- Вот тут-то у нас и будут неприятности. Простите, Мистер Риз…
Ледяная паника пронзила мои конечности и проникла в грудь. – Это не его вина, - перебил я. – Трэвис. Он не виноват, что Кэтрин похитила его. Он не виноват, что вырос без родителей. – Я махнул рукой в сторону Шарлотты. – Но я действительно считаю, что это должен быть его выбор, с кем он хочет жить.
Брэди вскочил на ноги, наклонился вперед, опершись на костяшки пальцев, и воскликнул. – Он не имеет права решать.
- Мистер Бойд, - предупредил судья.
Я проигнорировал его вспышку гнева. – Он выберет меня, сэр. Каждый раз. Я люблю своего сына. Я сделал все, что в моих силах, чтобы он жил, несмотря на проблемы со здоровьем и травму, которую трусливо нанесла нам всем женщина, которую он считал свое матерью.
- Чушь собачья, - прорычал Брэди. – Ты ни хрена не сделал. Где, черт возьми, ты был, когда эта психопатка съезжала с моим сыном с гребаного моста?
- Брэди! – выругалась Шарлотта.
Судья стукнул молотком и призвал к порядку.
Но ничего не вышло.
Только не в такой ситуации.
Не тогда, когда трое родителей готовы были драться насмерть за одного невинного ребенка.
Я хлопнул себя твердой рукой по груди, стиснув зубы, и закипел. – Я был в этой гребаной воде, спасая его!
Марк встал передо мной. – Заткнись. Ты не поможешь делу этим.
- Его могли убить! – продолжал Брэди.
- Я – единственная причина, по которой он жив! И я хочу, чтобы он вернулся! – взревел я.
- Ты никогда его больше не увидишь! – он выругался, когда один из полицейских в форме попытался заставить его сесть, а другой встал передо мной.
Я неохотно успокоился, но Таннер занял мое место.
- Ты хочешь кого-то обвинить? Где, черт возьми, ты был в тот день, когда его похитили?
- Нет! – крикнул я Таннеру, вскакивая на ноги. Я перевел взгляд на Шарлотту. Она все еще смотрела вперед, но ее тело было напряжено, а рот приоткрыт. – В этом никто не виноват. Только Кэтрин.
- Успокойтесь, или вы все проведете ночь в камере! – приказал судья.
Но я никак не мог успокоиться. Он собирался забрать Трэвиса у меня навсегда. Я чувствовал это всем своим существом. Я терял его. Машина тонула. Его сердце отказывало. И я снова боролся с невозможным.
Я посмотрел на Брэди. – Не делай этого. Это безумная ситуация, в которую нас всех втянули. Эмоции зашкаливают. Но я клянусь, если мне представится такая возможность, я уверен, что мы втроем сможем сделать что-нибудь в интересах нашего сына.
- Моего сына! – взревел Брэди. – Он не твой сын.
- А кого он называет папой, придурок? – Крикнул Таннер.
Судья ударил молотком, и этот звук эхом отозвался в моем сердце.
- Нет. Нет. Нет. – Я вытянул руки по бокам, ладонями вверх, отчаянно пытаясь остановить хаос, пока не стало слишком поздно. – Стойте! Пожалуйста, просто… - я закрыл глаза, крушение надежд парализовало меня.
Молоток продолжал стучать.
Брэди продолжал кричать.
Таннер продолжал отвечать.
Мое сердце продолжало биться.
И мир просто продолжал вращаться.
Открыв глаза, я обнаружил единственного человека в комнате, который мог меня понять. Наконец, она смотрела прямо на меня, ее мягкие губы были приоткрыты, в то время как вина и прощение задержались на ее прекрасных чертах.
И тогда я произнес знакомые слова, которые она когда-то просила у меня. – Мне нужно, чтобы это прекратилось.
Ее глаза расширились, а тело дернулось, как будто я ударил ее с другого конца комнаты.
Марк шагнул в мое пространство, отчаянно пытаясь заставить меня замолчать, но я наклонился к нему, чтобы держать ее в поле зрения, и крикнул, чтобы она услышала меня сквозь хаос.
- Шарлотта, пожалуйста! Мне нужно, чтобы это прекратилось!
Она закрыла дрожащей рукой рот, в ее глазах заблестели слезы.
- Сядь и заткнись, - прорычал Марк, толкая меня в кресло.
Я сел, но продолжал смотреть на Шарлотту, умоляя ее без слов.
Слезы катились по ее подбородку, когда она начала говорить со своим адвокатом, ее рот двигался со скоростью миллион миль в час, указательный палец был направлен в мою сторону.
Надежда росла в моей груди.
Все еще споря, Таннер и Брэди были выдворены из комнаты, их крики превратились в шепот, когда двери закрылись за ними.
А потом все стихло. Жутко так.
Судья обвел комнату хмурым взглядом. – Кто-нибудь хочет присоединиться к ним?
- Нет, Ваша честь, - ответил за меня Марк.
Шарлотта ответила немного иначе. – Можно мне, пожалуйста, кое-что сказать?
Мое сердце взорвалось.
Судья поднял руку, призывая ее к молчанию. – Спасибо, Мисс Миллз, но я уже достаточно наслушался.
- Подождите… пожалуйста. – Ее испуганный взгляд скользнул к моему.
- Довольно, - бросил он в ответ, и Шарлотта медленно опустилась на стул, побежденная.
От того же самого поражения у меня скрутило живот.
Черт. Черт. Черт.
Судья прочистил горло, а затем развернулся, к несчастью, ко мне. – Как я уже сказал, мне очень жаль, Мистер Риз, но я не могу сейчас принять решение об опеке. Из того, что мне сказали, полиция все еще находится в процессе завершения своего расследования. Как только с вас снимут все обвинения, мы сможем продолжить. Это очень редкий случай, не похожий ни на один из тех, с которыми я имел дело раньше. Поэтому, прежде чем принимать какие-либо решения, я хотел бы лично встретиться с Лукасом Бойдом. Я также назначу опекуна-представителя для этого дела. Он или она будет связываться с каждым из вас индивидуально, включая мистера Бойда, проводить собеседования и домашние визиты, собирать справочную информацию и так далее. Тем временем порядок охраны будет сохраняться.
Мое тело напряглось, и я открыл рот, чтобы возразить, но не смог выдавить ни звука.
- Спокойнее, Мистер Риз. Мы снова соберемся через две недели. И если к этому моменту вы будете оправданы, то сможем обсудить контролируемое посещение в краткосрочной перспективе, пока я не смогу принять окончательное решение.
Моя грудь сжалась, плечи ссутулились, борясь с болью. Две недели казались мне поражением. Прошло уже семь мучительных дней. Неопределенность всего этого медленно обескровливала меня.
Судья продолжал говорить, адвокаты начали задавать вопросы и назначать даты, но я отключился.
Все мои надежды на этот день рухнули.
Но когда я поднял голову, мои глаза снова встретились с ее.
Ее темно-карие глаза, в которых когда-то жила наша общая тьма, теперь горели светом.
- Две недели, - одними губами произнесла она.
- Я не смогу, - ответил я одними губами.
- Я обещаю, что позабочусь о нем. – Она улыбнулась, и, клянусь, это поразило меня, словно молотом.
И это сломало меня во всех нужных местах.
Опустив взгляд, я одними губами произнес. – Ненавижу твою рубашку.
Ее улыбка стала шире, из глаз потекли слезы. – И я тоже.
В груди у меня потеплело, и впервые за неделю мир замедлился.
Она не могла остановить его. Но осознание того, что в каком-то смысле мы все еще были в одной команде, сделало для меня больше, чем что-либо еще в тот день.
- Мистер Риз, - позвал судья. – Вы понимаете?
Я взглянул на Марка, который смотрел на меня, явно не впечатленный рубашкой Шарлотты – или, возможно, тем фактом, что мы болтали с противоположных столов в середине слушания по опеке. Что угодно.
- Да, сэр. Две недели, - ответил я.