Глава 25
Лорен посмотрела на стол, освещённый расставленными по комнате свечами, и на всё остальное, приготовленное с такой заботой: уже холодные блюда, алые розы в вазе, на серебро, сверкающее, как в праздничный день. С мёртвым сердцем она попросила прислугу убрать.
— Спасибо, миссис Фэй. Уже поздно, полагаю, Даниэль не вернётся. Вы были очень любезны, помогая мне с... — она обвела взглядом комнату, украшенную до мельчайших деталей, — со всем этим.
Лорен смущённо опустила глаза, думая, какой жалкой она выглядит в этот момент. Не дожидаясь ответа, направилась в свою комнату и, закрыв за собой дверь, опустилась на пол, обнимая и крепко прижимая к груди колени. Она обманывала себя, думая, что они смогут вдвоём отпраздновать возвращение Даниэля в работу. Он не ответил ни на одно из сообщений, ни на многочисленные звонки. Лорен надеялась, что после этой встречи он снова станет мужчиной из Санта-Моники: имеющим цель и безмятежным. Однако, она с самого начала знала, определённые пристрастия не исчезают только из-за желания избавиться от них.
Её отец был жертвой алкоголизма такой степени, что мог погубить трёх человек. Это смутное воспоминание преследовало Лорен всю жизнь: крики среди ночи, углы дома, где она пряталась вместе с Кларком, к сожалению, всегда недостаточно далёкие от рук монстра.
Лорен должна принять решение, и должна сделать это быстро. До выписки Кларка оставалось семь дней, но из-за ситуации, возникшей с Даниэлем, предвосхищение расставания стало неотложной необходимостью. На следующее утро, если Даниэль так и не вернётся домой, она свяжется с ним телефонным звонком, смс, электронной почтой, даже (если это необходимо), почтовым голубем, но сообщит, что уходит от него.
Лорен от всей души надеялась, что встреча с французскими продюсерами закончилась хорошо. У неё было ощущение, — это единственное звено, которое удерживает Даниэля последним клочком здравомыслия; если всё пойдет не так, как задумано, то надежды на возвращение не будет. Даниэль никогда не упоминал о реабилитации — единственном средстве, позволяющем избавиться от его демонов. В одиночку у него не было шансов спастись.
Лорен лежала на кровати, глядя на освещавшую небо луну. Смерть Хейзел Роуз стала ужасным препятствием на пути к выздоровлению, но приписать вину только этому событию она не могла. Даниэлю хотелось вернуться к привычной жизни, Лорен осознала это уже в дни, предшествовавшие отъезду из Санта-Моники. Падение стало быстрым, а встреча с Адамом — вишенкой на торте. Что он хотел показать этим жестом? Это было какое-то унижение? Хотел, чтобы Лорен узнала, насколько он чувствителен к зову удовольствий? Она ощутила спазм внизу живота, когда вспомнила, как язык Адама ласкал её между бёдер, под нетерпеливыми глазами и руками Даниэля. Не говоря уже об объятиях, которыми мужчины обменялись в момент прощания, которые неожиданно пробудили только что удовлетворённые аппетиты.
Чувство вины за то, что она позволила себе согласиться окутала Лорен со всех сторон почти сразу, а плохо скрываемое презрение Даниэля, когда он вышел из ванной после быстрого душа, обострило раскаяние и стыд. Лорен избегала возвращаться к разговору об этом, как будто той ночи, той встречи и не существовало.
По щеке скатилась слеза и застыла в уголке рта; Лорен потянулась к ней кончиком языка, смакуя солёный вкус, который напоминал сущность возлюбленного. Она слишком долго откладывала прощание, цепляясь за надежду, которую они оба убили в ту ночь, когда Даниэль предложил её Адаму, и она согласилась.
«Ты никогда не будешь совместима с моим миром», — даже этих слов не хватило, чтобы отослать её прочь, заставить бежать от мечты, которая затуманилась как зеркало, слишком испорченное, чтобы отражать истину.
Каждую ночь последней недели Даниэль проводил вдали от Лорен, а когда возвращался, его пронизывал запах других людей. Она не просила объяснений, но также не могла скрыть свою боль, подпитывающую разочарование. Не было недостатка и в уколах, брошенных в наименее подходящие моменты.
«Я не обязан давать тебе разъяснения. Никто не просил тебя оставаться здесь». Даниэль не мог заставить себя попросить Лорен уйти, но не преминул дать понять, насколько излишне теперь её присутствие. Она сопротивлялась сколько могла, цепляясь за любовь, которую испытывала к нему, за надежду, что он очистится от терзающих его душу ядов, мечтая стать лекарством от всяческого зла. Зародившаяся в детстве и ставшая привычкой потребность в спасении людей, которых любила, была главной причиной, почему Лорен до сих пор оставалась на этой вилле.
Наконец, она приняла отставку, а вместе с ней и решение уехать через несколько часов. Подавив рыдание Лорен закрыла глаза и провалилась в сон.
Лорен проснулась среди ночи, покрутилась в постели, пока не легла на спину.
Переливающийся свет луны заливал комнату на погружённой в абсолютную тишину вилле, а её сердце гремело на просторах собственного одиночества. Где был Даниэль? Праздновал в клубе, возможно, вместе с какой-нибудь женщиной, способной полностью его удовлетворить?
Перед чередой невеселых мыслей сон практически испарился. Лорен потерла лицо, чтобы проснуться окончательно, и спустилась на первый этаж, в погружённую в темноту кухню. Включила свет и подошла к огромному холодильнику цвета матовой стали, потом нажала на рычаг, подающий газированную воду. Вздохнула, сделав глоток, поставила стакан в раковину и подошла к французскому окну. Сад казался спящим под защитой ночной тишины. Лорен вышла наружу, где её окутал прохладный ночной ветерок, так отличающийся от городского, душного и загрязнённого. Лунный свет отражался в воде бассейна. Лёгкий ветерок трепал поверхность воды лёгкими волнами, которые несли одиноко плывущий зелёный лист к борту бассейна. Лорен присела на корточки, чтобы подхватить его и поднести ко рту; она чувствовала досадное сходство между собой и этим крошечным листочком. И это чувство не было утешительным.
Она разжала пальцы и уронила лист на лужайку. Когда повернулась, чтобы уйти, то увидела свет, исходивший от крытого бассейна. Никто, кроме Даниэля, не имел разрешения на доступ к нему, но его не было дома, если только... Дрожа, Лорен зажала себя в объятиях, пока ноги сами по себе двигались в направлении строения в палладианском стиле. Она понимала, ей нужно остановиться и вернуться в комнату, запереться там и попытаться заснуть. Рациональная часть разума выкрикивала ей множество предупреждений здравого смысла, которые сердце велело игнорировать. И она, как всегда, последовала советам этой безмозглой мышцы.
Чем ближе приближалось здание, тем больше замедлялись ноги, пока Лорен не остановилась в нескольких метрах от входной двери. Она могла бы заглянуть в заднее окно (Лорен была уверена, что найдет в сарае для инструментов подходящую лестницу), но в ней неумолимо росло желание открыть дверь. Живот скрутило под действием болезненного влечения, не отличающегося от того, которое испытываешь, видя дорожно-транспортное происшествие — одновременное любопытство и раздражение. Она хотела увидеть и в то же время боялась того, что откроется за порогом.
Сердце бешено колотилось в груди, животе, затылке.
«Вернись в дом, вернись!» — уговаривала она себя, одновременно надавливая на ручку рукой. Горло мучительно сжималось, а глаза обжигали непролитые слёзы.
«Убери руку, ты знаешь, что обнаружишь!» Ручка уже вращалась, и дверь открывалась. Ноздри защипал резкий запах хлора и тёплого пара. Лорен медленно открыла дверь и вошла в помещение, которое украшали статуи в классическом стиле. Сводчатый потолок был покрыт позолоченной мозаикой, и журчали фонтаны в форме сатиров и нимф.
Всё это должно напоминать бассейн Древнего Рима, по крайней мере, как это представляли себе калифорнийские архитекторы и декораторы. Бассейн располагался за большим фойе.
На дрожащих ногах Лорен продолжала идти вперёд, проводя ладонями по безразмерной футболке Даниэля, в которой любила спать. Арку, которая вела в следующий зал, ничто не закрывало. Девушка задержалась возле прохода, положив ладонь на гладкую поверхность плитки. Стоны, похожие на стоны страдания, заставили вздрогнуть. У неё ещё было время уйти не замеченной, но если она не увидит собственными глазами происходящее, то будет жить вечно в раскаянии за то, что отступила, когда была необходима её помощь.
Лорен глубоко вздохнула и уверенно двинулась вперёд, пока внезапно не остановилась… её сердце рухнуло на пол, разбиваясь на тысячи осколков.
В нескольких шагах от неё находился Даниэль, слишком увлечённый смуглой красотой, за бёдра которой цеплялся, чтобы заметить присутствие Лорен. Он проникал между пышными ягодицами мощными и быстрыми толчками, запрокинув назад голову, отчего на шее напряглись сухожилия. При каждом проникновении мускулы на его ногах подёргивались, ягодицы сжимались, а ритм толчков и стоны женщины были синхронными.
Со слезами на глазах Лорен рассматривала женщину: большая подпрыгивающая грудь, кошачья грация изогнутой спины, обрамляющие лицо длинные тёмные волосы. Лорен затаила дыхание, когда поняла кто это. Аида!
Прижав руку к груди, Лорен спросила себя: сколько раз Даниэль прибегал к услугам эскортницы, пока они были вместе? Тень Лорен привлекла внимание мексиканки, которая, не переставая извиваться на члене Даниэля, подняла глаза и пригвоздила её злобным взглядом.
Аида не выказала ни удивления, ни возмущения, лишь взглядом бросила ей вызов, трахая мужчину, которого Лорен любила больше своей жизни. Тут Лорен заметила и других людей, занятых подобным в каждом углу бассейна. Наконец, Даниэль тоже повернулся лицом к входу, но, заметив Лорен, лишь увеличил темп, оскалив зубы как свирепый зверь, желающий отстоять свою трапезу.