Бах!

Мощный удар. Чернота. Я опрокинулся в вихрь красных звезд с таким чувством, словно по мне только что прошел товарный поезд.

Помнится, она развернулась вокруг своей оси и выбросила ногу. Я ничего не успел сделать.

Дальше я не помню.

Когда я пришел в себя, перед глазами у меня стоял туман. Юрий поддерживал меня под голову.

Мне пришлось подождать целую минуту, пока зрение не прояснилось. Дакота обнаружилась позади Юрия. На ее лице (когда я смог его различить) застыло сложное выражение беспокойства и одновременно уверенности в своей правоте, в духе: мне очень жаль, но вы сами этого хотели.

Не было произнесено ни слова.

Я уронил голову назад и расхохотался. «Черт возьми, вы что, пианино на меня обрушили, как какой-нибудь персонаж из мультика?» — отчетливо подумал я.

Долгая пауза. В ее глазах полыхнула молния, но вместе с тем она как будто расслабилась.

«Я хотела вас только оглушить… Если бы я не сдерживала удар, я могла бы сломать вам челюсть…»

Эта простая фраза сразила меня наповал.

Я «услышал» слова, явственно произнесенные в моей голове помимо моей воли. Это был даже не мой привычный внутренний голос, нет, голос был женским, и, кроме того, сообщение сопровождалось эмоциональной бурей. Радостное возбуждение, почти доходящее до транса; я даже узнавал некоторые нейростимуляторы, к которым я ранее прибегал. Вроде бы похоже на «квазар Икс-Пресс»? Или на эту, как ее… «гиперплоскость»?

«Если вы имеете в виду альфа-9-лого-метаэндорфин, то да, это оно».

— Я не знаю такого соединения, — ответил я мысленно.

— Неудивительно, — отозвался голос в моей голове, — его только мы умеем синтезировать.

Бум! Новый выброс.

В те времена, когда я употреблял наркотики, мне тоже случалось пускаться в размышления, но впервые в жизни я ощущал, что делаю это не в уединении своей черепной коробки.

«Вы управляете на расстоянии моими нейровербальными центрами при помощи специальных веществ, которые позволяют вам установить контакт между вашим и моим сознанием, я угадал?» — мысленно спросил я.

Она громко рассмеялась, немало удивив Юрия, озадаченно наблюдавшего за нашим неподвижным танцем.

«Нет, — снова раздался в голове ее голос. — На самом деле все намного сложнее, но пусть для вас будет так, как вы сказали, тем более, что это единственная доступная вам реальность…»

Я неотрывно смотрел на нее, и внезапно мне пришла в голову очень простая мысль. Случилось, подумал я, вот и явился преемник Homo sapiens.

Давно пора, сказал бы мой дед.

Я поднялся на ноги, потер свою многострадальную челюсть и спросил у Юрия, какие у него планы на ужин, потому что пора открывать шампанское. Юрий в ответ поинтересовался, не тронулся ли я умом.

Мне понадобилось провести несколько дней за нейрокомпьютером, чтобы внести в генетическую карту Дакоты оставшиеся показатели — пробы кожи, тесты на антивирусы и резус-фактор.

На то, чтобы аккуратно вставить эту карту в персональный нейрочип Дакоты, ушло еще полторы недели, включая сюда время, затраченное на изготовление голограммы ее ДНК и аббревиатуры «ООН», согласно стандартам, заложенным в памяти пиратской программы.

И это при том, что я удвоил свои усилия; по уровню работоспособности я практически вернулся на пятнадцать лет назад.

Я был очень доволен собой, когда снова прибыл в Центр через две недели после моего последнего визита.

*

Я дал себе зарок, что, передавая ей карту, буду держать себя в руках, не стану рисоваться, а просто объясню ей, в чем суть этой вещицы.

— Итак, — скороговоркой начал я, — это аутентичная кредитно-идентификационная карта, утвержденная ООН. В нее заложены ваши генетические показатели, но ваше имя теперь — Ронетт Энджел Дункан, и вы — американка. Имя и происхождение программа выбрала случайным образом из базы не слишком скомпрометированных индивидуальных данных. То есть я хочу сказать, что существует настоящая Ронетт Дункан, родившаяся в тот же год, что и вы… Единственное отличие — подлинная Ронетт Дункан погибла в возрасте трех лет в автокатастрофе в Бирме в те времена, когда еще не было карт с нейрочипами. Вас могут раскрыть только в том случае, если полиция уже задерживала вас за что-то или если копы станут копать вглубь. А так — к вашей генетической карте не придерешься, и ООН-голограмма безупречна. Самое худшее, что может случиться — это если кто-то назовется Дакотой Новотны-Барроуз и станет пользоваться генетической картой, аналогичной вашей… Тогда нейроматрицы ООН обнаружат подлог.

— Отлично, — сказала она. — Ронетт Дункан… Сколько я вам должна?

Я не удержался от улыбки, но, заметив, что Дакота начинает закипать, вновь надел на себя личину Серьезного Крутого Суперпрофессионала.

— Ну, если вам интересно, то это встало мне примерно в сто тысяч юни-долларов. Знаете, такие маленькие бумажки, синие и белые, с портретами нобелевских лауреатов?

Казалось, такой поворот событий ее озадачил. Она глубоко задумалась, машинально покусывая нижнюю губу.

— Не берите в голову, — прервал я ее размышления, — все сговорено между Юрием и мной. Мы условились, что вы нам ничего не должны, и не спрашивайте, почему, я все равно вам не отвечу.

Мысленно перебрав все благовидные предлоги, по которым мы, особенно я, могли так поступить, я предпочел просто ничего не объяснять. Свои слова я сопроводил взглядом, который мог бы ей многое рассказать.

Она с любопытством посмотрела на меня и расхохоталась.

Меня захлестнула волна эмоций и сердце опять бешено заколотилось. Я предпринимал колоссальные усилия, чтобы не выдать себя.

Юрий в глубине комнаты склонился над своим древним пятилетним нейрокомпьютером.

Мы с Дакотой сидели по разные стороны дивана, и я прекрасно понимал, что это всего лишь перемирие.

— Я ничего не потребую у вас взамен, можете не сомневаться.

— Вот уж не надо. Я возмещу вам все расходы. Я передам деньги через Юрия.

Я слегка улыбнулся. Ах, эта невинная ложь сбежавших из дома детей, как она была мне знакома. Я сам не раз прибегал к ней, когда был в возрасте Дакоты. Они даже не лгут нарочно, просто потом какая-нибудь «причина» мешает им сдержать свои обещания. И хуже всего, что это истинная правда.

— Забудьте, Дакота, — сказал я. — Единственная вещь, о которой я хотел бы вас попросить…

Я умолк, глядя в стену. Говорить или не говорить? Я заметил, что мои внутренние колебания не оставили ее равнодушной, и потому продолжил:

— Во-первых, не используйте меня больше как боксерскую грушу, роль плюшевого мишки мне подходит намного лучше. Во-вторых, не держите меня за самодовольного идиота; даже если я против своей воли выгляжу именно так, у меня голова работает как надо, вы увидите. В-третьих, не откажитесь пойти со мной куда-нибудь пропустить стаканчик.

В-общем, я все-таки высказался. И увидел, что мои слова вызвали в ней интерес.

— Пойти куда?

— Неважно. У вас теперь есть карта, вы можете идти куда угодно, в Город-Музей, в Чайнатаун… Это вам о чем-нибудь говорит?

— Пойти куда? — повторила она, и я понял, что она хочет, чтобы я назвал конкретное место.

На мгновение я задумался.

— Ну, я знаю один бар в Гран-Туннеле, где продают алкоголь и…

— Отлично, — сказала она. — Идемте.

Гран-Туннель представлял собой обширную территорию на берегу реки на месте ответвления трассы A86. Этот недостроенный отрезок трассы во время гражданской войны подвергся артиллерийскому обстрелу. Более полутора километров дороги уходило в туннель, являвшийся ныне самым большим кибербазаром южного пояса.

Проломы от снарядов были затянуты где парашютным шелком, где — пластиком, из которого обычно делают мобильные шлюзовые камеры для работы в помещениях с высокой радиацией. Бетонная плита над западным участком туннеля служила фундаментом для ряда зданий, некогда заброшенных, а сейчас превратившихся в подпольные бары. Мы отправились в «Рандом». Всю ночь мы пили пиво и какой-то контрабандный мексиканский алкоголь, слушая старые песенки начала века.

Я поведал ей, о чем мне рассказал Юрий, и попросил рассказать о жизни на Луне или в орбитальном городе-кольце. Она, в свою очередь, попросила меня рассказать, как живут на Земле.

Я к тому времени уже неплохо набрался и потому не сразу заметил, что рассказываю ей свою жизнь. Хотя между нами явно налаживался контакт, в какой-то момент я вдруг почувствовал себя смешным: если она успела подключиться к моим самым затаенным воспоминаниям, то ей и так все обо мне известно…

Этот приступ паранойи только вызвал у нее смех. Она рассказала мне, как на самом деле работает ее способность. Нужны годы тренировки, чтобы научиться контролировать нейронные связи мозга, синтезировать кортикальные белки и управлять квантовыми реакциями, которые приводят в действие ее силу. Проникать в глубь человеческого сознания и подчинять себе его психику помимо энергетических затрат требует значительного умения. Нужно не просто обладать даром, но и знать, как им пользоваться, что, в общем-то, верно для любого проявления человеческой природы. Дакота сравнила это с боевыми искусствами; кстати, их тренировки на военной станции как раз основывались на технике йоги и кунг-фу. Применение «паранормальных» способностей возможно только при условии идеального владения собственным телом.

Мне довелось узнать это на собственной шкуре.

В моей голове беспрестанно сменяли друг друга завораживающие иллюстрации из героико-эротической манги: Дакота в образе юного ниндзя, в черном обтягивающем комбинезоне и светоотражающих очках, похожих на два непроницаемых диска, исполняет смертельный танец в невесомости внутри просторной тренировочной капсулы, нашпигованной ловушками и электроникой. То и дело проскакивали прямо-таки порнографические картины, которые мой мозг старался подавить (удавалось не всегда).