второго уровня к коим обычно относятся замы глав департаментов.

— Да всё нормально, дочь! — откликнулся Иван Максимович.

Вообще, он не планировал выдвигаться в губернаторы. Дело это, хлопотное, затратное и к тому же опасное. Можно ведь и того – здоровья лишиться, если уж чересчур настойчиво топтать врагов в пылу предвыборных баталий.

Выдвигаться должен был начальник Ивана Максимовича — глава Департамента экономического прогнозирования Печенкин. Прежний областной руководитель господин Карлин выбыл из гонки по возрасту, проработав в должности почти двадцать лет. Наверху посчитали: сколько же можно, пора на покой! И, действительно, сколько можно доить область! Пора, пора уступать дорогу молодым.

С учетом всех известных слухов, Иван Максимович спокойно готовился стать заместителем нового губернатора Печенкина, в победе которого сомнений не возникало. А что, место было шоколадным: ответственности самый минимум, работы не так уж и много по нынешним меркам, к тому же статус первоклассный — высокий, почётный.

С потенциальным губернатором у Марченко сложились превосходные отношения – вместе парились в сауне по пятницам, обоюдно поздравлялись по семейным праздникам и, чего греха таить, иногда шалили вдвоём по-взрослому.

Это было предвкушение рая. Сон наяву. Милость бога, внезапно упавшая на голову Ивана Максимовича, который её, эту милость, совершенно и не ждал.

Между тем Печенкин прошел предварительные согласования по партийной линии, получил одобрение на всех уровнях и… И вдруг ушёл в жёсткий запой, неожиданно, по сумасшедшему, как уходят иногда из дома, позабыв об одежде, о деньгах, о близких, позабыв обо всём. Уходят, в чём мать родила.

Наверное, запой, погружение в водочную нирвану, позволяет таким отчаявшимся защититься от опасного внешнего мира, который полосует личность страхом, точно убийца ножом свою жертву. Как предположил Иван Максимович, его начальника сломал именно страх, страх ожидания будущего, страх неизвестности.

Так или нет, но Печенкин запил и выбыл из номенклатурного конвейера.

Вообще, если задуматься, жизнь чиновника, карьерный процесс во многом схож с конвейером. Сравнение, может быть, и не очень уместное, не совсем корректное и всё же имеется некое сходство в вечном, непрерывном драйве, в этом общем движении в никуда.

Катишься на ленте такой машины, как полуфабрикат, а тебе время от времени рука робота добавляет детали: то гайку прикрутит, то припаяет электронику, или вставит проводок в какое-нибудь место. А рука робота-власти, точно также раздает чины, звания, учит уму-разуму.

В конечном итоге ты становишься лучше, и от того ценнее. Ты становишься «Мерседесом» с новыми литыми дисками, с дверцами, блестящими чёрным глянцем, с хромирванным передком. Соответственно и чувствуешь себя как немецкая супермашина — стильно, важно, адекватно немецкой марке.

Проблема только в том, что ты русский чиновник, а не немецкая машина. Но эта загвоздка быстро решалась приобретением недвижимости в Германии или Франции. По крайней мере, раньше. Сейчас, конечно, стало сложнее.

Что касается своего начальника, то позднее Иван Максимович узнал: причиной срыва неудавшегося губернатора стала его любовница. Она бросила областного чиновника ради олигарха из Москвы, с которым её неосторожно познакомил сам же Печенкин.

Чудак человек! Было бы из-за кого пить!

— Чёрный человек, о тебе давно худая слава носится! Я взбешен, разъярён и летит моя трость прямо к морде его, в переносицу!

Марченко закончил декламировать и представил своего ближайшего противника на выборах, его худое, дистрофичное лицо, ломкую переносицу. Противник был назначен заранее, проживал в одном из городов областного подчинения и работал мэром. В сущности, он был таким же, как и все: безответственным болтуном, хапугой и придурком, о нём не стоило даже думать и брать в расчёт.

Но просто так выбираться скучно, нужен антагонист, пусть даже такой провальный, как тот мэр.

— А чёрт! — выругался Иван Максимович, заметив несколько волосин, торчавших из правой ноздри. Рука потянулась к ножницам, и он принялся выстригать компрометирующую растительность под носом. Заодно прошелся над ушами, состригая торчавшие там волоски.

«Может брови подровнять?» На левой брови волосы закручивались сильнее, чем на правой, что было заметно. Нет, так дело не пойдет! Он же не Брежнев какой-нибудь, не бровеносец в потёмках.

Марченко прицелился, поднёс ножницы, подрезал. Увиденное ему не понравилось, и он укоротил волоски ещё больше. Теперь одна бровь выглядела короче другой. «Вот же хрень какая!» От растерянности он застыл с удивленным лицом и разведенными в стороны руками, словно принял участие в модном флэшмобе, который в его детстве звался: «Море волнуется раз». Теперь эта игра на западный манер называлась: «Челлендж манекен».

«Придётся просить дочерей, чтобы придумали что-нибудь», — раздраженно подумал он. Пусть закрашивают тушью или приклеят сюда одну из своих длинных ресниц. Авось издалека корреспонденты не заметят.

Он постоял, посмотрел на себя в зеркало, затем растянул губы в улыбке, но получилось не очень. Глаза подводили, они были холодными, неискренними. А ещё мешки под глазами, образовавшиеся после вчерашнего неумеренного возлияния с предвыборным штабом. Штаб, впрочем, слишком громкое название, если учесть, что в него входили только два человека: Денис Драгунов, начальник отдела в их Департаменте по кличке «Драгун» и Венера Алексеевна, заместитель регионального отделения одной из партий, представленных в Думе.

Дениса звали Драгуном за напор, наглость и говорливость. А ещё он умел хорошо рассказывать анекдоты и поддерживать разговор. Качества эти были немаловажны для чиновника, пожелавшего сделать карьеру в стенах их Департамента. Такие люди нравились Печенкину, и потому он поручил Драгуну периметр ответственности, связанный с оргвопросами подготовки к выборам. Денис, можно сказать, достался Марченко по наследству.

Что касается Венеры Алексеевны, то вчерашнее её появление в кабинете Марченко было вызвано своего рода компромиссом между партией власти и другой, тоже представленной в ГосДуме. Место губернатора, здесь, в Новокузнецкой области, правящая партия отдавала соперникам, а в другом регионе, наоборот, забирала. «Рокировочка, так сказать», - как заметил бы один небезызвестный персонаж на посту Президента России, правящий в девяностые годы.

Пили коньяк. Хороший. Наверное, оттого перебрали и нажрались до свинячьего визга, когда Драгун, будучи лет на пятнадцать моложе Венеры Алексеевны, стал делать ей недвусмысленные предложения. Венера выглядела польщенной, но на увещевания не поддалась.

— Вот же гадость! — посетовал вслух кандидат в губернаторы. — Надо что-то с моей мордой делать, с долбанными мешками.

Он попытался размять лицо, энергично потёр под глазами, но добился того, что щеки покрылись большими красными пятнами. Словно его кто-то отхлестал в порыве бурной ревности.

Марченко вспомнил о жене, и его лицо стало недовольным. Дело в том, что жена не на шутку увлеклась Востоком, всеми этими икебанами, философиями дзэн, восточными календарями, йогой. Читала толстые книжки, занималась растяжками, забрасывала ноги за голову. Она даже в сексе пыталась использовать позы йогов. Но Иван Максимович, которой в потёмках иногда путался с частями тела жены, принимая голову за ноги и наоборот, вскоре отверг эти эксперименты.